Сантехника, советую всем
Готфрид Август Бюргер.
Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена
на воде и на суше, походы и веселые приключения, как он обычно
рассказывал о них за бутылкой вина в кругу своих друзей
-----------------------------------------------------------------------
Пер. с немецкого. Минск, "Беларусь", 1993. По изд.: Г.Бюргер.
Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. М., 1956.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 October 2002
-----------------------------------------------------------------------
Верьте, почтенные господа,
Умный не прочь пошутить иногда.
БАРОНА ФОН МЮНХГАУЗЕНА СОБСТВЕННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ
Я выехал из дома, направляясь в Россию, в середине зимы, с полным
основанием заключив, что мороз и снег приведут, наконец, в порядок дороги
в северной Германии, Польше, Курляндии и Лифляндии, которые, по словам
всех путешественников, еще хуже, чем дороги, ведущие к храму Добродетели,
не потребовав на это особых затрат со стороны достопочтенных и заботливых
властей в этих краях. Я пустился в путь верхом, ибо это самый удобный
способ передвижения, если только с конем и наездником все обстоит
благополучно. При таких условиях не рискуешь ни дуэлью с "учтивым"
немецким почтмейстером, не зависишь от прихоти томящегося жаждой почтового
ямщика, который станет заворачивать по пути в каждый трактир. Одет я был
довольно легко, и это становилось все неприятнее по мере того, как я
продвигался на северо-восток.
Так вот, пусть представят себе, как должен был чувствовать себя в этом
суровом климате бедный старик, лежавший где-то в Польше, на пустыре, по
которому гулял северный ветер. Беспомощный и дрожащий, он не имел даже чем
прикрыть свою наготу.
Мне до глубины души стало жаль беднягу. Хоть у меня самого душа в теле
замерзала, я все же накинул на него свой дорожный плащ. И тут внезапно из
поднебесья донесся голос, восхвалявший столь добрый поступок в следующих
выражениях, обращенных ко мне:
- Черт меня побери, сын мой, тебе за это воздается!
Я не придал этому значения и продолжал путь, пока ночь и мрак не
окутали меня. Ни один огонек, ни один звук не говорили о близости хоть
какой-нибудь деревушки. Все кругом было заметено снегом, и я не различал,
ни дорог, ни троп.
Утомленный ездой, я соскочил наконец с коня и привязал его к какому-то
подобию остроконечного бревна, торчавшего из-под снега. Подложив на всякий
случай под руку свой пистолет, я улегся неподалеку в снег и так крепко
уснул, что открыл глаза только тогда, когда было уже совсем светло. Как же
велико было мое удивление, когда я убедился, что лежу на кладбище в
какой-то деревне! Коня моего нигде не было видно, но вдруг где-то высоко
надо мной послышалось ржание. Я взглянул вверх и увидел, что он привязан к
флюгеру на церковной колокольне и болтается в воздухе. Тут я сразу все
сообразил. Дело в том, что деревня ночью была вся засыпана снегом. Погода
неожиданно переменилась, и, по мере того как снег таял, я, не просыпаясь,
потихоньку опускался все ниже. То, что в темноте показалось мне торчащим
из-под снега бревном или пнем, к которому я привязал коня, было не то
крестом, не то флюгером на колокольне.
Не задумываясь, я вытащил пистолет, выстрелил в недоуздок и,
благополучно вернув себе таким образом коня, пустился в дальнейший путь.
Все шло прекрасно, пока я не добрался до России, где зимой не принято
путешествовать верхом. Так как обычно я придерживался местных обычаев, то
и на сей раз добыл маленькие одноконные беговые санки и весело помчался в
Санкт-Петербург.
