— Он в порядке, — сказал ветеринар. — Просто устал.Тигвуд одарил меня торжествующим взглядом:«А я что говорил» — и увел моего старого приятеля в конюшню.— Он самый молодой, — заметил я, рассматривая список.Пока разгрузка продолжалась, стемнело, и я включил все огни фургона, и внутри и снаружи, чтобы было посветлее. Ветеринар дал «добро» на всех путешественников за исключением двух, из переднего стойла. При виде их он только покачал головой.В наихудшем состоянии был старый пони. Несчастное животное едва держалось на ногах. О том, как он сойдет по сходням, страшно было и подумать.— У него подагра, — сказал ветеринар. — Лучше его усыпить.— Ни в коем случае, — с возмущением заявил Тигвуд. — Его очень любили. Я пообещал хорошо устроить его, и я это сделаю, его хозяйке пятнадцать лет. Она заставила меня пообещать.Я вспомнил, что Майкл Уотермид говорил о своих собственных детях: «Они не понимают, что иногда надо умереть». Тигвуд-то понимал и, пытаясь поддержать их жизнь любой ценой, действовал как фанатик, не забывающий, однако, о своем кармане.— По крайней мере, позвольте мне обработать его болячки, — предложил ветеринар, имея в виду облысевшие участки кожи, и Тигвуд неохотно согласился.— Завтра, — сказал он и буквально спихнул бедное животное со сходней, причем при этом пони едва не упал.— Гадость какая, — вполголоса сказала Лиззи. Но Лорна услышала и резко сказала:— Гадость — это люди, которые убивают лошадей, потому что они состарились. — Но я видел, что она пытается подавить собственные сомнения. — Старые лошади имеют право жить. Центр для престарелых — прекрасное начинание.— Да, — сухо сказала Лиззи.Лорна недружелюбно посмотрела на нее, затем повернулась ко мне.— Ты не ценишь усилий Джона, — набросилась она на меня. — И не начинай всю эту муру насчет избавления животных от страданий. Откуда тебе знать, страдают они или нет.Я подумал, что уж это-то видно невооруженным глазом, но спорить с ней я не собирался. Да и, честно говоря, я знал много лошадей, которые вполне благополучно дожили лет до двадцати пяти. Мой отец, тренер, старательно ухаживал за своими любимыми лошадьми, пока они не умирали своей смертью, кормил их овсом, а зимой ставил в теплое стойло. Они и выглядели куда лучше, чем сегодняшняя отощавшая компания.— Приятно было снова повидать старину Петермана. — сказал я. — Уверен, владельцы по заслугам оценят твои усилия.— И Джона?— И Джона, — согласился я.Втроем мы смотрели, как Тигвуд тащит пони в стойло, — больные копыта бедняги скользили при каждом шаге, а голова была низко опущена от боли. Пятнадцатилетнюю владелицу так переполняла любовь, что не осталось места жалости, ужасное сочетание.Лорна тряхнула головой, заранее отметая всякую критику. Ветеринар снова покачал головой. У Лиззи на лице все еще была гримаса отвращения. Азиз пожал плечами. Довез их живыми, больше от него ничего не требовалось.Тигвуд поставил пони в стойло и пошел открывать дверь конторы. Мы все потянулись за ним, наполнив до отказа маленькую комнатку в пятнадцать квадратных футов, освещенную лампой дневного света и заставленную шкафами. На линолеумном полу для уюта лежали два больших цветных половика, а стены были увешаны фотографиями старых лошадей, пасущихся в поле. Тигвуд направился к двум стоящим рядом металлическим письменным столам. На одном — компьютер и принтер, на другом — различные приспособления докомпьютерной эпохи. На одном из шкафов с папками выстроились банки для сбора пожертвований, на другом — электрический чайник. На книжных полках недвусмысленно были выставлены издания, посвященные медицинским вопросам и содержанию старых племенных лошадей. Имелись там и три с виду удобных кресла с шерстяной обивкой, а на окнах висели вполне приличные синие занавески. Если бы кто-либо из владельцев вздумал появиться на пороге этой комнаты, то у него создалось бы впечатление, что каждый пенни тратится на дело, но вместе с тем позволяется некоторая роскошь, привычная для владельцев скаковых лошадей.Надо отдать ему справедливость, подумал я, по крайней мере здесь, внутри, он все продумал хорошо.Он потребовал от ветеринара короткую справку относительно того, что шесть лошадей (клички прилагаются) без происшествий прибыли из Йоркшира и находятся в удовлетворительном состоянии. Одна лошадь (кличка прилагается) нуждается в особом уходе в связи с признаками явного утомления. Один пони болен и нуждается в лечении. Транспортировка произведена компанией Крофта. Все лошади переданы центру для престарелых.Удовлетворенный Тигвуд снял со справки ксерокопию и со злорадной усмешкой протянул ее мне.— Ты много суетился по пустякам, Фредди. Теперь плати по счету. Я не собираюсь.