— Все это довольно некрасиво, — неожиданно заметил он.— Что именно?— Я бы хотел, чтоб вы прекратили возиться с бутылками и послушали меня.В тоне его я уловил раздражение и тревогу и, поставив бутылки в третье корытце, медленно распрямился и взглянул на него.— Давайте выкладывайте.Он был старше меня на несколько лет, знакомство наше в основном сводилось к встречам во время моих визитов к Готорнам — в качестве поставщика спиртного, иногда — просто гостя. Он был всегда любезен со мной, но этой любезности недоставало теплоты. Примерно то же можно было сказать и о моем к нему отношении. Он был третьим сыном в семье английского графа, владельца скаковых лошадей, но унаследовал от отца лишь аристократическую фамилию и никакого имущества или состояния. И то, что работал теперь на Джека Готорна, являлось, по общему мнению, следствием того, что у него не хватило ума преуспеть в Сити. Да и сам я с легкостью принял бы это суждение, если б не Флора, не ее искреннее восхищение Джимми и его деловыми качествами. Впрочем, я не слишком задумывался об этом. Какое, собственно, мне дело.— У одного из клиентов Джека есть ресторан, — сказал он. — «Серебряный танец луны», недалеко от Ридинга. Нельзя сказать, что высший класс. Обед и танцы, иногда выступает певец. Словом, почти забегаловка, — произнес он это ворчливо, но без упрека. Он просто описывал фактическое состояние дел.Я равнодушно ждал продолжения.— На прошлой неделе он пригласил на обед Джека, Флору и меня.— Очень мило с его стороны, — заметил я.— Да, — Джимми взглянул на меня, скосив глаза к носу. — Именно… — затем настала небольшая пауза. — Еда была нормальная, но что касается выпивки… Послушайте, Тони, вы, наверное, слышали, это Ларри Трент, один из клиентов Джека. Он содержит у нас пять лошадей. Платит аккуратно, тик-в-тик. Не хотелось бы возводить на него напраслину, но… Короче, то, что написано на этикетке, по крайней мере, одной бутылки в его заведении, совершенно не соответствует содержимому.Произнес он эти слова с каким-то почти болезненным отвращением, я едва удержался от улыбки.— Ну вообще-то такие вещи случаются, — заметил я.— Да, но это же незаконно! — возмущение в голосе.— Разумеется, незаконно. А вы уверены…— Да, думаю, да. Уверен. Но потом подумал: может, перед тем, как объясниться с Ларри Трентом по этому поводу, вы сами попробуете их бурду? Я хочу сказать, может, это его сотрудники дурят ему голову, а сам он… э-э… Вообще-то за такие штуки на него можно подать в суд, как вам кажется?— Ну а в тот вечер, когда вы там были, вы что-нибудь сказали ему по этому поводу?Джимми был явно шокирован.— Что вы, как можно! Мы же были его гостями! Это было бы просто неприлично, неужели вы не понимаете?— Гм, — буркнул я. — Тогда почему бы вам не сказать сегодня, в чисто приватной беседе, что вы думаете о его напитках? Возможно, он будет только благодарен. Нет, предупредить стоит в любом случае. Не думаю, что он тут же в гневе заберет от вас всех своих лошадей.Джимми болезненно поморщился и отпил еще глоток.— Я сообщил об этом Джеку. Он считает, что я ошибаюсь. Это не так, уверяю вас.Секунду-другую я пристально смотрел на него.— Послушайте, — сказал я наконец, — а что вас, собственно, так беспокоит?— Что? — Удивление его было неподдельным. — Как это что? Это ведь обман, разве нет? А человека всегда раздражает, когда его обманывают.— Да, — вздохнул я. — А какие именно напитки вы заказывали?— Мне показалось, что и вино не слишком отвечало написанному на этикетке, но сперва как-то не придал этому значения. Ну, знаете, как бывает… Но этот их «Лэфройг»…Я нахмурился.— Виски из Ислея?— Именно, — кивнул Джимми. — Так называемое тяжелое солодовое виски. Мой дед любил его. Давал мне попробовать капельку, когда я был еще совсем маленьким. Помню, еще мама страшно возмущалась. Смешно, но человек не забывает вкуса того, что попробовал в детстве… Ну а сам я потом еще неоднократно пил это виски… Они подали «Лэфройг» к кофе среди прочих напитков. Я увидел этикетку и страшно обрадовался. Ностальгия, воспоминания о прошлом, все такое прочее…— И это был не «Лэфройг»?— Нет.— Что же тогда?Он несколько растерялся.— Вот я и подумал, может, вы поймете. Ну, когда попробуете.Я покачал головой.— Нет. Тут нужен настоящий эксперт.Лицо его стало совершенно несчастным.— Лично мне показалось, то был самый расхожий дешевый сорт. Подделка, а никакое не солодовое виски.— Все же вам лучше поговорить с мистером Трентом, — сказал я. — Пусть сам займется этой проблемой.Он вставил робко:— Мистер Трент, он собирается быть здесь, у нас.— Тем более, — заметил я. — Удобный случай.