Не могу сейчас точно сказать, было ли это в Эстляндии или в
Ингерманландии, помню только, что случилось это в дремучей лесной чаще,
когда я вдруг увидел, что за мной со всех ног несется чудовищной величины
волк, подгоняемый нестерпимым зимним голодом. Он вскоре настиг меня, и
спастись от него не было никакой надежды. Машинально кинулся я ничком в
сани, предоставив лошади, во имя общего нашего блага, полную свободу
действий. И тут почти сразу произошло именно то, что я предполагал, но на
что не смел надеяться. Волк, не удостоив такую мелкоту, как я, своим
вниманием, перескочил через меня, с яростью накинулся на лошадь, растерзал
и сразу же проглотил всю заднюю часть бедного животного, которое от страха
и боли понеслось еще быстрее. Отделавшись, таким образом, благополучно, я
тихонько приподнял голову и, к ужасу своему, увидел, что волк чуть ли не
целиком вгрызся в лошадь. Но лишь только он успел забраться внутрь, как я,
со свойственной мне быстротой, схватил кнут и принялся изо всей мочи
хлестать по волчьей шкуре. Столь неожиданное нападение, да еще в то время,
как он находился в таком футляре, не на шутку напугало волка. Он изо всех
сил устремился вперед, труп лошади рухнул наземь, и - подумать только -
вместо нее в упряжке оказался волк! Я не переставал стегать его кнутом, и
мы бешеным галопом, вопреки нашим общим ожиданиям и к немалому удивлению
зрителей, в полном здравии и благополучии въехали в Санкт-Петербург.
Боюсь, милостивые государи, наскучить вам рассказами об образе
правления, искусстве, науках и других достопримечательностях этой
изумительнейшей столицы России и еще менее хочу занимать вас
повествованием о всяких интригах и веселых приключениях в высшем обществе,
где хозяйка дома имеет обыкновение приветствовать гостя рюмкой водки и
звонким поцелуем. Я стремлюсь привлечь ваше внимание к более важным и
благородным предметам, а именно - к лошадям и собакам, большим любителем
которых я всегда был, далее к лисицам, волкам и медведям, а их, как и
всякой другой дичи, в России такое изобилие, что ей может позавидовать
любая другая страна на земном шаре, и, наконец, ко всякого рода
увеселениям, рыцарским состязаниям и славным подвигам, которые более к
лицу дворянину, чем крохи затхлой латыни и греческой премудрости или
раздушенные саше, завитые коки и выкрутасы французских утонченных остряков
и парикмахеров.
Ввиду того, что потребовалось известное время, пока я был зачислен в
армию, у меня осталось несколько месяцев досуга, когда я мог и дни свои и
деньги растрачивать благороднейшим образом, как подобает истинному
дворянину.
Не одна ночь протекла за игорным столом, и немало ночей - под звон
полных бокалов. Холодный климат и нравы страны отвели бутылке, среди
других светских развлечений, в России гораздо больше места, чем в нашей
трезвой Германии. Мне приходилось поэтому встречать там людей, которые в
благородном искусстве выпивки имели право считаться подлинными виртуозами.
Но все они были лишь жалкие недоучки по сравнению с седобородым генералом
с медно-красным лицом, обедавшим с нами за общим столом.
Почтенный старичок, который в одном из боев с турками утратил верхнюю
часть черепа, имел поэтому обыкновение, знакомясь с новыми людьми, с
учтивым простодушием извиняться за то, что вынужден за столом оставаться в
головном уборе. За трапезой он неизменно опорожнял несколько бутылок водки
и заканчивал обычно фляжкой аррака или же, смотря по обстоятельствам,
раз-другой начинал сначала. И все же никогда нельзя было уловить в нем ни
малейшего признака опьянения. Вам трудно этому поверить? Я готов извинить
вас, милостивые государи. Это было и для меня непостижимо. Долго я не
знал, чем это объясняется, пока мне, наконец, не удалось найти ключ к
загадке...
У генерала была привычка время от времени слегка приподнимать шляпу.
Мне нередко приходилось это видеть, но я не придавал этому значения. То,
что ему становилось жарко, казалось вполне естественным, и то, что он
старался освежить голову, также не вызывало удивления. Но в конце концов
мне удалось заметить, что он вместе со шляпой приподнимает прикрепленную к
ней серебряную пластинку, заменявшую ему недостающую часть черепа, и тогда
весь пар от поглощенных им спиртных напитков взвивался ввысь в виде
небольшого облачка. Загадка была разгадана!
