Это был конец, Стейнер подтвердил мои самые скве
рные предчувствия.
Ц Пойдемте-ка, я дам вам кое-что послушать.
Он увлек меня в гостиную, включил стоявший на столе магнитофон. Я услышал
срывающийся голос Элен:
«Нет, Франческа, не могу забыть… Он бросил меня, предал… Даже не пытался бо
роться, сдался сразу. Я-то, наивная, все надеялась, что он меня вызволит… ми
р перевернет ради меня. А он задрал лапки кверху, рабская душонка. Как же о
н меня разочаровал! Слизняк, бездушный трус. Я не смогу больше с ним жить…
А знаете, как он таскал у меня деньги, когда я же его и содержала? Думал, я ни
чего не замечаю! Как только вернусь в Париж, все выложу про его плагиат газ
етчикам и издателям, с доказательствами, слово в слово!»
Стейнер выключил магнитофон. Я сидел как громом пораженный. Он дал мне пр
ослушать запись еще раз. Каждое слово впечатывалось в мой мозг смертным
приговором.
Ц Ничего не понимаю. Она ведь уверяла, что простила меня.
Ц Когда вы получили последнюю кассету?
Ц Чуть больше трех недель назад, до ее побега.
Ц А это, Бенжамен, мы записали сегодня утром, перед тем как ехать в рестор
ан. За три недели многое изменилось.
Я не выдержал и разрыдался на груди у Стейнера. Нет, невозможно, это конец
всему, Элен предала меня… Тут подошли Франческа и Раймон. Их руки легли мн
е на плечи, и это тройное объятие взяло меня задушу сильней, чем все происш
едшее. Я всматривался в их лица, искал в них понимания, сочувствия. Франчес
ка погладила меня по щеке, ее ладонь была теплая, ласковая. На меня нашло к
акое-то отупение. Я уже ничего не соображал. Плакал и не мог остановиться.
А Стейнер-искуситель нашептывал мне на ухо:
Ц Она нужна мне, Бенжамен, нужна во что бы то ни стало. Мы любим ее, слышите,
мы готовы уничтожить ее, лишь бы она не досталась вам. Одно ваше слово Ц и
я изолирую ее навсегда. Просите взамен все, что пожелаете.
Я наконец сделал выбор Ц грохнулся в обморок. Это было все равно что сказ
ать «да».
Часом позже я сидел в уютном кабинетике без окон, где пахло воском от нате
ртого пола, погрузив нос и пол-лица в раструб огромного ингалятора. Конич
еской формы прибор из красного дерева, похожий на трубу старинного грамм
офона, был обтянут изнутри полиэтиленовой пленкой и укреплен на медной д
ощечке, привинченной к низкому столику. Зажмурившись и приоткрыв рот, я б
лаженствовал, овеваемый нежнейшим дуновением, Ц то моя возлюбленная, п
остепенно увядая, кадила мне божественным фимиамом своей молодости. От э
того сладкого запаха мне еще несколько дней потом не хотелось ни пить, ни
есть. В меня будто впрыснули свежую кровь, летучие флюиды осели на моем ли
це, обновив его. Я вдыхал ее уходящую жизнь и вновь переживал через обонян
ие весь наш роман, узнавая дурманящие ароматы моей подруги, ее дорогих кр
емов и косметики, роскошных духов и дезодорантов, которыми она себя окро
пляла. Все это разливалось вокруг меня мощным хором, кружило голову; захл
ебываясь в этих дивных волнах, я даже разделся догола, чтобы они омыли мен
я всего. Когда накатывало с особенной силой, я ложился на диван, переводил
дыхание. Пиршество ароматов, да и только Ц жуть, настоящий обонятельный
каннибализм. Я опьянел, словно пригубил женственность в чистом виде. Я за
пасался энергией впрок: прекрасный цветок, умирая, возвращал меня к жизн
и. О том, что Элен три месяца томилась в заточении и ждала освободителя, а о
свободитель-то ее и погубил, я больше думать не хотел. Она ведь сама собир
алась донести на меня, предательница, Ц я просто опередил ее. Во мне ни на
миг не шевельнулось подозрение, что Стейнер мог обмануть меня, и я, даже не
представляя себе, какую чудовищную гнусность совершаю, продолжал купат
ься в блаженстве.