Я пожал плечами. Я попросил помощи, получил ее и не имел ничего против того, чтобы расплатиться. По существу, справка гарантировала меня от каких-либо претензий, которые могут прийти в голову Тигвуду по получении от меня счета. Я сказал, что рад, что все лошади в порядке, но ведь не вредно было в этом и убедиться?Переполненные самыми разнообразными чувствами, мы вышли из конторы. Ветеринар, помахав на прощание рукой, уехал, а Тигвуд и Лорна снова залезли в фургон, чтобы добраться до фермы, где они утром оставили свои машины. Лиззи и я последовали за ними. По дороге Лиззи поинтересовалась, не было ли это бурей в стакане воды.— Может, твой водитель перестарался? — спросила она.— Может быть. Но у него сегодня первый день. И раз он довез их всех сюда на ногах, значит, машину он водить умеет.Лорна и Тигвуд отбыли по отдельности, оставив за собой облачко выхлопного газа.— Извините за все, — неуверенно сказал Азиз. Никаких белозубых улыбок. Сияющие глаза опущены долу.— Не извиняйся, — ободрил я. — Ты правильно поступил.Оставив его заправлять баки, мы с Лиззи отправились домой, решив после поехать поужинать.На автоответчике было три послания — два деловых и одно от Сэнди Смита.Я прежде всего перезвонил ему. Он сказал, что сейчас уже не при исполнении обязанностей, так что все, что скажет, неофициально.— Спасибо, Сэнди.— Ну, вчера они делали вскрытие Джоггера в морге винчестерской больницы. Причина смерти — перелом шейных позвонков. Он ударился головой о дно ямы и повредил два позвонка у основания черепа, как при повешении. Но его никто не вешал, следов от веревки нет. Короче, следствие завтра, в Винчестере. Им требуются только опознание, что я сделаю сам, поскольку у него нет родственников, заявление доктора Фаруэя и полицейские фотографии. Затем следователь отложит дело недели на три, чтобы провести дознание. Обычная процедура при несчастных случаях. Ты не понадобишься.— Огромное тебе спасибо, Сэнди.— По Огдену следствие с утра в четверг, там же, то есть в полицейском участке в Винчестере. Заключение будет — смерть от естественных причин. Тут откладывать ничего не станут. Доктор Фаруэй представит свой отчет. Миссис Огден опознала своего мужа. Похоже, у него время от времени бывали всякие неприятности с сердцем и он забывал принимать таблетки. Дейву лучше там появиться, хотя они могут его и не вызвать.— Прекрасно, Сэнди. Еще раз спасибо.— Вчера в кабачке я помянул Джоггера, — сказал он. — Народу было полно. Куча людей подписала памятный лист. Счет получишь астрономический.— Во имя благого дела.— Бедняга Джоггер.— Это ты верно сказал, — согласился я.Мы с Лиззи решили поужинать в старой загородной гостинице в десяти милях от Пиксхилла, где фирменным блюдом была жареная утка, политая медом и запеченная до черноты, но удивительно сочная внутри.Хоть ей и далеко было до «La Potiniere», но Лиззи там нравилось все — и тяжелые дубовые балки, и натурально изогнутые стены, и неяркое освещение.Поскольку жители Пиксхилла часто туда наведывались, я не удивился, увидев там Бенджи и Дот Ашер, сидящих рядком в кабинке как раз напротив нас. Не обращая внимания на окружающих, они, как всегда, ссорились, приблизив друг к другу разгневанные лица.— Кто такие? — спросила Лиззи, проследив за моим взглядом.— Пиксхиллский миллионер, который забавляется, изображая тренера, со своей неразлучной женой.— Задай глупый вопрос... — доносились до нас их крики.— И получишь совершенно точный ответ.— В самом деле?— Мне кажется, перестань они ссориться, так сейчас же разведутся со скуки.Я рассказал ей, как провел с ними день на скачках, в Сандауне, и о странной привычке Бенджи не прикасаться к лошадям.— И при всем при этом он тренер?— Вроде того. Но он еще и клиент, так что, с моей точки зрения, он в порядке.Какое-то время она изучала мое лицо с пристрастием старшей сестры.— Помнится, — сказала она, — ты однажды заявил, что, если бы ты ездил на лошадях только тех людей, которые тебе симпатичны, ты никогда бы не выиграл Золотой кубок.— Гм. То же самое здесь. Я продаю свои услуги любому, кто может заплатить.— Похоже на проституцию.— А что не проституция?— Научные исследования, прежде всего. Ты просто мещанин.— И Голиаф был мещанином... а ведь гигант.— И убит из рогатки.— Исподтишка.— Лиззи улыбнулась.— Я по тебе соскучилась.— Я тоже. Расскажи о профессоре Куиппе.— Знала же, не надо мне было этого говорить. Ты ничего не пропустишь мимо ушей.— Ладно, рассказывай.— Он славный. — Она не защищалась, чувствовалось, что он ей нравится. Хороший признак, если припомнить характеры некоторых ее прошлых бородачей. — На пять лет моложе меня, обожает кататься на лыжах. Мы ездили на неделю в горы. — Лиззи просто мурлыкала. — Гоняли наперегонки с гор.