Я поделился своими наблюдениями кое с кем из добрых моих друзей и,
ввиду того, что как раз стемнело, взялся немедленно произвести опыт и
доказать свою правоту. Я встал, не выпуская из рук трубки, за спиной
генерала и, когда он приподнял шляпу, при помощи клочка горящей бумажки
поджег взвившийся над его головой пар. И тогда перед нами предстало столь
же неожиданное, сколь и красивое зрелище. В одно мгновение я превратил
столб пара над головой нашего героя в огненный столб, а часть испарений,
задержавшаяся в пространстве между волосами и шляпой генерала, вспыхнула
голубым огнем, образовав некое подобие сияния, прекраснее любого нимба,
когда-либо озарявшего чело самого прославленного святого. Скрыть от
генерала произведенный мною опыт было невозможно. Но он ничуть не
разгневался и даже впоследствии неоднократно разрешал повторять
эксперимент, придававший ему столь возвышенный вид.
Не стану останавливаться на ряде других веселых проделок, так как
собираюсь рассказать вам о разнообразных охотничьих приключениях, которые
кажутся мне более замечательными и забавными.
Вы легко можете себе представить, милостивые государи, как хорошо я
чувствовал себя в обществе добрых приятелей, по достоинству умевших ценить
обширный, ничем не огороженный лес для охоты. Разнообразие, свойственное
таким развлечениям, а также исключительная удача, сопутствовавшая любой
моей проделке, вспоминаются и сейчас с особым удовольствием.
Однажды утром я увидел, что большой пруд, находившийся почти под самыми
окнами моей спальни, буквально усеян дикими утками. Я мгновенно схватил
стоявшее в углу ружье и сломя голову бросился вниз по лестнице. Все это
произошло столь стремительно, что я ударился лицом о дверной косяк. Искры
посыпались у меня из глаз. Это, однако, ни на секунду не задержало меня.
Но едва я вскинул ружье, как к великой своей досаде заметил, что при ударе
о дверь соскочил даже кремень с ружейного курка. Что делать? Времени
терять было нельзя.
К счастью, я вспомнил то, что сейчас произошло с моими глазами. Итак, я
взвел курок, прицелился в диких птиц и ударил кулаком себя в глаз. Из него
снова посыпались искры. Раздался выстрел, и я подбил пять пар уток, четыре
красношейки и пару лысух. Находчивость порождает героические поступки!
Если воин и моряк с ее помощью нередко избегают опасности, то охотник не
менее часто бывает обязан ей своей удачей.
Случилось однажды, что по озеру, на которое я набрел во время охоты,
плавало несколько дюжин диких уток. Они были так далеко друг от друга, что
я не мог надеяться сбить каждым выстрелом больше одной. А на беду, у меня
оставался только один, последний заряд. Между тем мне очень хотелось
захватить с собой всех уток, так как я в ближайшее время собирался
пригласить в гости большую компанию друзей и знакомых.
И тут я вдруг вспомнил о кусочке свиного сала, уцелевшем на дне моего
ягдташа от взятого с собой завтрака. Я прикрепил этот кусочек к концу
довольно длинного собачьего поводка, который я вдобавок расплел, удлинив
его таким образом раза в четыре. Укрывшись в береговом камыше, я закинул в
воду этот кусочек сала и с радостью увидел, как ближайшая утка быстро
подплыла и проглотила его. За первой вскоре последовали и все остальные, и
так как прикрепленный к шнуру скользкий кусочек сала очень быстро выходил
сзади непереваренным, то его проглатывала следующая, и так все, одна за
другой. Короче говоря, кусочек сала пропутешествовал по внутренностям всех
уток, не оторвавшись от шнура. Утки были нанизаны на шнуре, словно бусы на
нитке. Я с удовольствием вытащил их на берег, обмотал шнур раз десять
вокруг себя и направился в обратный путь.
