Домино был осторожный зверь.
Он начал уже медленно пятиться назад, выбирая почву своими стройными
лапами и ставя их не на шероховатые места, а лишь на ровную, гладкую
землю, как вдруг - щелк! - Домино оказался пойманным, и на этот раз уже не
за широкую спину, которую капкан не мог удержать, а за ногу. Да, теперь он
попался крепко!
Напрасно он прыгал и напрягался, напрасно грыз зубами ненавистный
капкан: стальные челюсти не выпускали его лапу, и все усилия освободиться
только утомляли его.
Так прошло два часа в безнадежной, изнуряющей борьбе. Домино то лежал,
измученный и задыхающийся, то опять впадал в бессильное бешенство, кусал
холодное, неумолимое железо и вырывал зубами молодые кустики, торчавшие
кругом. Много раз он бился и напрягался, много раз, обессиленный, замирал.
Он очень страдал. Страх и боль смешались в этом страдании; но временами
вспыхивала ярость. Тогда, измученный и ослабевший, он на миг становился
сильным и начинал рваться и грызть капкан.
Так прошел день... Так прошла еще одна долгая, томительно долгая ночь.
С первыми проблесками рассвета послышались чьи-то шаги. Несчастный,
измученный, испачканный в пыли, выбившийся из сил лис поднял свою еще
недавно такую красивую мордочку и с ужасом увидел своего заклятого врага -
лань с пятнистым детенышем! Домино притаился, как мертвый, надеясь
ускользнуть от внимания лани, но, увы, ее зрение и чутье были слишком
остры. Она тотчас заметила лиса. С фырканьем поднялась она на дыбы, вся
шерсть ее ощетинилась, зеленые огоньки бешенства сверкнули в глазах, и она
бросилась на пойманного зверя. Домино увернулся. Он отскочил, насколько
позволяла цепь капкана, но дальше бежать не мог. Лань как будто знала это:
теперь враг был в ее власти, и единственной ее мыслью было сокрушить его.
Торжествуя легкую победу, она подпрыгнула, как прыгают лани, желая
раздавить ядовитую змею, высоко над головой Домино, чтобы обрушиться на
него всей своей тяжестью. Он дернулся было в сторону. Спасения не было, и
копыто изо всех сил ударило... но - о, счастье! - не лиса, а мимо, по
пружине страшного капкана. Стальные челюсти широко раскрылись, и Домино
был свободен.
Собрав остаток сил, он бросился к ближайшей изгороди и юркнул в щель.
Лань несколько раз обегала изгородь кругом, но лису, несмотря на всю его
слабость и изнеможение, все-таки каждый раз удавалось снова проскальзывать
на другую сторону. Наконец, на его счастье, детеныш лани пронзительно
закричал, призывая к себе мать, и та оставила преследование, а Домино,
хромая, медленно поплелся домой.
Глупому нужно много раз попасться, чтобы научиться чему-нибудь, а для
умного довольно и одного раза, чтобы стать еще умнее. Этих двух страшных
уроков было совершенно достаточно для Домино. С тех пор он на всю жизнь
понял, что не только нужно сторониться запаха железа и человека, но
следует вообще остерегаться всех необычных запахов.
Необычные запахи таят в себе гибель.

14. ЛЕТО И ДЕВОЧКА
Однажды, в начале лета. Домино ковылял на своих трех лапах около фермы,
стоявшей на высоком бугре. Это был старинный дом с обширным садом и
большим огородом, который тянулся почти до самого леса и занимал все
открытое пространство вокруг дома. Тут легко было подойти незамеченным, и
Домино бродил всюду, принюхиваясь ко всему, что останавливало на себе его
внимание. Наконец он нашел прорытую курами лазейку под оградой и пролез в
огород. В огороде он долго крался среди разросшейся ботвы картофеля, затем
среди густых кустов смородины. Осторожно двигаясь вперед, он увидел в чаще
что-то маленькое, черное и блестящее. Он остановился как вкопанный и
вскоре понял, что это глаз индюшки, сидящей на яйцах.
Как раз у хвоста, в конце спины, у каждой лисы есть маленький пучок
волос, который щетинится при возбуждении. Обыкновенно он бывает
какого-нибудь особого цвета, но у серебристой лисицы - всегда черный.
Только по этому ощетинившемуся пучку можно было заметить волнение Домино
при виде такой роскошной добычи. Но пока он еще стоял в нерешимости, сзади
послышался какой-то звук, и, повернув голову, Домино увидел невдалеке
маленького человечка.
- А, лисичка! Ты, кажется, собираешься напроказить? - сказала с упреком
девочка.
Домино вздрогнул, услышав звуки человеческой речи. Он приготовился к
прыжку, но не прыгнул. Девочка не казалась ему особенно опасной - она была
такая маленькая. А индюшка была слишком соблазнительна.
