Сев в автобус, везший пассажиров в отель Арлингтон, – автобус, который тянули лошади, – Джэб огляделся по сторонам. Он слегка приподнял шляпу, заметив знакомое лицо. Это была жена местного архитектора, и он был удивлен тем, что она отвернулась, будто бы не узнала его. Джэб равнодушно пожал плечами, в конце концов, его здесь долго не было, и он полагал, что выглядит как иностранец в своем новом европейском наряде.Город показался ему еще меньше, чем он его помнил. Автобус медленно пыхтел, повторяя все изгибы побережья. Он обогнул скалу Кастл, миновал белоснежный Дибли-хауз, затем Пунто дель Кастилло с великолепными потолками, расписанными французским художником, и живописным садом. Это был шедевр архитектуры Санта-Барбары. Именно такой дом мечтал построить для себя Джэб. Но только не в Санта-Барбаре, думал он с улыбкой. Город был для него слишком провинциальным. Нет, конечно, на новом гребне фортуны он построит свой особняк на берегу реки Гудзон в Нью-Йорке, или, может, в Ньюпорте, на Род Айленде, рядом с домами железнодорожных магнатов, нефтяных воротил и разных там других денежных мешков, вроде Рокфеллера, Вандербильда и Дж. П. Моргана.Автобус протащился мимо старого рыбного рынка Ларко, где тот же видавший виды пеликан возвышался над горами рыбной снеди. Справа от него был старинный голубой дом доктора Шоу, окруженный железным забором, дальше вниз по улице показался Моррисхауз, затем магазин Луми'з, где Ник впервые увидел Розалию, потом бакалейная лавка Шоу, кузница, с изображением лошади на вывеске. На единственной улице, которую представлял из себя китайский квартал Чайна-таун, все те же старики с серыми косичками, в сатиновых кепках сидели около своих магазинчиков, задумчиво куря длинные папиросы, и женщины в шелковых рубашках и шароварах семенили по деревянному тротуару крошечными спеленутыми ножками.Ничто не изменилось и не изменится, думал Джэб, неистово пыхтя сигарой, чтобы перебить настоявшийся запах китайских благовоний. Он заметил католический костел из красного кирпича, но вспомнил, что Маргарэт похоронена не здесь – она лежала на маленьком пресвитерианском кладбище на холме. И без всякого сомнения, ее лицо было повернуто к стене, думал Джэб с горечью. Он как будто жалел о ее смерти, но на самом деле он не чувствовал ничего. Она вела себя с ним в постели не так, как надо. Кто будет винить его за то, что он искал развлечений на стороне?Когда водитель въезжал в широкие ворота отеля Арлингтон, Джэбу показалось, что он отсутствовал много лет, а не десять месяцев; теперь он считал себя гражданином мира, которого совершенно не устраивала тихая спокойная жизнь в Санта-Барбаре. Он почти физически ощущал наличие большой суммы денег, которую он выиграл за это время в Монте Карло. И он насладится ею сполна. Но сначала он должен уладить одну размолвку с Ником Константом.Когда управляющий показал Джэбу его номер, его лицо побагровело от ярости. Это была та самая комната, в которой он провел с Маргарэт их брачную ночь.– Этот номер меня не устраивает, – сказал он резко. – Пожалуйста, подыщите мне другой.– Но, сэр… Мистер Мэллори! Это наш лучший номер, – запротестовал управляющий.– Тогда дайте мне другой лучший! – сварливо ответил Джэб, отправляясь в бар. Черт побери, он не мог себе представить, что Маргарэт когда-нибудь расстроит его опять, но один только взгляд на эту комнату вызвал в нем воспоминания. И неожиданно Джэб почувствовал что-то вроде грусти. Только после того, как он допил вторую порцию виски, он немного успокоился и позволил себе думать о Нике.Джэб сидел в обставленном с роскошью баре в Монте Карло, в знаменитом отель-Де Пари, когда ему принесли письмо от Ника, и, к ужасу Джэба, его рука задрожала и слезы навернулись на глазах, когда он читал его.«Все эти месяцы я ждал, когда ты вернешься, по крайней мере, из уважения к Маргарэт, – писал Ник. – Но все, чего мы дождались – это только одной-единственной телеграммы от тебя. Я не могу подобрать достаточно крепких выражений, чтобы передать тебе свое отношение к твоему поведению, к тому, что тебя не было там, где ты должен был быть. Ее болезнь прошла незамеченной, и с ней не было никого из близких в час ее кончины. Короче говоря, я полностью возлагаю вину за ее смерть на тебя.Я никогда не прощу тебе этого, Джэб, и я пишу тебе для того, чтобы сказать, что нашей дружбе пришел конец. Что касается нашего партнерства, то, поскольку ты больше не интересуешься ранчо Санта-Виттория, я хочу купить твою долю на твоих условиях, на тех условиях, которые твой и мой адвокаты найдут приемлемыми.