— Гм... Бородка какого цвета?— Никакой бороды. Ты поросенок. И усов нет. Это уже звучало серьезно.— Чем занимается? — спросил я.— Вообще, органической химией.— А!— Еще одно «а!» — и сам анализируй содержимое твоих пробирок.— Ни одного «а!» больше не слетит с моих уст. Мы съели хрустящую утку, а когда пили кофе, Бенджи Ашер отвлекся на достаточное время от своей жены, чтобы заметить меня.— Фредди! — заорал он во всю глотку, заставив головы всех присутствующих повернуться в его сторону. — Иди сюда, засранец ты этакий.Пожалуй, проще было не сопротивляться. Я остановился у их столика и поздоровался с Дот.— Присоединяйся к нам, — скомандовал Бенджи. — Тащи свою красотку.— Это моя сестра.— Знаем мы этих сестер.Бенджи слегка перебрал. Дот чувствовала себя неловко. По сути, только ради нее я пошел и уговорил Лиззи перейти на другую сторону зала.Мы согласились выпить кофе, предложенный Дот, и отказались от больших рюмок портвейна, на которых настаивал Бенджи. Когда он приказал принести ему еще стакан, Дот как бы между прочим сказала:— Сейчас он на стадии импотенции. Далее последует паралич.— Стерва и сука, — прокомментировал Бенджи. Лиззи смотрела на них широко открытыми глазами. Дот продолжала:— Проблевавшись, он станет рыдать крокодиловыми слезами от жалости к самому себе. И еще называет себя мужчиной.— Предменструальная лихорадка, — усмехнулся Бенджи. — Хронический случай.Лиззи смотрела на их красивые лица и прекрасную одежду, на бриллианты на пальцах Дот и золотые часы Бенджи. Комментарии были излишни. Эти люди получали удовольствие не от денег, а от злости.— Когда поедешь в Италию за моим жеребенком? — спросил Бенджи.— В понедельник, — предложил я. — Нам потребуется три дня. Вечером в среду он будет здесь.— А кто поедет? Только не этот Бретт. Майкл сказал, кто угодно, но не Бретт.— Он уволился. Так что не Бретт.— Пошли Льюиса. Майкл за него горой, да и моих лошадей он частенько возил. Жеребенок дорогой, ты знаешь. И пошли кого-нибудь присмотреть за ним по дороге. Этого пошли, как его, Дейва. Он справится.— А с ним трудно справиться?— Ты же знаешь жеребят, — многозначительно сказал Бенджи. — Пошли Дейва. Будет порядок.— Не могу понять, — заметила Дот, — почему бы не поставить его в конюшню в Италии.— А ты попридержи язык, когда тебя не спрашивают, — рявкнул на нее муж.Пытаясь прекратить перепалку, я рассказал, что мы сегодня перевезли целый фургон старых лошадей из Йоркшира и что, как я понял, пару из них он собирается пристроить у себя.— Этих старых развалин? — воскликнула Дот. — С нас уже хватит.— А у вас уже есть? — спросила Лиззи.— Они сдохли, — ответила Дот. — Это ужасно. Я больше не хочу.— Так не гляди на них, — вмешался Бенджи.— Ты же ставишь их прямо под окном гостиной.— Тогда я их поставлю прямо в гостиную. Будешь довольна.— Ты ведешь себя как ребенок.— А ты — как последняя дура.— Было очень приятно с вами познакомиться, — вежливо сказала Лиззи и встала, собираясь уходить.Когда мы уже уселись в «Ягуар», она спросила:— Они всегда так?— За пятнадцать лет могу поручиться.— Страшно подумать. — Она умиротворенно зевнула, глаза у нее слипались. — Какая чудесная сегодня луна. Вот бы полетать.— Но ты же не улетаешь сегодня?— Да нет, это я по привычке. О небе всегда думаю с точки зрения полета, вот как ты о земле — мягкая или жесткая для лошадей.— Наверное, ты права.Она удовлетворенно вздохнула.— Хорошая у тебя машина.«Ягуар», мягко урча, несся сквозь ночь — мощный, знакомый до последнего винтика — лучшая машина, которая когда-либо у меня была. В последнее время жокеи стали предпочитать скоростным машинам средние семейные универсалы, хоть и сверхнадежные, но тоскливые. Мой послушный, вызывающего цвета «Ягуар» уже не сочетался с той серьезной новой публикой, что заполняла раздевалку на бегах.«Им же хуже», — подумал я. Если вспомнить, я много смеялся в те годы. И ругался, и залечивал синяки, и кипел от злости, если считал, что со мной обошлись несправедливо. И чертовски был счастлив.Последний отрезок дороги от ужина до постели лежал мимо фермы. Я автоматически сбавил скорость, чтобы поглядеть на ряд сверкающих в лунном свете фургонов. Ворота были открыты, что означало, что один или два фургона еще не вернулись. Пока я ехал до дома, то все думал, кто бы это мог быть.Вертолет Лиззи, стоящий там, где когда-то стоял девятиместный фургон с Кевином Кейтом Огденом, тоже был весь залит лунным светом.— Улечу утром, часиков в девять, — сказала Лиззи, — чтобы днем приступить к анализу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39