Она больше не умеет так. Как глупо было думать, что, даже если бы тетя Джейн была жива, мисс Фрэнсис Вудард смогла бы стать респектабельной английской леди с правом на защиту и свободную от страха жизнь. Никогда она не сможет претендовать на это. В Индии она была Чандни, лунным сиянием, но на родине ее считали обычной распутницей, дамой полусвета, навсегда заклейменной золотым кольцом, сверкавшим в ее ноздре и изгибающимся над верхней губой подобно клейму раба.
Если она не найдет себе покровителя, то умрет с голоду.
Когда полчаса спустя Фрэнсис вышла из своей комнаты, она сразу оказалась на шумной вечеринке. Казалось, все было сдвинуто со своего места: ковры, мебель и даже гобелены. В доме была произведена небольшая перестановка, все усыпано цветами – чтобы собрать такое количество цветов, потребовалось, наверное, опустошить все сады и оранжереи на много миль вокруг – и задрапировано полосами превосходного блестящего щелка. Цель состояла в том, чтобы скрыть английскую простоту под чем-то необузданным и экзотическим. Где-то зажгли ладан, наполнявший воздух чувственными ароматами Востока. Как будто Фарнхерст превратился в грубую карикатуру на дворец махараджи. Внезапно на Фрэнсис нахлынула жаркая волна гнева. Как он посмел!
Двери открывались и закрывались, отчего музыка то становилась громче, то вновь затихала. Начали прибывать гости. Фрэнсис различала грохот нескончаемой вереницы карет, останавливающихся у парадных дверей, несмолкающий шум визгливых женских и приглушенный гул хмельных мужских голосов. Вскинув голову, она спустилась по ступенькам, чтобы встретить гостей.
Ее перехватила темноволосая женщина.
– Мое милое дитя, вы просто великолепны! Может, вместо всего этого вы захотите работать у меня? Пойдемте, нам нужно поговорить. – Женщина, заразительно рассмеявшись, взяла Фрэнсис под руку и повела в тот самый кабинет, где был оставлен привязанный к столу лорд Риво. Комната была пуста. Даже когда женщина принялась мерить ее шагами, ощущение пустоты не исчезло. – Что за глупый вопрос – ведь вам преподносят Найджела на блюдечке. Вам повезло, моя дорогая. Никто не может сравниться с Риво.
Фрэнсис села, ощущая себя потерянной в этом доме.
– Вы его друг?
– Друг? Хотела бы я заслужить этот титул, моя дорогая. Но я всего лишь проститутка. Меня зовут Бетти Палмер. Но как бы там ни было, я знакома с ним много лет.
Всего лишь проститутка! Фрэнсис призвала на защиту сарказм.
– Если вы так хорошо знаете его, то, вероятно, сможете просветить меня: маркиз всегда выигрывает новых любовниц в кости?
– Вы считаете его негодяем, правда? – Женщина бросила на Фрэнсис проницательный взгляд. – Знаете, он совсем не такой. В Фарнхерст, моя дорогая, его привело что-то другое. Что-то очень важное. Вы послужили лишь удобным поводом. Он не будет принуждать вас!
– Поскольку лорд Доннингтон торгует мной, я не могу не ощущать принуждения.
Бетти небрежно пожала плечами.
– Даже одна ночь с Найджелом – бесценный подарок для женщины нашей профессии. Нет, он что-то задумал. Он живьем сдерет с меня кожу, если узнает, что я говорю вам это, но он чем-то глубоко озабочен.
– Значит, его светлость намерен успокоить свои израненные чувства, оскорбляя меня.
– О Боже! Неужели вы не можете на время забыть о принуждении и проявить хотя бы подобие доброты?
– Доброты? – последовал сердитый ответ. – С ганикой, профессиональной куртизанкой, уважительно обращаются даже короли. Она хранитель Камы, одной из трех основ жизни. Теперь, попав в Англию, я готова стать чьей-то любовницей, но только по своему выбору. А Риво выиграл мое расположение в кости. Разве я могу ответить добротой на такое варварство?
– Я подала бы ему на завтрак собственную душу, зажаренную с луком, если бы думала, что это спасет его, – серьезно сказала Бетти.
– Я не занимаюсь спасением душ. Поищите ему другую возлюбленную. Мне неинтересно это предложение.
– Мое милое дитя, – темные глаза Бетти светились неподдельным сочувствием, – вы уже заняли это место. Но ему нужна не просто любовница. Почему никто не верит, что человек, которому пришлось столько испытать, не пресытился чувствами?
Фрэнсис поднялась – одним плавным движением, которому научилась в гареме, – и пошла к двери. Она больше ничего не желала слышать. Но в последних словах Бетти звучала такая тоска, что они, как нож, вонзились ей в сердце.
– Вы не в состоянии дать то, что ему нужно, правда? – продолжала Бетти. – Вы сами переполнены страхом и отчаянием.
Фрэнсис повернулась к ней, сама не зная, что заставляет ее голос дрожать.
– Значит, лорду Риво требуется более искусная любовница?