Хотя ты и словом не обмолвился о своей дочери в телеграмме, не выразил никакого интереса к состоянию ее здоровья или материальному положению, должен тебе сказать, что мы хорошо заботимся о ней. Если ты хоть каплю интересуешься ею, знай, что она замечательная малышка. Прости тебя Бог, Джэб Мэллори, потому что я – не прощаю.Николай Константинов»Когда Джэб допивал третий стакан виски, он уже знал, что увидит Ника сегодня после полудня.Он уже час находился в одиночестве в библиотеке дома Константов, когда Розалия, наконец, вернулась. Она быстро вошла в комнату, ее волосы выбились из косы; крошечный слабый ягненок был у нее на руках.– Джэб! – воскликнула она, ее карие глаза расширились от изумления. – Мы не ждали тебя.– Путешественник возвратился из дальних странствий, – сказал он с легкой улыбкой, целуя ее в щеку. – Как поживаешь, Розалия?– Я должна найти для этого бедного ягненка место вблизи очага на кухне, – сказала она, уходя от ответа. – Его нужно кормить из рук.– Я здесь по более важному делу, чем ягнята, – сказал Джэб, забавляясь тем, что привел ее в замешательство. – Я здесь для того, чтобы поблагодарить вас за все, что вы сделали для Маргарэт. Я хочу дать вам вот это.Широким жестом доставая из кармана счет на тысячу долларов, он протянул его Розалии.– Это – компенсация за причиненные неудобства, – сказал он, улыбаясь. Розалия в ужасе посмотрела на чек.– Я только сделала то, что всякий бы делал на моем месте. Мне только жаль, что меня не было с ней тогда, когда она больше всего нуждалась во мне. Мне не нужно вашей благодарности, Джэб.– На самом деле ее есть за что благодарить!Ник вошел в комнату и обнял Розалию, словно хотел защитить ее. Его рубашка намокла от крови, которой он испачкался, когда ягнилась овца. С бледным лицом, сверкавшими от гнева глазами, окладистой бородой и растрепанными белокурыми волосами, он был похож на дикаря. Джэб начал говорить с легкой улыбкой на лице.– Ник, мальчик, именно это я и говорил. Конечно, она заслуживает благодарности. Вы оба заслуживаете. Я никогда не смогу достаточно отблагодарить вас за то, что вы сделали для Маргарэт.– Розалия заслужила твою благодарность, – сказал Ник презрительно, – но не твои нечистые, шальные деньги. Ты выиграл их тогда, когда Маргарэт лежала на смертном одре? Или, может, тогда, когда ее хоронили? Может, ты хочешь узнать кое-какие подробности? О том, как Маргарэт страдала? Как она умерла в одиночестве? О том, что она была слишком слаба, измучена и сломлена – от тревоги, тоски, одиночества и унижений, которые ты ей подарил, чтобы бороться с тифозной лихорадкой?Он в ярости прошелся по комнате.– Ты бы остался доволен похоронами, Джэб. Ты можешь насладиться, представив себе эту картину сейчас. Твое тщеславие будет удовлетворено, когда я скажу тебе, что пришли все. Все те люди, которые были у тебя на свадьбе. Все – кроме тебя!Губы Ника изогнулись в презрительной улыбке.– Идеальный муж в траурной, с иголочки, одежде из Европы!Потом он отвернулся.– Ты получил мое письмо. Я хочу купить твою долю, так что тебе не будет больше нужды когда-либо опять приезжать на ранчо Санта-Виттория. Только назови сумму, об остальном позаботятся адвокаты. Лицо Джэба стало красным от злости.– И такова-то твоя благодарность за крепкую дружбу. И партнерство! Помнишь Николая Константинова? Парня, который только-только сошел с корабля, и которого я взял под свою опеку? Вспомни, что это был я, Джэб Мэллори, который выиграл это ранчо.– Без меня, – добавил он презрительно, – ты был бы ничто! А теперь ты говоришь, что хочешь выкупить мою долю!– Я помню все, – Ник прошелся по комнате и обернулся к нему с оттенком угрозы на лице. – Это были мои деньги, на которые ты сделал ставку в игре, принесшей нам ранчо. И это мой тяжелый труд сделал ранчо Санта-Виттория таким, каким оно стало теперь. Ответь мне – что ты сделал для того, чтобы увеличить его территорию? Чтобы оно процветало, Джэб? Где ты был все эти годы? Играл в азартные игры и прелюбодействовал с непотребными женщинами в Сан-Франциско!Розалия бросилась между двух мужчин, ягненок все еще был у нее на руках.– Ник, пожалуйста, мне не нравится, когда ты так разговариваешь!Ник отвернулся от Джэба, пожав с отвращением плечами, но Джэб схватил его за руку.– Я вложил много денег в это место, Николай Константинов, – сказал он, скрипя зубами, – и, клянусь Богом, если бы ты не сделал так много для Маргарэт, я бы убил тебя немедленно за то, что ты только что сказал!Смех Ника был полон презрения.– Это – типично для тебя, Джэб, – парировал он. – Ты всегда готов вступиться за свою честь, которой у тебя нет.– Дьявол тебя забери! – заорал Джэб, занося кулак, но Розалия опять бросилась между ними.– Пожалуйста! О! Пожалуйста! Не делайте этого! – молила она. – Не вносите насилие в наш дом!