— А вы… э-э… мне кажется, если б вы поговорили с ним сами…— Нет уж, увольте, — решительно заметил я. — С вашей стороны это будет выглядеть дружеским предупреждением. Но, когда подобные высказывания исходят от виноторговца, это будет воспринято как смертельное оскорбление. Так что извините, Джимми, но я с ним говорить не стану.— Так и знал, что вы откажетесь, — смиренно заметил он. — Но попытаться все же стоит… — Он налил себе еще виски, бросил в бокал кубик льда, а я, наблюдая за этими его действиями, вдруг подумал, что истинные ценители виски никогда не употребляют его со льдом, и усомнился в адекватности его восприятия «Лэфройга».Тут в шатер легкой упругой походкой вошла Флора, пухленькая и радостная, в вишнево-красном шерстяном платье. Огляделась и удовлетворенно кивнула.— Что ж, очень нарядно и мило, не правда ли, Тони, дорогой?— Просто отлично, — ответил я.— А когда помещение наполнится гостями…— Да, — подтвердил я.Она была банальна, доброжелательна и наделена эдаким уютным неброским шармом образцовой матери семейства и домохозяйки. Она действительно являлась матерью троих детей (не от Джека), которые регулярно звонили ей по телефону, и очень любила поболтать о них, зайдя ко мне в лавку. И, как правило, заказывала вдвое больше обычного, если новости от них приходили хорошие. Джек был ее вторым мужем, всегда оттаивал под ее крылышком, однако, по ее словам, ревновал к детям. Просто удивительно, какими тайнами и секретами делятся люди с виноторговцем! Чего мне только не доводилось узнать о самых разных людях.Флора заглянула в корытце.— Четыре ящика на льду? Я кивнул.— В машине еще один, если не хватит.— Будем надеяться, что хватит, — она мило улыбнулась. — Но биться об заклад не стала бы. Джимми, миленький, ну к чему вам пить это виски? Откройте-ка лучше шампанского. Я не прочь выпить капельку перед тем, как начнется это нашествие.Джимми повиновался и изящно и ловко откупорил бутылку — сильно прижал ладонью пробку, а потом выпустил ее из горлышка без хлопка. Флора с улыбкой наблюдала за плюмажем пузырьков газа, поднимающихся со дна, затем подставила бокал. По ее настоянию мы с Джимми тоже выпили шампанского. Судя по выражению лица Джимми, напиток этот не слишком сочетался с виски.— Чудесно! — одобрительно кивнула Флора, отпив глоток; мне же показалось, что в вине, как обычно, слишком много газа, да и вкус не слишком выражен. Но ничего, в таких количествах сойдет. Особенно большие партии шампанского я продавал для свадеб.Прихватив бокал, Флора прошла под шатром к выходу, туда, откуда должны были появиться гости. Вид из него открывался не на дом, а на поляну, где будут парковаться машины. Дом Джека Готорна и его конюшни располагались в лощине, к востоку от Беркшир-Дауне. Вокруг простирались холмы, надежно укрывая имение от посторонних глаз. Издали и не скажешь, что здесь кто-то живет. Гости по большей своей части должны были приехать по главной дороге, что вилась по склону холма и куда смотрела тыльная сторона дома. Оставшуюся часть пути им предстояло пройти пешком, затем войти в ворота, образовавшиеся в живой изгороди из низеньких кустов роз, и уже потом оказаться на лужайке. Дав несколько подобных приемов, Флора научилась управлять толпой гостей и теперь довела свою технику почти до совершенства; кроме того, появляясь у Готорнов таким образом, никто из приезжих не беспокоил лошадей.Внезапно Флора громко ахнула и поспешила обратно, к нам.— Боже, какой кошмар! Шейх уже здесь. Его машина едет по холму. Джимми, быстренько вперед, встречайте его. Джек до сих пор переодевается. Проведете шейха по двору куда захочет. Господи, как неудобно! И скажите Джеку, что он уже здесь.Джимми кивнул, неторопливо отставил бокал в сторону и, пружинисто вышагивая по траве, двинулся встречать высоких гостей — разбогатевшего на нефти шейха и его свиту. Флора секунду колебалась, затем все же решила остаться со мной. И вдруг сердито выпалила:— Не нравится мне этот шейх, и все тут! Ничего не могу с собой поделать. Жирный, противный, а уж держится так, словно все вокруг принадлежит только ему! Еще терпеть не могу, как он на меня смотрит — из-под полуопущенных век, точно я пустое место и ничего не значу… О, Тони, дорогой, я вам ничего не говорила, идет? Просто мне не нравится, как арабы относятся к женщинам.— А его лошади только и знают, что выигрывать скачки, — заметил я.— Да, — она вздохнула. — Нет, не думайте, быть женой тренера ох как не просто! От некоторых владельцев меня прямо тошнит. — Она одарила меня беглой улыбкой и направилась к дому, я же принялся выгружать из фургона апельсиновый сок и колу.