Еще один день скачек. Двадцать четыре часа жизни.К половине девятого большая часть фургонов разъехалась. Я пошел к Изабель, которая печатала исправленный дневной график, пользуясь в основном тем, что я ввел в компьютер дома.— Как дела? — спросил я без особого интереса.— Все кувырком, — ответила она, довольно улыбнувшись.— Хочу попросить тебя кое-что вспомнить.— Валяй. — Она продолжала печатать, глядя на экран.— Гм... — сказал я, — прошлым августом... — Я помолчал, дожидаясь, когда она обратит на меня внимание.— Что прошлым августом? — переспросила она безразлично, продолжая печатать. — Тебя прошлым августом не было.— Да, я знаю Когда меня не было прошлым августом, что нашел Джоггер в смотровой яме?Она перестала печатать и с изумлением воззрилась на меня — Что ты сказал? — спросила она.— Что нашел Джоггер в смотровой яме? Что-то мертвое. Что он нашел мертвое в яме?— Но Джоггер... он был в яме мертвый, так ведь?— В прошлое воскресенье в яме был мертвый Джоггер Но в августе в прошлом году он, судя по всему, нашел что-то другое мертвое, мертвый крестик, так он сказал, но ведь это полная чепуха. Не можешь вспомнить, что он нашел? Он кому-нибудь говорил? Тебе, например?— О! — Напряженно думая, она сморщила лоб и подняла брови. — Что-то смутно припоминаю, но это был какой-то пустяк, не стоило тебе говорить.— Так что он нашел?— Думаю, кролика.— Кролика?— Ага. Мертвого кролика. Он еще сказал, что на нем было полным-полно личинок или чего-то еще, и он выбросил его в помойку. И все.— Ты уверена ? — с сомнением спросил я. Она кивнула.— Он не знал, что с ним делать, и выбросил.— Я имею в виду, ты уверена, что это был кролик?— Вроде бы. Я его не видела. Джоггер сказал, что он, наверное, спрыгнул в яму, а уж выбраться не смог.— Разумеется, — согласился я. — Не помнишь, в какой день это было?Она решительно покачала головой.— Если ты не можешь вспомнить, значит, тебя в тот день не было.Она машинально повернулась к компьютеру, и на лице ее появилась знакомая уже досада.— Может, в тех данных, что пропали, и было что-то, только вряд ли я вводила такую ерунду.— А Джоггер показывал кому-нибудь этого кролика?— Да не помню я. — По ее лицу было видно, что она не придает всему этому никакого значения.— Ну ладно. Все равно спасибо, — сказал я.Она бесхитростно улыбнулась и снова повернулась к экрану.> Крестики, подумал я. Кролики. Крестики и нолики — кролики.Как там Джоггер сказал? «Займись этими крестиками. Я нашел одного мертвого в яме прошлым августом, и на нем кишмя кишело».Единственные кролики, о которых я знал и которых он мог иметь в виду, принадлежали детям Уотермидов. Но если даже один из них и убежал и как-то попал в яму, то вряд ли на нем могло быть полно личинок, если, конечно, он не провалялся в яме несколько дней, пока Джоггер его обнаружил. Ничего такого важного в этом на первый взгляд не было... но Джоггер посчитал это достаточно важным, чтобы сообщить мне семь месяцев спустя, хоть и совершенно нечленораздельно.Я взглянул на часы. Около девяти. Что-то я должен был сделать в девять часов? Я вспомнил, как, полусонный, договаривался с Мэриголд.Сказав Изабель, чтобы в случае необходимости она связалась со мной по портативному телефону, я отправился к Мэриголд.Она была во дворе и, завидев меня, быстро подошла, неся с собой миску с орехами для лошадей.— Не вылезай, — скомандовала она. — Поедем посмотрим на Петермана.Следуя ее указаниям, я проехал по неровной травянистой дороге к дальнему выгону за домом. Выгон спускался к ручью и был окружен плотным кольцом ив, в тени которых старые лошади могли прятаться в жаркую погоду.Однако Петерман стоял у ворот и выглядел ужасно. Он было протянул морду к ладони Мэриголд за орехами, но тут же отвернулся, как будто его обидели.— Видишь? — спросила она. — Не ест.— А что за орехи? — спросил я. Она назвала обычный вид, который пользовался большой популярностью.— Все лошади их любят, все до одной. Я с удивлением посмотрел на Петермана.— Что ж тогда с тобой, а? Мэриголд нерешительно сказала:— Я позвонила моему ветеринару еще по Солсбери; но он сказал, что старику просто надо привыкнуть. Я опять пришла сюда вчера вечером, ты ведь помнишь, какой вчера был солнечный вечер? Заходящее солнце освещало коня, и их было видно.— Кого их?— Клещей.Я молча смотрел на нее.