Джэб отступил назад, перекошенный от злости. Он взглянул на Ника.– Все, что я хочу сказать тебе, – это только то, что ты никогда не получишь мою долю ранчо. Клянусь Богом, юноша, я позабочусь, чтобы ни один цент из моих денег не попал в твои руки. Ты никогда не наложишь лапу на мое имущество!Ник бесстрастно сложил руки.– Увидим, – пожал он плечами. – Поживем – увидим.Джэб выскочил из комнаты, Розалия бросилась за ним, все еще с ягненком на руках. Не может же он просто так вот уехать, думала она с ужасом? Ни словом не заикнувшись о своем ребенке? Даже не взглянув на нее?– Джэб, – закричала она, когда тот сбегал по ступенькам. – Джэб! А как же Поппи?Он внезапно остановился и уставился на нее.– Поппи, – повторил он, как человек, который вспоминает что-то, давно забытое. – Ну конечно… Поппи. Где она?– В детской, с Энджел.Он взлетел по ступенькам, прошел по галерее, которая вела к детской. Быстро передав ягненка горничной, Розалия бросилась за Джэбом. Энджел крепко спала в ближайшей к двери кроватке, ее белокурые локоны разметались по подушке, как светлый нимб вокруг головы, золотистые длинные ресницы отдыхали на хорошеньких пухлых розовых щечках. Поппи не спала, ее рыжие волосы пылали на солнце и большие голубые глаза смотрели на Джэба с любопытством.Джэб внимательно рассматривал малышку, постепенно узнавая – у нее были волосы матери и светлая кожа, но, слава Богу, у нее была типично ирландская внешность! Взяв из кроватки мягкое шерстяное одеяло, он завернул в него девочку.– Джэб! – побежала за ним Розалия, когда он с ребенком направился к двери. Девочка была у него под мышкой, словно куча белья, которое нужно отнести в стирку.– Куда ты несешь ее?! – кричала Розалия. – Джэб, Джэб… Пожалуйста, не надо!– Я сказал Нику, что у него никогда не будет ничего моего. Включая мою дочь, – выкрикнул Джэб, пересекая холл.– Ник! Останови его, останови! – кричала Розалия.– Я не могу, – ответил Ник грустно. – Поппи – его ребенок, не мой.– По крайней мере, хоть в этом ты прав, юноша, – крикнул Джэб, выходя на ступеньки. – И вот что я тебе скажу. Ты никогда больше не увидишь ни меня, ни ее!Розалии показалось, что она услышала детский плач, когда он сунул Поппи в экипаж. Потом Джэб взобрался туда сам. Через минуту они уехали.Майк отодвинул стул от стола и слегка потянулся. Каминные часы пробили половину шестого утра. Он только что закончил первые главы книги о Поппи, и был совершенно выжат. Но это была капля в море. Предстояло еще столько написать, разгадать столько загадок…Когда он растянулся на кровати, он думал о том, что характер Поппи по-прежнему оставался тайной для него. Майку стало любопытно, что же мог представлять из себя ребенок, рожденный от такой страсти и такого безразличия. Лед и пламень? ГЛАВА 10 1881–1886, Калифорния Джэб и Поппи поселились в самом экстравагантном номере, какой только мог найтись в отеле «Сэр Фрэнсис Дрейк» в Сан-Франциско. Тем временем его собственный дом заново отделывался. В одной из комнат была устроена детская. Как только переехали в этот дом, Джэб позвал свою старинную приятельницу, певичку и танцовщицу из ревю «Фоллиз» Марайю Кент, женщину с золотым сердцем, и попросил подыскать ему няню для Поппи.Марайя задумалась на секунду.– Я как раз знаю одну девушку. Думаю, она тебе подойдет. Я попрошу ее зайти сюда завтра утром.На следующий день Луиза Ла Салле явилась в дом Джэба в качестве претендентки на место няни Поппи. Луиза была танцовщицей, по ряду причин оказавшейся в затруднительном положении, и Марайя оказывала ей большую услугу, предлагая постоянную работу. Она рассказала Джэбу немного о себе. Луиза родилась в деревне. Кроме нее, в семье было еще одиннадцать детей, так что она знала толк в уходе за малышами. Окончательно вопрос в ее пользу был решен благодаря одному деликатному моменту. У девушки были восхитительные карие глаза и самая соблазнительная грудь, какую только Джэб видел за последние годы.В первую же ночь, после того, как она уложила Поппи спать в хорошенькую кроватку в ее новой, роскошно убранной детской, Луиза надела свой любимый красный шелковый халат и отправилась в комнату Джэба предложить несчастному вдовцу ряд маленьких услуг. Нечего и говорить, что они не были отвергнуты.Джэб настоял, чтобы Луиза как няня Поппи носила униформу. Вложив пачку денег в ее маленькую крепкую ручку, он отправил ее купить все необходимое для этого. Он зашелся от смеха, когда увидел результат. Затянутая в новый черный корсет и сверкая красными шелковыми панталонами, Луиза пикантно изогнулась, натягивая красную нижнюю юбку. Положив одну ногу на стол, она стала пристегивать изящный красный шелковый чулок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46