– Не совсем, – ответила Бетти. – Ему нужен друг.
«Он обрек на смерть свою последнюю возлюбленную, чтобы спасти свою шкуру».
– Друг? – переспросила Фрэнсис, подавляя поднимающуюся откуда-то изнутри панику. – Я куртизанка, заботящаяся только о себе и своем благополучии. Будь я проклята, если что-нибудь знаю о дружбе.
Стараясь скрыть свое замешательство, Фрэнсис покинула комнату и пошла в залу для танцев. Черт бы побрал Доннингтона, маркиза и всех мужчин на свете! Фрэнсис чувствовала себя как перед казнью.
Найджел стоял с Доннингтоном в передней. Он сменил скромную одежду для верховой езды, которая была на нем в библиотеке. Белые шелковые панталоны и чулки плотно облегали длинные ноги. Превосходно сшитый бархатный вечерний камзол ловко облегал его сильные плечи. В глубоком вырезе был виден белый шелковый жилет, почти незаметный на фоне сверкавшей белизной рубашки, которая поднималась к шее искусными кружевами. В булавке для галстука сверкал огромный бриллиант. Темные волосы небрежными завитками спускались ему на лоб, как будто намеренно контрастируя с тщательно подогнанным костюмом. Найджел прекрасно сознавал, что его вид безупречен и что его камердинер – несмотря на то что остался в Лондоне, – может гордиться непревзойденным костюмом своего хозяина.
К огорчению лорда Доннингтона, Найджел с преувеличенным вниманием рассматривал убранство дома. Он был спокоен, по крайней мере внешне, демонстрируя свое дьявольское остроумие. Лицо лорда Доннингтона, напротив, все мрачнело, покрываясь красными пятнами по мере того, как он прикладывался к бокалу. Небольшая группа молодых людей, к которым нежно льнули их дамы, с откровенным весельем наблюдала за происходящим. В память о тех, кто нашел свою смерть среди холодных снегов России, Найджел решил заставить лорда Доннингтона немного попотеть, прежде чем он выберет свой приз.
Толпа погрузилась в молчание, нарушаемое лишь шорохом одежд. Найджел оглянулся и увидел вошедшую в комнату Фрэнсис, закутанную в тонкий и прозрачный голубой шелк. Он был потрясен до глубины души. При каждом ее движении ткань сверкала и переливалась, подобно бликам луны на летней воде. Сари было скромным, изящным и необыкновенно соблазнительным; его цвет оттенял синеву ее кобальтовых глаз. Тонкая как паутина чадра спускалась с золотисто-медовых волос. В ноздре Фрэнсис вместо крошечного «гвоздика» сверкало золотое колечко, подчеркивая тонкие черты ее лица.
Она встретила его взгляд с абсолютным безразличием.
У Найджела засосало под ложечкой. Он понимал, что планы его рухнули. Сегодняшний вечер, по его замыслу посвященный исключительно разоблачению предателя, где девушка должна была служить лишь предлогом для всего этого маскарада, подчинится ее воле. Обратного пути нет. Но неужели она считала, что вправе бросить ему этот холодный, яростный вызов, словно только она умеет играть в подобные игры? Он все же проведет свою. Лениво, подобно греющемуся на солнце коту, он готовил свой план. Небольшая месть. И это будет восхитительно.
Он смотрел, как Фрэнсис подходит к Доннингтону. По рядам светских щеголей пробежал восхищенный ропот. Найджел приложил руку к сердцу, туда, где под одеждой скрывалась оставленная ею отметина, и поклонился.
– А, мисс Вудард! Чтобы выполнить условия пари, я должен выбрать себе что-нибудь из находящегося в доме. Я пытаюсь решить, что предпочтительнее: напольные часы или серебряная ваза. На чаше весов белый мрамор и золото против драгоценного металла. Проведя здесь день и все осмотрев, я пришел к выводу, что должен остановиться на одном из этих предметов. А вы как думаете?
Было почти невозможно смотреть на ее губы и не испытывать желания поцеловать их. Сари переливалось и сверкало, подчеркивая гибкость и грацию девушки.
– Поскольку обе эти вещи украшены классическими сценами, милорд, возможно, вы предпочтете ту, смысл которой придется вам больше по вкусу?
Найджел уловил презрение в ее взгляде, но его тело вопреки всему отзывалось на присутствие Фрэнсис. Он заставил себя улыбнуться:
– Однако резьба на часах изображает беднягу Париса, который собирается отдать яблоко Афродите, оскорбив тем самым двух более могущественных богинь. На вазе, похоже, сцена похищения Персефоны. В обоих случаях у дам есть причина гневаться на мужчину. Обе сцены кажутся мне подходящими.
Она твердо посмотрела ему в глаза:
– Вы хотите сказать, что гнев женщины – всего лишь пустяк? Результатом безрассудной самоуверенности Париса стала Троянская война, а в наказание за похищение Персефоны мы вынуждены терпеть зиму. Разрушение либо бесплодие, лорд Риво. Выбор за вами.