— Клещи кусаются, — объяснила она. — В этом, наверное, все дело. Полчаса назад я позвонила Джону Тигвуду и попросила что-нибудь сделать, но он сказал, что такого не может быть, все ерунда, и что ты, Фредди, во вторник вызывал ветеринара, когда лошадей привезли в Пиксхилл, и настоял, чтобы их осмотрели, и ветеринар нашел, что лошади в полном порядке, и подписал соответствующий документ, который он может мне показать, если я пожелаю. Честно, мне так не понравился его тон, что я чуть не сказала, чтобы он забрал животное обратно, но тут я вспомнила, что уже вызвала тебя, и еще я знала, что ты хотел, чтобы за старичком хорошо присматривали... Я и решила подождать тебя и спросить, что ты думаешь по этому поводу. — Она остановилась и перевела дыхание. — Так что ты думаешь?— Гм... а где вы видели клещей?— На шее.Я уставился на шею Петермана, но не смог разглядеть ничего, кроме его плотной зимней шерсти. Потеплеет, и он сбросит большую ее часть, оставшись в прохладной летней одежке.— Как они выглядели? — спросил я у Мэриголд.— Малюсенькие и коричневые. Такого же цвета, как и шерсть. Я бы их никогда не заметила, если бы не солнце, да еще один зашевелился.— Много?— Не знаю, семь или восемь. Плохо было видно.— Но, Мэриголд...— Думаешь, я свихнулась? А как насчет пчел?— Пчел, Фредди, пчел, — сказала она нетерпеливо. — Varroa jakobonsi.— Начните сначала, — попросил я.— Клещи водятся и на пчелах, — сказала она. — Они их не убивают, просто сосут кровь, и пчелы не могут летать.— Не знал, что у пчел есть кровь.Она одарила меня испепеляющим взглядом.— Мой брат в вечной панике по этому поводу. Он выращивает фрукты, а деревья не плодоносят, потому что пчелы слишком слабы и не опыляют их.— А, понял.— Так что он их окуривает табачным дымом.— Ради Бога...— Дым от трубочного табака — единственное, что действует на этих клещей. Если вы направите табачный дым в улей, все клещи сразу дохнут.— Угу, — кивнул я. — Очень интересно. Но какое это имеет отношение к Петерману?— До чего же ты медленно соображаешь, — укорила она меня. — Клещи — разносчики болезней, верно? С Петермана они могут перебраться на моих двухлеток. Я ведь не могу рисковать, правильно?— Нет, — медленно сказал я, — не можете.— Так что пусть Джон Тигвуд говорит что хочет, я этого старого коня держать здесь не буду. Извини, Фредди, но тебе придется подыскать ему другой дом.— Я так и сделаю, — согласился я.— Когда?Я подумал о ее великолепных лошадях и моем собственном намерении вечно возить их на скачки, где бы они побеждали.— Я отведу его к себе домой, — сказал я. — За домом есть небольшой садик, пусть он пока там постоит. Затем я вернусь за машиной. Годится?Она одобрительно кивнула.— Ты хороший парень, Фредди.— Мне очень жаль, что я доставил вам столько беспокойства.— Надеюсь, ты меня понимаешь.Я уверил ее, что да, понимаю. Я вернулся назад по травянистой дороге к ней во двор, где она дала мне уздечку для Петермана, а потом за руку подвела к дверям конюшни и разрешила полюбоваться на ее главную радость и гордость — трехлетнего жеребца, который, если все пойдет хорошо, будет соревноваться за приз в 2000 гиней и на дерби с уотермидовским фаворитом, Иркабом Алхавой. У нее, как и у Майкла, глаза светились возбуждением и безумной надеждой.— Так что позаботься о Петермане, — напомнила она.— Конечно, — заверил я, целуя ее в щеку. Она кивнула. Я готов был удавить Джона Тигвуда за то, что он поставил меня в такое неудобное положение, хотя, по справедливости, он и не был виноват, поскольку я сам попросил Мэриголд взять именно Петермана.Сокрушаясь по поводу своего невезения, я вернулся на выгон, надел уздечку на своего старого приятеля и повел его из всей этой идиллии вдоль по дороге по направлению к значительно меньших размеров лужайке, огороженной стеной, у меня за домом.— Только не лопай эти чертовы нарциссы, — сказал я ему.Он печально посмотрел на меня. Когда я снял уздечку и собрался уходить, я заметил, что и трава его не интересует.Я забрал свой «Фортрак» со двора Мэриголд и снова поехал домой. Петерман все еще стоял там же, где я его оставил, и выглядел совершенно потерянным. Нарциссы были целы. Не знай я, что нельзя наделять животных человеческими эмоциями, я бы сказал, что он находится в депрессии. Я принес ему ведро воды, но и пить он не стал.В голову мне то и дело приходили самые неожиданные мысли, как будто отдельные участки моего мозга до сего времени спали, а тут вдруг проснулись. Я уселся перед компьютером в разрушенной гостиной и снова сверился с инструкцией, прежде чем начать просматривать информацию на уцелевших дискетах.Я припомнил, что, анализируя информацию о поездках водителей, я не выводил на экран данные по самому Джоггеру. Но когда я это сделал, то узнал мало нового, так как Джоггер садился за руль крайне редко, всего раз десять за прошлый год, и почти каждый понедельник во время банковских каникул, то есть в те дни, когда по всей стране устраивались скачки и нам всегда не хватало водителей.Я почесал нос, немного подумал и принялся выводить на экран данные по всем фургонам, один за другим, узнавая их по номерным знакам.