До дому было еще довольно далеко, и так как весило такое множество уток
порядочно и тащить их было тяжело, я уже почти готов был пожалеть о том,
что столько их наловил. Но тут меня выручило необычайное происшествие,
сначала немало смутившее меня. Дело в том, что все утки были еще живы.
Оправившись от первого испуга, они изо всех сил стали бить крыльями и
поднялись со мною ввысь. Многие при подобных обстоятельствах потеряли бы
голову, но я умело использовал свое положение: пустив в ход вместо руля
полы своего сюртука, я направил полет в сторону дома.
Оказавшись над своим жильем и желая без вреда для себя опуститься вниз,
я стал свертывать уткам одной за другой шеи и таким образом медленно и
мягко скользнул вниз прямо через трубу на плиту моей кухни, в которой, на
счастье, еще не был разведен огонь. Все это к немалому испугу и удивлению
моего повара.
Нечто подобное мне пришлось однажды проделать со стаей куропаток.
Я вышел из дому, намереваясь испробовать новое ружье, и уже растратил
весь свой запас дроби, как вдруг из-под моих ног совершенно неожиданно
вспорхнула стая куропаток. Желание видеть вечером несколько штук из них у
себя на столе заставило меня придумать способ, к которому и вы, милостивые
государи, можете вполне в случае надобности прибегнуть, положившись на мое
слово. Заметив, куда опустились куропатки, я поспешно зарядил ружье,
использовав для этого вместо дроби шомпол, верхний конец которого я,
насколько возможно в такой спешке, немного заострил. Затем я подкрался к
куропаткам и, лишь только они вспорхнули, выстрелил и имел удовольствие
наблюдать, как мой шомпол с нанизанными на нем семью куропатками в
нескольких шагах от меня медленно опускался на землю. Бедным птицам
оставалось лишь удивляться, что они так рано оказались на вертеле! Да, как
я уже говорил, в жизни всегда нужно уметь найти выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена
на воде и на суше, походы и веселые приключения, как он обычно
рассказывал о них за бутылкой вина в кругу своих друзей
-----------------------------------------------------------------------
Пер. с немецкого. Минск, "Беларусь", 1993. По изд.: Г.Бюргер.
Удивительные приключения барона Мюнхгаузена. М., 1956.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 October 2002
-----------------------------------------------------------------------
Верьте, почтенные господа,
Умный не прочь пошутить иногда.
БАРОНА ФОН МЮНХГАУЗЕНА СОБСТВЕННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ
Я выехал из дома, направляясь в Россию, в середине зимы, с полным
основанием заключив, что мороз и снег приведут, наконец, в порядок дороги
в северной Германии, Польше, Курляндии и Лифляндии, которые, по словам
всех путешественников, еще хуже, чем дороги, ведущие к храму Добродетели,
не потребовав на это особых затрат со стороны достопочтенных и заботливых
властей в этих краях. Я пустился в путь верхом, ибо это самый удобный
способ передвижения, если только с конем и наездником все обстоит
благополучно. При таких условиях не рискуешь ни дуэлью с "учтивым"
немецким почтмейстером, не зависишь от прихоти томящегося жаждой почтового
ямщика, который станет заворачивать по пути в каждый трактир. Одет я был
довольно легко, и это становилось все неприятнее по мере того, как я
продвигался на северо-восток.
Так вот, пусть представят себе, как должен был чувствовать себя в этом
суровом климате бедный старик, лежавший где-то в Польше, на пустыре, по
которому гулял северный ветер. Беспомощный и дрожащий, он не имел даже чем
прикрыть свою наготу.
Мне до глубины души стало жаль беднягу. Хоть у меня самого душа в теле
замерзала, я все же накинул на него свой дорожный плащ. И тут внезапно из
поднебесья донесся голос, восхвалявший столь добрый поступок в следующих
выражениях, обращенных ко мне:
- Черт меня побери, сын мой, тебе за это воздается!