Страх боролся в Домино с охотничьим инстинктом. Косясь на девочку, он
шагнул к индюшке. Девочка вскрикнула и побежала. Этот крик решил дело:
быстрым прыжком Домино скрылся в кустах. Индюшка была спасена.
В тот же вечер девочка спросила отца:
- Папа, если бы у тебя индюшка высиживала яйца в лесу, как бы ты
защитил ее от лисиц, не вредя лисицам?
- Я положил бы вокруг несколько кусков железа, и тогда ни одна лиса не
подошла бы близко, - ответил отец.
После этого девочка взяла в саду кусок цепи, сломанный сошник, подкову
и разложила их вокруг гнезда индюшки.
Через несколько дней Домино опять пришел за индюшкой. Он хорошо
запомнил место, где встретил такую лакомую добычу.
Он шел осторожнее, чем всегда: ведь здесь, рядом с индюшкой, он мог
встретить человека. Однако, прежде чем индюшка успела поднять тревогу,
обоняние и зрение предупредили его о присутствии опасных, пахнущих железом
вещей. Он попятился и попробовал подойти с другой стороны, но и там
оказался один из этих зловещих предметов. Голос благоразумия шептал:
"Назад!" - и Домино ушел.
Девочка так и не знала бы об этом, но на другой день отец сказал: "А
знаешь, дочка, ведь я сегодня утром видел свежие лисьи следы в картошке".
Таким образом, обманутый Домино принужден был оставить в покое индюшку,
но вскоре он нашел другую добычу - курицу на гнезде. Одним укусом он
перегрыз ей горло и потащил к себе, однако по дороге сообразил, что
напрасно не воспользовался целой кучей яиц. Поэтому, зарыв курицу в
листьях в лесу, он вернулся и, перетаскав яйца одно за другим на опушку
леса, спрятал их там, отметив тайник выделением из своей мускусной железы,
чтобы самому найти их впоследствии и чтобы другие лисицы знали, что это
его собственность. Затем он вырыл курицу и отнес ее домой.
Куриные яйца могли долго пролежать и подвергнуться множеству изменений,
прежде чем понадобятся Домино. Но зато на случай нужды они всегда были
наготове, и в голодное время он, конечно, съел бы их даже тухлыми.
Домино прятал добычу уже не первый раз. Некоторые лисы не прячут пищи,
но только потому, что они плохие добытчицы и никогда не имеют что
спрятать. Те же лисы, которые охотятся успешно, быстро усваивают привычку
прятать добычу.
Месяц спустя внимание Домино привлекли ягоды терна, которых в тот год
уродилось необычайно много. Он пожевал и проглотил одну-две ягодки. Однако
они не особенно ему понравились, потому что он был в это время сыт и
жирен. Тем не менее его забавляло подпрыгивать и срывать красные гроздья.
Сперва он просто разбрасывал их, затем накидал целую кучу. Наконец
все-таки инстинкт накопления взял верх: он зарыл эту кучу в листья и
оставил мускусную заметку на соседнем пне. В случае нужды он мог бы
отыскать этот запас ягод даже под снежным сугробом.

15. НАСЛЕДНИК ДОМИНО
В это лето Домино, хромой, не мог бегать скоро, но, на его счастье, и
враг его, быстроногая Гекла, тоже был еще калекой. Домино приходилось
добывать пищу для своих детей, а мать-природа в этом году была особенно
щедра, охота удавалась на славу, и каждый день он приносил домой живую
дичь; то это была просто какая-нибудь лягушка, из-за которой малышам
приходилось проделывать целый ряд головоломных прыжков, прежде чем она
давала себя поймать; то жирная полевая мышь, которая забиралась под
листья, и лисята успевали нахватать полные рты песка и травы, прежде чем
какому-нибудь счастливцу удавалось наконец схватить юркого зверька. Но
однажды отец принес им для упражнения другого рода добычу.
Домино наметил свою жертву, бродя в тумане около реки. Животное,
которое он выслеживал, ходило сначала по воде на мелком месте, а затем
взобралось на лежавшую в реке колоду и уселось на ней, искусно открывая и
пожирая ракушки. Это была громадная выхухоль. Своими крепкими желтыми
зубами она с треском разгрызала створки раковин и из-за этого шума совсем
не слышала, как подкрался к ней наш охотник. Мелькнул черный мех, и через
несколько мгновений борьбы Домино уже держал выхухоль за шею. Напрасно она
извивалась, пищала и скрежетала острыми, как резец, зубами: он бежал во
всю прыть и через двадцать минут был уже у норы.
Услышав хорошо знакомое фырканье отца, лисята стремглав выскочили из
норы, толкая друг друга. Отец выпустил добычу. Лисята тотчас же кинулись
на нее, но это была живая выхухоль, а выхухоль сопротивляется отчаянно.