Колонки на экране выглядели совсем по-другому: та же информация, но в другом ракурсе, совсем как случай с Мэриголд, позволивший ей разглядеть дотоле невидимых клещей.Под каждым номерным знаком шел перечень данных из истории того или иного фургона: даты, поездки, цели поездок, фамилии водителей, количество часов работы двигателей, показания спидометра, графики техобслуживания, грузоподъемность, объем баков, количество израсходованного горючего за каждый день.После напряженных раздумий, частого заглядывания в инструкцию и ряда неудачных попыток мне удалось найти данные по техническому обслуживанию, выполненному Джоггером в прошлом августе. На этот раз я расположил всю информацию в хронологическом порядке и получил данные относительно того, когда и какая работа была проделана с тем или иным фургоном.Я прослеживал день за днем того летнего месяца жизни Джоггера, и здесь-то я и наткнулся на него, на «мертвого крестика».Десятое августа. Номерной знак фургона, который обычно водит Фил. Смена масла в смотровой яме. Воздух из воздушных тормозов спущен. Тормозные компрессоры проверены. Произведена смазка. В конце замечание, сделанное и позабытое Изабель: «Джоггер сказал, из фургона в яму вывалился дохлый кролик. На нем полно клещей. Выброшен на помойку».Я долго сидел, уставившись в пространство. Спустя некоторое время я вернулся назад и снова вызвал на экран данные по фургону Фила. Мне хотелось узнать, где он был восьмого, девятого или десятого августа.Мой верный помощник поведал мне, что в эти дни Фил свой фургон не водил. Он сидел за рулем совсем другого фургона, старого, который, помнится, я позже продал.О чем же говорят данные по фургону Фила? Седьмого августа тот фургон, который сегодня водит Фил, направился во Францию с двумя рысаками Бенджи Ашера. Они были заявлены на скачках восьмого в Канью-сюр-Мар на берегу Средиземного моря и вернулись в Пиксхилл девятого.За рулем фургона в этой поездке сидел Льюис. По сути дела, в прошлом году Льюис чаще всего и водил этот фургон. Теперь, подумав, я это ясно вспомнил. Я перевел его на новый сверкающий шестиместный фургон осенью, когда продал старый. Я хотел, чтобы лошади Ашера и Уотермида перевозились с максимальным комфортом. В этом фургоне в сентябре он возил в Донкастер победителя классических скачек, принадлежащего Майклу.Приблизительно в четверть одиннадцатого я позвонил в Эдинбург.— Куипп слушает, — отозвался приятный чисто английский голос, ничего шотландского.— Гм... простите, что беспокою, — сказал я, — но не могли бы вы мне помочь найти Лиззи, мою сестру? После очень короткой паузы он спросил:— Вы кто, Робин или Фредди?— Фредди.— Подождите.Я подождал и услышал, как он прокричал: «Лиз, тут твой брат Фред...», а потом в трубке раздался ее слегка взволнованный голос:— Что-нибудь с головой?— Что? Да нет. Разве что медленно и плохо соображаю. Послушай, Лиззи, у тебя там нет никого, кто бы знал что-нибудь про клещей?— Клещей ?— Ну да, такие мелкие и кусачие.— Ради всего святого...Она передала профессору Куиппу мою просьбу, и он снова взял трубку.— Какие клеши? — поинтересовался он.— Именно это я и хочу узнать. Они живут на лошадях и... этих... кроликах.— У вас есть экземпляры?— У меня конь в саду, так на нем, наверное, есть. После паузы трубку снова взяла Лиззи.— Я тут пыталась объяснить Куиппу, что у тебя сотрясение мозга.— Сейчас, слава Богу, все на месте.— Так тогда что это за конь в саду?— Петерман. Один из тех стариков, что перевозили в прошлый вторник. Серьезно, Лиззи, спроси своего профессора, где бы мне проконсультироваться насчет клещей. У нас тут, в Пиксхилле, слишком много лошадей стоимостью по несколько миллионов каждая, чтобы можно было шутить с клещами, разносчиками болезней.— О Боже!После трех минут молчания я снова услышал голос профессора Куиппа:— Вы слушаете?— Да.— У меня есть приятель, специалист по клещам. Он спрашивает, не могли бы вы доставить ему несколько экземпляров?— Вы хотите сказать... погрузить Петермана в фургон и привезти в Эдинбург?— Тоже способ, я полагаю.— Конь очень старый, еле стоит на ногах. Лиззи скажет, она видела. Он вряд ли выдержит путешествие.— Я вам перезвоню, — сказал он.Я остался ждать. Мой «Ягуар» и вертолет Лиззи все еще стояли во дворе. Такие быстрые машины, и теперь никакой от них пользы.Куипп перезвонил довольно быстро.— Лиззи сказала, что, если вы говорите, что дело срочное, значит, так оно и есть.— Очень срочное, — подтвердил я.— Хорошо. Тогда прилетайте сюда на самолете. Мы вас встретим в Эдинбурге, в аэропорту. Скажем, в час. Устроит?— Да, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39