Я не придал этому значения и продолжал путь, пока ночь и мрак не
окутали меня. Ни один огонек, ни один звук не говорили о близости хоть
какой-нибудь деревушки. Все кругом было заметено снегом, и я не различал,
ни дорог, ни троп.
Утомленный ездой, я соскочил наконец с коня и привязал его к какому-то
подобию остроконечного бревна, торчавшего из-под снега. Подложив на всякий
случай под руку свой пистолет, я улегся неподалеку в снег и так крепко
уснул, что открыл глаза только тогда, когда было уже совсем светло. Как же
велико было мое удивление, когда я убедился, что лежу на кладбище в
какой-то деревне! Коня моего нигде не было видно, но вдруг где-то высоко
надо мной послышалось ржание. Я взглянул вверх и увидел, что он привязан к
флюгеру на церковной колокольне и болтается в воздухе. Тут я сразу все
сообразил. Дело в том, что деревня ночью была вся засыпана снегом. Погода
неожиданно переменилась, и, по мере того как снег таял, я, не просыпаясь,
потихоньку опускался все ниже. То, что в темноте показалось мне торчащим
из-под снега бревном или пнем, к которому я привязал коня, было не то
крестом, не то флюгером на колокольне.
Не задумываясь, я вытащил пистолет, выстрелил в недоуздок и,
благополучно вернув себе таким образом коня, пустился в дальнейший путь.
Все шло прекрасно, пока я не добрался до России, где зимой не принято
путешествовать верхом. Так как обычно я придерживался местных обычаев, то
и на сей раз добыл маленькие одноконные беговые санки и весело помчался в
Санкт-Петербург.
Не могу сейчас точно сказать, было ли это в Эстляндии или в
Ингерманландии, помню только, что случилось это в дремучей лесной чаще,
когда я вдруг увидел, что за мной со всех ног несется чудовищной величины
волк, подгоняемый нестерпимым зимним голодом. Он вскоре настиг меня, и
спастись от него не было никакой надежды. Машинально кинулся я ничком в
сани, предоставив лошади, во имя общего нашего блага, полную свободу
действий. И тут почти сразу произошло именно то, что я предполагал, но на
что не смел надеяться. Волк, не удостоив такую мелкоту, как я, своим
вниманием, перескочил через меня, с яростью накинулся на лошадь, растерзал
и сразу же проглотил всю заднюю часть бедного животного, которое от страха
и боли понеслось еще быстрее. Отделавшись, таким образом, благополучно, я
тихонько приподнял голову и, к ужасу своему, увидел, что волк чуть ли не
целиком вгрызся в лошадь. Но лишь только он успел забраться внутрь, как я,
со свойственной мне быстротой, схватил кнут и принялся изо всей мочи
хлестать по волчьей шкуре. Столь неожиданное нападение, да еще в то время,
как он находился в таком футляре, не на шутку напугало волка. Он изо всех
сил устремился вперед, труп лошади рухнул наземь, и - подумать только -
вместо нее в упряжке оказался волк! Я не переставал стегать его кнутом, и
мы бешеным галопом, вопреки нашим общим ожиданиям и к немалому удивлению
зрителей, в полном здравии и благополучии въехали в Санкт-Петербург.
Боюсь, милостивые государи, наскучить вам рассказами об образе
правления, искусстве, науках и других достопримечательностях этой
изумительнейшей столицы России и еще менее хочу занимать вас
повествованием о всяких интригах и веселых приключениях в высшем обществе,
где хозяйка дома имеет обыкновение приветствовать гостя рюмкой водки и
звонким поцелуем. Я стремлюсь привлечь ваше внимание к более важным и
благородным предметам, а именно - к лошадям и собакам, большим любителем
которых я всегда был, далее к лисицам, волкам и медведям, а их, как и
всякой другой дичи, в России такое изобилие, что ей может позавидовать
любая другая страна на земном шаре, и, наконец, ко всякого рода
увеселениям, рыцарским состязаниям и славным подвигам, которые более к
лицу дворянину, чем крохи затхлой латыни и греческой премудрости или
раздушенные саше, завитые коки и выкрутасы французских утонченных остряков
и парикмахеров.