В конце концов, что такого? У Элен жизненной силы в избытке, пусть уступит
мне немного: сытые должны делиться с голодными. Я ведь завидовал ей, как за
видует угасающий день ясному утру. И я действительно чувствовал, что ожи
ваю: уж не знаю, в силу какой химической реакции, в моих жилах заиграла кро
вь, мускулы стали крепче, кожа Ц свежее. Так продолжалось недели две Ц ка
ждый день я приникал к раструбу и пил, смакуя, долгими глотками, жизнь моей
невесты.
После этих ингаляций я ощутил в себе бодрость небывалую. Я просто не узна
вал себя: исчезли круги под глазами, волосы заблестели, выглядел я теперь
почти на свои годы. Что-то неуловимо новое появилось в моем лице, волшебны
й налет какой-то… Мне и в голову не пришло, что я мог почувствовать себя лу
чше просто оттого, что провел две недели в горах, на свежем воздухе. Я помо
лодел, я будто принял крещение, и новая жизнь открывалась передо мной. Я ст
ал другим человеком и обрел семью. Я всегда завидовал людям, которые объе
диняются в братства по идеям, людям, чья жизнь полна особым смыслом. В любо
м обществе, сказал мне как-то Стейнер, есть маленькая горстка избранных
Ц им законы не писаны, им заповеди не указ, и видят они дальше большинства
. Я тоже хотел стать таким и был готов на все, чтобы снискать уважение трои
цы. Будущее виделось мне радужным.
Но однажды утром, ни с того ни с сего, Стейнер с Франческой позвали меня в к
ухню и довольно сухо попросили покинуть их дом. До меня даже не сразу дошл
о, что они говорят всерьез.
Ц Это невозможно. А как же наш уговор? Вы обещали…
Ц Мы свое слово сдержали, Бенжамен. Вы отдали нам Элен, вы дышали ею, мы с в
ами в расчете.
Ц Но почему вы гоните меня? Что я такого сделал?
Ц Вы просто нам больше не нужны.
Ц Но я думал… я думал, мы друзья!
Ц Мы и останемся друзьями, Бенжамен… на расстоянии.
Я пытался вымолить хотя бы отсрочку, клянчил, убеждал. Готов был даже плат
ить за проживание, вносить свою долю. Все напрасно. Они и не любили меня ни
когда, им нужна была Элен. Меня выпроваживали как шестерку, выбрасывали к
ак балласт. Невысокого же они обо мне были мнения, не хотели взять даже в п
одручные к Раймону. Это меня добило. Я пожертвовал для них всем, а они брос
ают меня на произвол судьбы! Я вспылил, заперся на ключ в своей комнате, эт
о не возымело действия, и тогда я пригрозил, что сдам их полиции. Тут-то Сте
йнер и поймал меня на слове Ц запихнул в свою машину, отвез в соседний гор
одок, высадил перед жандармерией и подтолкнул к самым дверям.
Ц Валяйте, выкладывайте им ваши страшные тайны.
Из здания как раз вышел полицейский в форме. Стейнер окликнул его Ц они б
ыли знакомы.
Ц Капрал, вот этот господин желает сообщить вам о преступлениях, соверш
енных в моем доме. Капрал улыбнулся, похлопал его по плечу и, даже не удост
оив меня взглядом, пошел своей дорогой.
Ц Зарубите себе на носу, Ц прошипел Стейнер, Ц все это выше вашего разу
мения. Вы Ц всего лишь щепка, попавшая в водоворот.