Она бросалась то туда, то сюда, расшвыривая в стороны лисят, которые
прыгали вокруг нее, как собаки вокруг медведя, и с визгом отскакивали
прочь, отведав ее острых зубов. Только один из них не отступил перед
выхухолью даже после трех схваток. Он был не больше ее самой и не больше
своих братьев, но, очевидно, обладал врожденной отвагой, и, пока остальные
стояли кругом, он продолжал сражаться. Это был поединок на жизнь и на
смерть. Лисенок подбирался все ближе к голове выхухоли и наконец впился
врагу прямо в горло. Он держал выхухоль за горло, пока не прикончил ее, и
после этого вся семья принялась за пиршество.
Родители спокойно смотрели на эту битву. Какое же чувство удерживало их
от вмешательства и почему они не умертвили выхухоль сами? Быть может, дело
станет яснее, если мы спросим себя, зачем отец-человек дает сыну решать
задачу, легкую для него самого, но трудную для мальчика.
Этот смелый лисенок не был самым большим, но он был одним из самых
темных. Он вырос впоследствии достойным наследником своего отца, и
желающие могут прочесть его историю в летописях верховьев Шобана.
"Месяц Гроз" медленно подходил к концу, и лисята уже заметно подросли.
Некоторые из них были теперь ростом с мать, и тут начался неизбежный
распад семейных уз; сперва самый большой из братьев, а затем и сестры
стали чаще и чаще охотиться самостоятельно и не приходили домой по
нескольку дней. Так они все более отвыкали друг от друга, и наконец, к
концу "Красного месяца жатвы", все разбрелись в разные стороны. В норе
остались только Домино и Белогрудка.
К началу осени лапа Домино совсем зажила, и он по-прежнему стал самым
быстроногим лисом Голдерских холмов. Как прежде, он мог удрать от любой
собаки. Теперь он снова был в полном расцвете сил и вполне владел своим
величайшим даром - быстротой. Во всех окрестных горах не было ни одной
лисицы, которая могла бы поспорить с ним в беге, и ни одной собаки,
которой он опасался бы. Легкие его, казалось, обладали беспредельной
выносливостью, а ноги были так же крепки, как легкие. Он сам наслаждался
своей быстротой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСПЫТАНИЕ И ТОРЖЕСТВО

16. ДИКИЕ ГУСИ
Каждый год весной и осенью на Голдерские холмы прилетали стаи
длинношеих диких гусей, оглашая воздух громкими криками. Они не оставались
тут надолго, но все-таки появление их всегда привлекало сюда охотников.
Домино давно чутьем угадывал, что гуси - хорошая дичь, но однажды он
убедился в этом на деле, найдя в болоте только что убитого гуся, который
успел уйти от подстрелившего его охотника и околел в болоте. В тот день
Домино и Белогрудка сытно пообедали.
Гуси паслись в поле и на болоте. Домино не раз пробовал подкарауливать
их, но осторожность и проворство этих птиц были необычайны: с таким же
успехом он мог бы охотиться за ними на широкой глади озера. Однако
существует такой способ охоты, который дает возможность охотнику близко
подходить к сидящей птице или к притаившемуся зайцу. Вот этот способ и
применил Домино в охоте на гусей.
Небольшая стайка гусей паслась на сжатом поле. Домино и Белогрудка
целый день рыскали по берегу реки в кустах, высматривая, где бы удобнее
подобраться к гусям. Но со всех сторон гусей защищало открытое
пространство, и все время, оберегая стаю, какая-нибудь длинная шея торчала
кверху, подобно сторожевой башне. Тогда лисья пара затеяла игру, которая
применяется с незапамятных времен, неведомо кем придуманная.
Домино спрятался в кустах, на одном конце сжатого поля, а Белогрудка
отправилась на другой конец и там, выйдя на открытое место, начала
проделывать разные забавные штуки: она то каталась по земле, то
кувыркалась в воздухе, то распластывалась на животе и виляла хвостом. Гуси
повернули головы в ее сторону, дивясь, что за странное представление дает
им лиса. К тому же лиса была далеко и не внушала им никакого опасения.
Любопытство птиц было сильно возбуждено, и они продолжали глазеть, а
Белогрудка, пользуясь этим, с каждым прыжком все приближалась к ним.
Наконец всегда подозрительный старый гусак заметил ее хитрость и, не
подавая виду, не поднимая тревоги, так как не было еще ничего особенно
опасного, отошел на несколько шагов. Прочие гуси - очевидно, его семья -
отступили вместе с ним. Но глупая лиса продолжала кататься и кувыркаться
по земле, как гонимый ветром клок сена. Все это было очень забавно, но
старый гусак не поддавался на ее хитрости и с каждым коварным движением
лисы продолжал отступать все дальше.
Таким образом игра тянулась несколько минут, и в конце концов гуси были
оттеснены почти к самому концу поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9