Ввиду того, что потребовалось известное время, пока я был зачислен в
армию, у меня осталось несколько месяцев досуга, когда я мог и дни свои и
деньги растрачивать благороднейшим образом, как подобает истинному
дворянину.
Не одна ночь протекла за игорным столом, и немало ночей - под звон
полных бокалов. Холодный климат и нравы страны отвели бутылке, среди
других светских развлечений, в России гораздо больше места, чем в нашей
трезвой Германии. Мне приходилось поэтому встречать там людей, которые в
благородном искусстве выпивки имели право считаться подлинными виртуозами.
Но все они были лишь жалкие недоучки по сравнению с седобородым генералом
с медно-красным лицом, обедавшим с нами за общим столом.
Почтенный старичок, который в одном из боев с турками утратил верхнюю
часть черепа, имел поэтому обыкновение, знакомясь с новыми людьми, с
учтивым простодушием извиняться за то, что вынужден за столом оставаться в
головном уборе. За трапезой он неизменно опорожнял несколько бутылок водки
и заканчивал обычно фляжкой аррака или же, смотря по обстоятельствам,
раз-другой начинал сначала. И все же никогда нельзя было уловить в нем ни
малейшего признака опьянения. Вам трудно этому поверить? Я готов извинить
вас, милостивые государи. Это было и для меня непостижимо. Долго я не
знал, чем это объясняется, пока мне, наконец, не удалось найти ключ к
загадке...
У генерала была привычка время от времени слегка приподнимать шляпу.
Мне нередко приходилось это видеть, но я не придавал этому значения. То,
что ему становилось жарко, казалось вполне естественным, и то, что он
старался освежить голову, также не вызывало удивления. Но в конце концов
мне удалось заметить, что он вместе со шляпой приподнимает прикрепленную к
ней серебряную пластинку, заменявшую ему недостающую часть черепа, и тогда
весь пар от поглощенных им спиртных напитков взвивался ввысь в виде
небольшого облачка. Загадка была разгадана!
Я поделился своими наблюдениями кое с кем из добрых моих друзей и,
ввиду того, что как раз стемнело, взялся немедленно произвести опыт и
доказать свою правоту. Я встал, не выпуская из рук трубки, за спиной
генерала и, когда он приподнял шляпу, при помощи клочка горящей бумажки
поджег взвившийся над его головой пар. И тогда перед нами предстало столь
же неожиданное, сколь и красивое зрелище. В одно мгновение я превратил
столб пара над головой нашего героя в огненный столб, а часть испарений,
задержавшаяся в пространстве между волосами и шляпой генерала, вспыхнула
голубым огнем, образовав некое подобие сияния, прекраснее любого нимба,
когда-либо озарявшего чело самого прославленного святого. Скрыть от
генерала произведенный мною опыт было невозможно. Но он ничуть не
разгневался и даже впоследствии неоднократно разрешал повторять
эксперимент, придававший ему столь возвышенный вид.
Не стану останавливаться на ряде других веселых проделок, так как
собираюсь рассказать вам о разнообразных охотничьих приключениях, которые
кажутся мне более замечательными и забавными.
Вы легко можете себе представить, милостивые государи, как хорошо я
чувствовал себя в обществе добрых приятелей, по достоинству умевших ценить
обширный, ничем не огороженный лес для охоты. Разнообразие, свойственное
таким развлечениям, а также исключительная удача, сопутствовавшая любой
моей проделке, вспоминаются и сейчас с особым удовольствием.
Однажды утром я увидел, что большой пруд, находившийся почти под самыми
окнами моей спальни, буквально усеян дикими утками. Я мгновенно схватил
стоявшее в углу ружье и сломя голову бросился вниз по лестнице. Все это
произошло столь стремительно, что я ударился лицом о дверной косяк. Искры
посыпались у меня из глаз. Это, однако, ни на секунду не задержало меня.