Он дал мне в порядке компенсации двадцать тысяч франков и пожелал всего
наилучшего. Раймон, как был, в майке и рейтузах Ц он катался на велосипеде
для поддержания формы Ц отвез меня на вокзал в Понтарлье. За всю дорогу э
тот хорек рта не раскрыл, только напомнил, что в моих интересах помалкива
ть. У них, мол, на меня досье собрано. Вот как они меня отблагодарили, а я-то р
ади них пошел на такую подлость!
Ну вот почти и конец моей горестной повести. В Париже я сперва отправился
на квартиру Элен и забрал все, что могло бы навести на мой след, постаравши
сь при этом никому не попасться на глаза. Потом вернулся в свою конуру в XIX о
круге Ц все это время я продолжал за нее платить. Пришлось опять привыка
ть к прежней богемной жизни. Целый год я купался в роскоши, жил на всем гот
овом, и меня в дрожь бросало при одной мысли, что я снова окажусь на мели. Я ч
увствовал себя жалким ничтожеством. Заставил себя сесть за новый роман,
снова занимался грабежом, обнаглел пуще прежнего, переписывал целые стр
аницы, но дело все равно не клеилось. Стейнер лгал: никаких способностей у
меня не было. Об Элен я старался не думать, чтобы не завыть от стыда и горя.

Прошло два месяца. Я кое-как сводил концы с концами. Однажды утром я собир
ался к своему издателю, передать ему первый вариант книги. Нервничал жут
ко. Я брился перед зеркалом, и вдруг левую сторону лица как прострелило; я
стиснул зубы, рот искривился в какой-то чудной гримасе, веко задергалось,
и левый глаз перестал видеть. Это продолжалось с полминуты. А час спустя, к
огда издатель восторгался фразами Набокова, Виктора Гюго, Андре Жида и В
алери Ц я присвоил их, не изменив ни одной запятой, Ц меня опять перекос
ило.
Ц Что с вами, зубами маетесь? Вы так скалитесь, будто у вас вся челюсть бол
ит!
Я удрал, оставив разбросанные по столу листки рукописи. Бежал, бежал, пока
не выбился из сил. И во всех витринах видел свое отражение, видел эту жутку
ю судорогу, исказившую пол-лица. После этого я целыми днями лежал, забивши
сь под одеяло. Тик временами отпускал, но возобновлялся, стоило мне посмо
треться в зеркало. Прошла неделя. Однажды меня скрутило не на шутку, ужасн
о разболелась голова, веко падало, как косо прибитый ставень, левая щека в
ыплясывала сарабанду не в лад с остальным лицом, морщилась, дергалась. И в
друг мне все стало ясно: искаженное лицо, которое я видел в зеркале над рак
овиной, Ц это не я, это же Элен! Мне передался ее нервный тик. Я его подцепи
л, вдыхая ее флюиды, ее лицо наложилось на мое. Вот так: хотел взять себе ее ю
ность, а в придачу получил эту гримасу. То была ее месть. Она настигла меня,
запечатлелась на моем лице, влезла в мое «я», вытеснила меня из собственн
ой шкуры. Оказывается, раньше я и не представлял себе всей глубины своей н
изости; а что подумают обо мне люди? От этой мысли меня прошиб холодный пот
. Я стал жить отшельником, избегал яркого света, людных мест. Я боялся: вдру
г во мне узнают Элен, донесут на меня, обвинят в похищении. Ее безмолвный д
войник следовал за мной повсюду и мог выглянуть в самый неожиданный моме
нт. Левая половина моего лица корчилась в судороге, а правая опять старел
а. Целительный эффект устьев юности сошел на нет, хотя кое-где, островками
, еще сохранилась здоровая, гладкая кожа. Да как я мог поверить в это чудод
ейственное средство? в эту чушь? Теперь, всматриваясь в свое отражение в з
еркале, я вижу два лица: старика, в которого постепенно превращаюсь я сам,
и юную шалунью, которая корчит мне рожи.
