– Теперь можешь идти, – сказал он холодно.Энтони знал, что продал себя в некий вид странного рабства, но он обнаружил, что ему легко учиться. Он проглатывал книги, которые давал ему учитель, изматывая его тем, что отказывался уходить, когда преподаватель давал понять, что урок окончен. Математика давалась ему без труда – ведь он изучал ее на практике с тех пор, как ему исполнилось шесть. Но теперь мир расширился для него географически, и прошлое стало реальностью благодаря блестящему преподавателю истории. И магия написанного слова, музыки и живописи открыла для Энтони неведомые до того грани наслаждения. Когда он не был занят на уроках, он проводил время в библиотеке хозяина, с восторгом беря в руки и прочитывая одну редкую книгу за другой. Бережно доставая их с полок, Энтони благоговейно думал об их возрасте, любовался хрупкими рукописными страницами. Он касался мягких кожаных обложек чуткими пальцами, представляя себе человека, так давно создавшего эту книгу – на века. Он рассматривал картины мастеров живописи, которые были развешены повсюду в доме, старался узнать побольше об особенностях и технике письма каждого художника, и вскоре у него сложилось собственное мнение о тех, кого он особенно полюбил.Одетый в превосходные серые брюки и голубую рубашку, с однотонным темно-голубым галстуком и в блейзере с золотыми пуговицами, Карральдо обедал с тем человеком. Хотя, конечно, он обращался к нему по имени; но про себя Энтони всегда называл его «тот человек» – словно подсознательно не хотел знать, кто он. Хозяин всегда задавал Карральдо вопросы, касавшиеся его занятий, и довольно кивал, когда Энтони отвечал быстро и умно. Он решил, что Карральдо не хватает физической активности и что ему следует также брать уроки тенниса, плавания и фехтования. Энтони особенно нравилось фехтование. Надев белую форму и маску, размахивая рапирой, он чувствовал себя кем-то вроде Дугласа Фэрбэнкса из одного из тех старых фильмов, которые хозяин с удовольствием смотрел несколько раз в неделю в собственном маленьком кинотеатре на нижнем этаже.Энтони удивлялся, как легко он вошел в мир роскоши, где все вещи делаются для тебя и за тебя. Особняк и прилегающая к нему территория всегда содержались в образцовом порядке молчаливой армией слуг и садовников; его одежда была всегда выстирана, вычищена и выглажена; завтрак приносился в комнату для занятий, где он уже находился с шести утра – и ленч тоже. Обедал он всегда с тем человеком. Стол был неизменно прекрасно сервирован ливрейным лакеем в белых перчатках; обязательно было превосходное вино, чьи достоинства подробно разбирались хозяином, дабы просветить Карральдо и в этой области. Конечно, все это очень дорого стоило. Прекрасные сады были окружены высоким забором и охранялись вооруженной охраной со злыми черными собаками. У ворот на территории особняка тоже была охрана, и еще у каждой двери в дом. Безопасность также обеспечивалась охранной сигнализацией и – при необходимости – лучами прожекторов. В этом особняке «тот человек» жил словно узник вот уже полвека. Но, конечно, к нему постоянно приходили различные люди – некоторые из них выглядели официально или по-деловому, другие – зловеще. Появлялся и скромный люд из близлежащих кварталов. Хозяин встречался с ними со всеми.Конечно, это была слишком уединенная жизнь для молодого человека, хотя Энтони и был привычен к одиночеству. Но она была роскошной и интересной, и Карральдо даже хотел, чтобы так было всегда. Все было на своих местах. Кроме одной вещи. Секс. Вернее, отсутствие его. Уличная жизнь Неаполя исключала возможность того, чтобы это могло оставаться частным фактом. Первую подобную сценку Энтони наблюдал из темного дверного проема в возрасте шести лет. Некоторые из мальчишек предлагали себя взрослым мужчинам за деньги, другие, казалось, часто имели приключения подобного рода – они описывали их потом в мельчайших подробностях и с большим преувеличением. Энтони слушал их разговоры о том, что они ощущают при этом… какая это хорошая штука, и он испытывал беспокойство в своем собственном теле. Когда ему исполнилось тринадцать, он выглядел на все семнадцать. Однажды он пошел на квартиру, в которой, как он слышал, умирал старик, надеясь попасть туда первым, убедиться собственными глазами и предложить им похоронные услуги какого-нибудь из своих клиентов. Дверь открыла молодая женщина – года так двадцать три или четыре – в полном расцвете и широкобедрая. Ее вьющиеся темные волосы падали на плечи. Она уставилась на него подозрительно, запахивая свой дешевый шелковый халат на груди. С большим усилием Энтони отвел взгляд от ее форм и начал объяснять, что прослышал, что она будет нуждаться в похоронных услугах.