Но едва я вскинул ружье, как к великой своей досаде заметил, что при ударе
о дверь соскочил даже кремень с ружейного курка. Что делать? Времени
терять было нельзя.
К счастью, я вспомнил то, что сейчас произошло с моими глазами. Итак, я
взвел курок, прицелился в диких птиц и ударил кулаком себя в глаз. Из него
снова посыпались искры. Раздался выстрел, и я подбил пять пар уток, четыре
красношейки и пару лысух. Находчивость порождает героические поступки!
Если воин и моряк с ее помощью нередко избегают опасности, то охотник не
менее часто бывает обязан ей своей удачей.
Случилось однажды, что по озеру, на которое я набрел во время охоты,
плавало несколько дюжин диких уток. Они были так далеко друг от друга, что
я не мог надеяться сбить каждым выстрелом больше одной. А на беду, у меня
оставался только один, последний заряд. Между тем мне очень хотелось
захватить с собой всех уток, так как я в ближайшее время собирался
пригласить в гости большую компанию друзей и знакомых.
И тут я вдруг вспомнил о кусочке свиного сала, уцелевшем на дне моего
ягдташа от взятого с собой завтрака. Я прикрепил этот кусочек к концу
довольно длинного собачьего поводка, который я вдобавок расплел, удлинив
его таким образом раза в четыре. Укрывшись в береговом камыше, я закинул в
воду этот кусочек сала и с радостью увидел, как ближайшая утка быстро
подплыла и проглотила его. За первой вскоре последовали и все остальные, и
так как прикрепленный к шнуру скользкий кусочек сала очень быстро выходил
сзади непереваренным, то его проглатывала следующая, и так все, одна за
другой. Короче говоря, кусочек сала пропутешествовал по внутренностям всех
уток, не оторвавшись от шнура. Утки были нанизаны на шнуре, словно бусы на
нитке. Я с удовольствием вытащил их на берег, обмотал шнур раз десять
вокруг себя и направился в обратный путь.
До дому было еще довольно далеко, и так как весило такое множество уток
порядочно и тащить их было тяжело, я уже почти готов был пожалеть о том,
что столько их наловил. Но тут меня выручило необычайное происшествие,
сначала немало смутившее меня. Дело в том, что все утки были еще живы.
Оправившись от первого испуга, они изо всех сил стали бить крыльями и
поднялись со мною ввысь. Многие при подобных обстоятельствах потеряли бы
голову, но я умело использовал свое положение: пустив в ход вместо руля
полы своего сюртука, я направил полет в сторону дома.
Оказавшись над своим жильем и желая без вреда для себя опуститься вниз,
я стал свертывать уткам одной за другой шеи и таким образом медленно и
мягко скользнул вниз прямо через трубу на плиту моей кухни, в которой, на
счастье, еще не был разведен огонь. Все это к немалому испугу и удивлению
моего повара.
Нечто подобное мне пришлось однажды проделать со стаей куропаток.
Я вышел из дому, намереваясь испробовать новое ружье, и уже растратил
весь свой запас дроби, как вдруг из-под моих ног совершенно неожиданно
вспорхнула стая куропаток. Желание видеть вечером несколько штук из них у
себя на столе заставило меня придумать способ, к которому и вы, милостивые
государи, можете вполне в случае надобности прибегнуть, положившись на мое
слово. Заметив, куда опустились куропатки, я поспешно зарядил ружье,
использовав для этого вместо дроби шомпол, верхний конец которого я,
насколько возможно в такой спешке, немного заострил. Затем я подкрался к
куропаткам и, лишь только они вспорхнули, выстрелил и имел удовольствие
наблюдать, как мой шомпол с нанизанными на нем семью куропатками в
нескольких шагах от меня медленно опускался на землю. Бедным птицам
оставалось лишь удивляться, что они так рано оказались на вертеле! Да, как
я уже говорил, в жизни всегда нужно уметь найти выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12