– Глубина ваших рассуждений, мадам, уничтожила мой интерес к обоим этим предметам, поскольку единственное, что привлекает мой испорченный вкус, – это откровенное изображение прелестей противоположного пола.
Испытывая глубокое отвращение к себе, Найджел наблюдал за ее реакцией. Даже Бетти, вероятно, испытала бы легкое замешательство, столкнувшись с таким открытым вызовом. Но Фрэнсис внимательно посмотрела на трех богинь на часах, демонстрировавших свои мраморные прелести, потом перевела взгляд на Персефону, чьи серебряные одежды скорее открывали, чем прятали ее тело. Затем она взглянула маркизу в лицо, явно демонстрируя одобрение эротичных сцен.
– Как они неуклюжи, – спокойно ответила она. – Это всего лишь разновидность скромности, лицемерное щекотание нервов.
Как она осмелилась? Найджел почувствовал, что его любопытство разгорается все сильнее.
Какой-то остряк из гостей решил вмешаться в разговор:
– Если вас интересуют изображения женщин, милорд, то вам следует взглянуть на портреты предков лорда Доннингтона, которые развешаны в столовой.
– Но разве они стоят двадцати тысяч фунтов, дорогой сэр? – немедленно откликнулся другой гость. – Я видел бабушку Доннингтона и боюсь, что Риво не дал бы за нее и шиллинга, даже когда она была в расцвете лет. Мне говорили, что он предпочитает женщин, в которых чуть больше соли и гораздо меньше уксуса.
Доннингтон густо покраснел.
– Моя бабушка была леди!
– Неужели? – парировал остряк. – А что в таком случае случилось с вами?
Толпа разразилась смехом. Не обращая на гостей внимания, Найджел вновь повернулся к Фрэнсис:
– Но без вашего руководства, мисс Вудард, мои постыдные желания подтолкнут меня к неверному решению. А что еще есть в доме Доннингтона? Я видел очень красивый резной столик, несколько гобеленов с жизнерадостными буколическими сценами, очаровательное пианино с бронзовой инкрустацией в современном стиле и превосходный севрский фарфор. И нужно сказать, ничего из этого особо не прельстило меня. Вне всякого сомнения, здесь должно быть что-либо еще – достаточно соблазнительное, на взгляд повесы, – что-то совершенно необычное, экзотическое и острое, – произнес он и склонился к ее руке.
Толпа зааплодировала.
Когда его губы на мгновение коснулись ее пальцев, Фрэнсис поняла, как он напряжен. Его поцелуй был легок и сдержан, и она почувствовала, как сердце ее непроизвольно замерло в груди.
– Будьте осторожны, милорд. Вы можете порезаться.
– Нет, я лишь слегка поцарапан. – Он взглянул на Фрэнсис из-под своих необыкновенных ресниц и отпустил ее руку, а затем повернулся к Доннингтону. – Пойдемте, сэр. Чем еще вы можете соблазнить меня? Не отдать ли нам дань восхищения вашей бабушке?
Пока они шли в столовую, маркиз высказывал свое суждение о каждой ценной вещи, мимо которой они проходили. Лорд Доннингтон совсем поник под градом его злых и остроумных замечаний, а следовавшие за ними гости откровенно хохотали. Фрэнсис охватило возмущение. Чем можно оправдать подобное публичное оскорбление лорда Доннингтона? Что лорду Риво, в конце концов, нужно в Фарнхерсте?
Переполненная гостями столовая была украшена цветами – не скромными английскими розами, а экзотическими лилиями, бесстыдно раскрывающими свои лепестки. Смешиваясь с запахом цветов и как бы соперничая с музыкой струнного квартета, в воздухе плыл пьянящий аромат духов. Под шеренгами фамильных портретов был накрыт стол, ломившийся от шедевров кулинарного искусства: ароматного мяса, душистых соусов, причудливо нарезанных овощей, пирожных, таких воздушных, что, казалось, легкого дуновения ветерка достаточно, чтобы смести их со стола.
Рот Фрэнсис наполнился слюной.
Присмотревшись, она заметила, что на столах все как-то необычно, набор блюд нетрадиционен. Блюда с пирожными и взбитые сливки соседствовали с украшенными морскими водорослями устрицами. Словно улыбающиеся, открытые раковины мидий, плавающие в чесночно-винном соусе, располагались рядом с корзинами длинных, покрытых хрустящей корочкой хлебов. Фонтанчик вина в форме тонкой позолоченной фигурки нимфы, держащей в руках кувшин, не давал бокалам оставаться пустыми.
На всем столе, сервированном с превосходным вкусом, лежала печать мрачного юмора, будто нимфа в любой момент может подмигнуть и предаться похоти, а устрицы раскрыть свои створки и втянуть хлеб. Фрэнсис взглянула на Риво, это совершенство из плоти и крови: чистый лоб, орлиный нос, безупречная линия скул. Вне всякого сомнения, маркизу и раньше приходилось устраивать подобные развлечения, и его нисколько не волновало, что ароматы Востока наполнят ее душу тревогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49