– О, да! Он умирает. Слава Богу! – воскликнула она. Потом, все еще пристально глядя на него, она добавила, – вам лучше зайти внутрь, чтобы мы могли обсудить эти дела.Она села рядом с Энтони на обшарпанный бархатный диван. Он мог видеть лежащего в кровати человека, его серо-белое лицо было повернуто в их сторону. Оно было старым и сморщенным, но глаза были живыми и беспокойными. Он смотрел на них.– Я не знаю, каким чудом он еще коптит небо, – бросила она, глядя равнодушно через комнату. – Доктор сказал, что он должен был помереть еще неделю назад.Он старый – пришел его день… пора ему отправиться к создателю и уступить место более молодому мужчине.Она посмотрела на него с какой-то мыслью в глазах, потом пошла на кухню и принесла открытую бутылку красного вина.– Сколько лет вашему отцу? – спросил вежливо Энтони.– Моему отцу? – воскликнула она с издевательским смешком. – Но это – не мой отец! Это – мой муж!Наполнив оба бокала, она протянула один из них Карральдо. Когда она наклонилась вперед, ее халат распахнулся на груди, и Энтони спешно заглотнул свое вино, с отчаянием сжимая колени, чувствуя нарастающее желание. Ее груди были как две тяжелые груши, а ее оливковая кожа выглядела гладкой и нежной.– Давайте выпьем еще вина, – предложила она, снова наполняя бокалы. – И скажите мне, зачем вы здесь.Ее пухлая рука оказалась у него на бедре, когда она придвинулась поближе, глядя ему в глаза и не делая никаких попыток запахнуться. Осушив свой бокал, она хрипло заговорила.– Вы имеете понятие о том, что такое заниматься любовью со стариком? Залезать в его постель? Боже, – неожиданно застонала она, каким-то гнусным взглядом посмотрев на полуоткрытую дверь, а затем – на Энтони. Он содрогнулся. Потом она неожиданно пробежала руками по телу Карральдо. Он положил руку ей на грудь, и она задрожала.– О-о-х! – взвизгнула она. Ее халат упал с плеч, когда она опрокинулась на диван, таща Энтони на себя. Машинально он спрятал лицо у нее на груди, и тут он словно стал другим человеком. Он почувствовал себя сильным, могущественным, властным, словно обладал каждой женщиной в мире. Женщина застонала опять от наслаждения, когда увидела его напрягшуюся плоть. Когда он вошел в нее, Энтони показалось, что он услышал слабый звук из соседней комнаты. Повернув голову, он увидел, что глаза лежащего прикованы к ним.– Еще, – хрипела она, – сильней, сильней… давай! Делай мне больно!.. Он буквально сверлил ее, убыстряя ритм, ее ногти царапали его спину. Хотя это и был его первый раз, он дошел до последней точки только тогда, когда она заорала, чтобы он перестал.Энтони быстро поправил одежду. Все еще совершенно обнаженная, она прошлась через комнату в спальню и посмотрела на лежавшего.– Прекрасно. Вот еще одна польза. Это сделало свое дело, – сказала она ровным холодным голосом. – Старый ублюдок умер.Ее жуткий повизгивающий смех преследовал Энтони, когда он выскочил из комнаты, помчался по ступенькам и вырвался на улицу.После того, как он узнал, что это такое, было довольно просто найти то, что нужно – это продавалось на каждом углу улицы. Или, как в первый раз, появлялась случайная возможность. Внезапно ему стало казаться, что весь мир вращается вокруг секса. Это полностью затянуло его, и вскоре он обнаружил вечеринки, где секс был названием игры. И он открыл, что ему нравились две девушки или даже три… ему нравилась грубость этой затеи… он хотел, чтобы они стонали от боли так же, как и от наслаждения, умоляли его о пощаде… он хотел безусловной власти над ними. Он был их хозяином, они были его рабынями.А теперь, на вилле, от него ждали, что он будет целомудренным и направит все свои мысли на учебу. Странно, но через какое-то время он стал наслаждаться самодисциплиной. Он чувствовал себя подобно новообращенному монаху и просто перенес всю свою энергию на упорные занятия плаванием и фехтованием.Не было никакого сомнения, что «тот человек» привязался к Карральдо. Он был у него в милости. Когда Энтони пожаловался на сильные боли в желудке, тот встревоженно пригласил врача, и когда был поставлен диагноз – аппендицит, он лично сопровождал Энтони в больницу в большом черном «мерседесе», за рулем которого сидел шофер. Машину сопровождал эскорт полиции и выли сирены. Он не покидал больницу в течение всей операции, оставив груду сигаретных окурков в пепельнице особо комфортабельной комнаты для посетителей. Когда Энтони везли на каталке из операционной, «тот» сначала удостоверился на все сто, что Карральдо не был больше в опасности, и только потом уехал. Он вернулся позднее с немыслимо огромными корзинками фруктов и цветов, и кипой книг, которые он специально выбрал для больного – те, которые, по его мнению, могли порадовать Энтони.