Шофер в униформе запарковал длинный «Мерседес» с затемненными стеклами, принадлежавший, по всей видимости, шейху, носом к шатру; подъехали еще несколько машин. Прибыли официантки и прочие помощники, а следом за ними непрерывным потоком пошли гости, которых должно было быть с сотню, если не больше.Они подъезжали на «Роллсах», «Рейнджроверах», «Мини» и «Фордах». Какая-то парочка прибыла в фургоне для перевозки лошадей, другая — на мотоцикле. Некоторые приехали с детьми, другие — с собаками, правда, почти все оставили их в машинах. Разношерстная толпа в кашемире и вельвете, в клетчатых ковбойках и твидовых пиджаках, в элегантных платьях и жемчужных колье, они неумолчно стрекотали, спускаясь по травянистому склону холма, проходя через воротца в живой изгороди, устремляясь по зеленой лужайке к гостеприимному шатру. Да и что им, какие у них были заботы! Воскресное утро, впереди выпивка и развлечения, все треволнения и неприятности остались позади.Как обычно бывает на подобного рода приемах, каждый кого-то знал. Уровень шума повышался и достиг децибел, от которых уже звенело в ушах, и только стоя у самой стенки, можно было говорить, не повышая голоса до крика. Шейх, одетый по полному арабскому протоколу в развевающийся на ветру просторный балахон и окруженный свитой охранников со скучающими глазами, был, пожалуй, единственным, кто стоял спиной к шатру, держа в руке бокал с апельсиновым соком и озирая происходящее из-под полуопущенных век. Джимми лез из кожи, развлекая почетного гостя, но наградой ему были лишь короткие кивки без тени улыбки. Постепенно остальные гости тоже стали подходить к плотной фигуре в белом тюрбане перемолвиться парой слов, но все, насколько я успел заметить, делали это как-то неестественно, и среди них не было женщин.Спустя некоторое время Джимми оторвался от шейха, и я обнаружил его рядом, за спиной.— Строгий парень, как я погляжу, этот шейх, — заметил я.— Да нет, вообще-то он человек неплохой, — дипломатично ответил Джимми. — Правда, не слишком любит такие сборища, на западный манер, и еще явно выраженная мания преследования. Боится, что его убьют… Говорят, даже в кресло к дантисту не сядет, пока охрана не наводнит весь зубоврачебный кабинет… Но в лошадях толк знает, это несомненно. Просто обожает их. Видели бы вы, как он ходил по двору, прямо глаза горели, — он окинул взглядом толпу и вдруг воскликнул: — Видите вон того мужчину? Говорит с Флорой. Это и есть Ларри Трент.— Хозяин фальшивого «Лэфройга»?Джимми кивнул, потом глубокомысленно насупился и, видимо, что-то для себя решив, вдруг двинулся в совершенно противоположном направлении. Я же разглядывал мужчину, беседовавшего с Флорой. Средних лет, темноволосый, с усами. Один из немногих, кто носит пиджак застегнутым на все пуговицы. Из нагрудного кармана торчал уголок шелкового платка. Но тут кто-то загородил его, я потерял Трента из вида. И начал обмениваться ничего не значащими фразами с полузнакомыми людьми, с которыми виделся регулярно, но не чаще раза в год, а встречаясь, всякий раз делал вид, словно и не было провала во времени. Людьми из того разряда, которые, руководствуясь самыми лучшими намерениями, непременно задавали один и тот же вопрос: «А как Эмма? Как поживает ваша очаровательная жена?»Я думал, что никогда не привыкну к этому, к словам, которые вонзались в оголенный нерв, точно игла, к этой почти физической боли. Эмма… о Боже мой.— Она умерла, — отвечал я, слегка качая головой, стараясь преподать эту новость как можно деликатнее, чтоб не смущать человека. Как часто приходилось произносить эти два слова, слишком часто. Теперь-то я научился преподносить эту новость, не вызывая смятения и дискомфорта. Научился… Прошел горькую выучку вдовцов, старавшихся уберечь от огорчения других, тщательно прятавших собственную боль.— О, мне бесконечно жаль! — воскликнул какой-то человек. Искренности, как всегда, хватило на секунду. — Не знал, просто понятия не имел. И… э-э… когда же?— Шесть месяцев назад, — ответил я.— О, — он уже пришел в себя и тщательно соразмерял уровень допустимого в подобных случаях сочувствия. — Нет, я действительно страшно сожалею.Я кивнул. Он вздохнул. Мир продолжал вертеться. С соболезнованиями покончено, до поры до времени. Не он первый, не он последний. По крайней мере, удержался и не спросил, от чего. И мне не пришлось рассказывать ему и вспоминать о страданиях, коме, о нерожденном ребенке, погибшем вместе с ней.Большая часть гостей Джека являлась также моими клиентами, так что во время подобных сборищ мне представлялся случай поговорить не только о лошадях, но и о вине. И вот, беседуя с приятной пожилой дамой, желавшей услышать мое мнение о достоинствах «Коте дю Рон» перед «Коте дю Нюит», я вдруг увидел Джимми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42