С тех пор я Ц конченый человек. В аптеке я купил себе несколько масок, в од
ной из них вы меня видели. Хотел, пока не встретил вас, навсегда спрятать с
вое лицо, как вор прячет краденое, скрыть печать моей подлости. Писать я бр
осил, деньги кончились, пришлось сменить мой клоповник на каморку еще те
снее и грязнее. От людей я прячусь, выхожу только ночью. Так и скрываюсь на
улицах среди парижской голытьбы. Три дня назад на набережной острова Сен
-Луи меня взяли полицейские и отвезли в Отель-Дье. Мне уже было все равно. Н
о когда я увидел вас, то решился все рассказать. Вы были не похожи на други
х, вы показались мне доброй, способной понять и еще Ц неуверенной. Мне бол
ьше нечего терять, я хочу искупить свою вину, пусть даже ценой жизни. Неско
лько раз я звонил Стейнерам, но их телефон в Юра отключен. А в справочной с
лужбе такой фамилии не значится. Доктор, вы должны мне помочь, вы должны на
йти Элен.

Бенжамен повысил голос, почти сорвался на крик. Собор гудел, как уле
й, было уже одиннадцать. Толпы экскурсантов текли сплошным людским поток
ом по обе стороны центрального нефа. Мы были совершенно одни Ц так не уед
инишься и на необитаемом острове. Из какого-то детского любопытства мне
все еще хотелось увидеть его лицо. Он нехотя согласился. Но я была жестоко
разочарована. Без маски и шапочки Бенжамен Толон оказался именно таким,
каким он себя описал: состарившийся ребенок с усталым лицом и выражением
побитого пса. Глаза были пустые, щеки очень бледные. Как-то не верилось, чт
о этот невзрачный человечек пережил такие удивительные приключения. Ви
дно, горе наложило на него отпечаток, изменило его лицо. Я попыталась пред
ставить себе Элен. Почему она влюбилась в него? Наверно, пожалела: у него т
акой страдальческий вид.
Ц Ну что, вы удовлетворены?
Он вцепился в мою руку. Наклонился к самому моему уху. Вблизи я замет
ила, как потрескались его губы.
Ц Я признался во всем. Слово за вами. Очень вас прошу…
Едва он открыл рот, как лицо его скривилось. Щека судорожно задерга
лась, левый глаз замигал, точно перегорающая сигнальная лампочка. Припад
ок, сразу же подумалось мне, и, скорее всего, истерического происхождения.
Лицо отчетливо делилось надвое по вертикали от переносицы. Казалось, буд
то в левой половине бьется кто-то живой, силясь вырваться. С этой гримасой
под склоненными ликами святых в нишах собора он напоминал безумцев, на к
оторых было так падко средневековье, видевшее в них посланцев Божьих.

Ц Вот, смотрите, как она резвится на моем лице. Это ее час, опять приш
ла наказывать меня. Он уже не говорил Ц квохтал взахлеб.
Ц Умоляю вас, поезжайте, найдите ее, скажите ей: я никогда себе не пр
ощу, что оставил ее в лапах у этих негодяев.
У него вырвался судорожный смешок. Дрожащей рукой он протянул мне
какую-то бумажку.
Ц Вот, передаю вам эстафету. А я Ц я должен заплатить сполна.

Глаза его вдруг погасли, словно кто-то выключил ток, лицо перестало
дергаться, да так внезапно, что меня это поразило сильней, чем сам приступ
. Пока я приходила в себя, его и след простыл Ц я не успела заметить, как он
растворился в толпе экскурсантов. Бежать за ним? К чему? Я развернула бума
жку Ц это оказался нарисованный от руки план местности с указаниями, ка
к добраться до «Сухоцвета», и карта дорог от самого Безансона. Наверху бы
ло выведено большими буквами: «Спасибо». У меня закружилась голова, и при
шлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.


ЭПИЛОГ

Вернувшись домой на улицу Нотр-Дам-де-Рекувранс, я легл
а прямо на пол, поставила на полную громкость пластинку египтянина Фарид
а эль-Атраха Ц это один из моих любимых певцов, Ц свернула косячок и дол
го лежала, затягиваясь и глядя перед собой широко открытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31