После этого, он стал больше времени проводить с Карральдо в течение дня, и постепенно начал вводить его в курс своего «дела», объясняя его структуру и специфические сферы влияния. К тому времени, когда Энтони официально исполнился двадцать один год – как всегда, он требовал, чтобы ему прибавляли четыре года – он знал все секреты хозяина, а также то, что «тот» прочит его в свои наследники.Два месяца спустя с хозяином случился первый удар. Это было не очень серьезно, но он оказался прикованным к инвалидному креслу. Неожиданно он стал казаться хрупким и уязвимым, и Энтони понял, что сам привязался к нему. Он заботливо ухаживал за ним. Этот человек вытащил его из грязи и превратил в цивилизованное существо; он дал ему образование, он направлял его, пока он не стал воспитанным и знающим человеком. Но когда Энтони молил Бога, чтобы «тот» не умер, это было не только потому, что хозяин заботился об Энтони, но и оттого, что Карральдо не хотелось взваливать на свои плечи статус «того» как главы «дела».Однажды вечером они тихо сидели и читали после обеда, Энтони закрыл книгу и пожелал доброй ночи своему боссу. Он почувствовал, что устал, и хотел пораньше лечь спать.– Не уходи пока, сынок, – сказал «тот» тонким дрожащим голосом.– Конечно, нет, сэр, – Энтони опять опустился в кресло рядом с ним. – Я что-нибудь могу для вас сделать? Может быть, что-нибудь принести? Вам чего-нибудь хочется?– Там есть один документ, – он указал головой на круглый мраморный стол около окна. – Принеси мне его, хорошо?Энтони принес.– Теперь прочти его, – спокойно сказал «тот человек». – И скажи, что ты думаешь по этому поводу.Энтони прочел документ об официальном усыновлении. Тот человек хотел, чтобы Карральдо стал его законным сыном. Он уставился на бумагу, не имея сил встретиться взглядом с встревоженными глазами хозяина. Энтони часто представлял себе, что если ему станет невмоготу такая жизнь, или его призовут к тому, чтобы принять участие в делах «Семьи», то он найдет выход. Он покинет этот дом, покинет Италию, начнет новую жизнь. Но если он подпишет этот документ, он станет законным сыном «того человека». И тогда спасения не будет.– Другого пути нет, ты же понимаешь, – сказал тот. – Если бы ты был моим родным сыном…Он выбросил вперед руку, указывая на комнату, картины, произведения искусства.– Все это было бы твоим, – он устало вздохнул. – Но много других, которые ждут, как акулы добычи, чтобы сожрать все это, когда меня не станет. Мы не можем допустить, чтобы это случилось, Энтони, ведь мы это можем? Это в наших силах? Моя коллекция… так много сокровищ… сколько красоты… для них это только выгодный дорогостоящий товар. Но я знаю, что ты будешь любить все это, как я люблю. Ты действительно мой сын.Энтони подписал документ дрожащей рукой, тронутый незамутненной радостью, которую увидел в глазах «того», когда передавал ему бумагу.– Я как-то говорил, что надеюсь на то, что тебе не придется сожалеть, если ты согласишься разделить мое общество, – произнес «тот человек» тихо. – А теперь я могу сказать это с уверенностью.Еще через два месяца с ним случился второй, уже сильный удар. Он умер в считанные минуты. И Энтони очутился в роли владельца и наследника всего того, что осталось после хозяина. И новым главой «Семьи».Похороны были устроены с подобающей помпой, на них присутствовали только Энтони и «высшие чины» империи хозяина, а также дюжина молчаливых, одетых в черное, с мрачными глазами мужчин, которых он совершенно не знал. После церемонии они вежливо предложили ему обсудить кое-какие вопросы, связанные с бизнесом. Скрывая нервозность, Энтони слушал, как они излагали ему свои соображения о роли, которую ему теперь придется играть. Из-за своей неопытности, как они мягко выразились, ему будет трудно управлять таким сложным делом. Поэтому они предложили ему помощь – взять под свой контроль определенные «ситуации»… лучше будет, однако, если он просто предоставит все им… тогда не будет никаких проблем, никаких конфликтов… Конечно, они уважают волю покойного, говорили они, но ведь и картины и произведения искусства никогда по-настоящему не принадлежали его бывшему хозяину. Их нужно теперь пустить в дело.Энтони смотрел на них с презрением. Они сделали большую ошибку, принимая его за дурака; он кипел от ярости – не за себя, а за умершего. Они просто хотят растащить по кирпичикам его дело – по куску на брата, а ошметки – ему. Он откинулся в кресле, позволив им говорить, что им вздумается, пока в комнате не повисла тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46