«Аноикодомо апатэ».
Не зная, что кругом него ткутся иллюзии, Минотавр поспешил в коридор. Ариадна шла следом. Спустя какое-то время она по звуку шагов поняла, что он обнаружил еще один коридор, но прежде чем он ударил по стене или успел как-то иначе выразить свое разочарование, перед ним открылся еще один, куда более освещенный проход. Над ним сияло небо.
Минотавр повернул на свет, вошел в коридор — да так и застыл, приоткрыв пасть и глядя вверх. Дальше он шел медленнее и осторожнее, через каждые несколько шагов взглядывая вверх, а один раз просто уселся на пол и принялся рассматривать облака, что бежали в голубой вышине. И в конце концов набрел на сад.
Ариадну очень интересовало, что он станет делать. С тех пор как местом его заключения был избран лабиринт, она отыскала несколько картин с садами и рассказывала о них Минотавру — о том, как растут цветы, что их можно сломать или убить, если сорвешь или наступишь. Она понятия не имела, запомнил ли он ее рассказы — но что-то, кажется, все же осталось в его голове, потому что он нежно погладил растения, а потом сел и начал оглядываться.
Он провел в саду почти весь остаток дня, переходя с места на место и разглядывая растения и облака. Когда свет начал тускнеть, он сорвал один цветок, сунул в рот и начал жевать — но тут же выплюнул, вскочил на ноги, рявкнул:
— Обед! — и заозирался в поисках заветной миски.
— Не в саду, — возразила Ариадна, выходя из тени и становясь так, чтобы он мог ее видеть. — Пойдем со мной. Мы вернемся в твою комнату, и обед тебе принесут туда.
К удивлению Ариадны, Минотавр медлил, испытующе глядя на нее.
— Пойдем наружу опять? — спросил он.
— Ну конечно же, — улыбнулась Ариадна. — Ты можешь теперь выходить, когда хочешь. Царь Минос устроил для тебя новый дом.
— Хорошо. Ем обед быстро. Люблю Ридну. Не трогать. «Метакино апатэ», — подумала Ариадна — и заметила, что три из пяти ведущих из сада тропок исчезли. Она протянула руку, и Минотавр взялся за нее. На сей раз он подошел так близко, что Ариадна поняла: он вырос еще больше. Теперь ее макушка едва достигала его пояса.
— Обед быстро, — сказал он.
Повторение встревожило Ариадну, но она перестала беспокоиться, когда, войдя в передний покой, застала там Федру. Минотавр кинулся к своей миске с мясом и принялся набивать пасть.
— Что с тобой случилось, во имя всех богов? — накинулась на сестру Федра. — Я пришла сюда до заката. Ждала, ждала... и уже начала бояться, что лабиринт не подчинился тебе и ты заблудилась.
— Нет-нет, этот лабиринт никогда не подведет, — уверила ее Ариадна. — Минотавра заворожил сад и облака в небе. Он все смотрел и смотрел, а мне не хотелось портить ему удовольствие.
— Я слышала, как он вопил про обед. Это было близко, но когда я вышла поискать тебя — там были только бесконечные коридоры. Потом я оглянулась — посмотреть, не пора ли возвращаться назад — и вдруг обнаружила, что стою в нескольких шагах от этой палаты. Какие иллюзии! Дедал воистину превзошел себя... Но давай-ка уйдем побыстрей, пока Минотавр не закончил есть и не захотел послушать рассказы или сделать прическу.
Ариадна кивнула, и сестры выскользнули наружу. Она рассеяла иллюзии. Поначалу это было не слишком заметно: перед ними по-прежнему извивался коридор, скрывая за резкими поворотами любой намек, куда поведет дальше. Но освобожденный от иллюзий, коридор после двух поворотов выводил прямо к бронзовым воротам. Федра толчком отворила их, и сестры попали в нижний этаж дворца.
Здесь их пути расходились. Однако прежде, чем проститься, Ариадна коснулась руки Федры.
— Думаю, — сказала она, — тебе лучше кормить Минотавра плотнее не в полдень, а с утра. Если он станет уходить в лабиринт вскоре после пробуждения и заблудится там или в одном из садов, он может очень проголодаться, прежде чем отыщет дорогу назад.
— Сильней проголодается — быстрей вернется, — нетерпеливо бросила Федра.
— А если он не сможет найти дорогу? — заметила Ариадна. — Об этом мы не подумали. Он не тронет н»тебя, ни меня — а если ты принесешь еду, то сразу его и накормишь, — но если, очень голодный, он наткнется в коридорах на кого-нибудь из своих слуг...
Федра содрогнулась.
— Я присмотрю, чтобы еды было вдоволь — и даже больше того, — пообещала она. — А в садах можно оставлять миски с хлебом. И я предупрежу слуг, чтобы не совались в лабиринт.
Предостережения, однако, пропали втуне. Во-первых, слуги не обратили на них внимания. Успешно попирая какое-то время законы общества, смертники возомнили себя очень умными — и надеялись сладить с лабиринтом, а если Минотавр не мог этого сделать, то, конечно же, потому, что он обделен умом!
Четыре дня спустя один из новичков пропал. Остальные смолчали: они сочли, что он нашел выход и удрал. Поэтому, танцуя для Матери в Ее день, благодаря Ее за богатство летних всходов и выражая надежду, что Мать не оставит благословением и урожай, Ариадна не знала, что Минотавр снова убил.
Ее собственный дар, танец и музыка были приняты, она знала это: волосы струились вокруг нее, поддерживая тело и дух, золотистые ленты свивались в кокон, давали тепло и силу. Тем не менее Ариадну не оставляло странное чувство, что, хотя она — главная Ее ревнительница и представляет весь народ Крита, Мать сегодня больше занята чем-то другим. Если так, размышляла она, отдыхая после особенно быстрой части танца, внимание Матери должно быть обращено на ее собственное воплощение, Пасифаю, — но именно сегодня такое вряд ли возможно. По тому, что видела — и ощущала — Ариадна, она поняла: Мать полностью отделила себя от царицы. Хотя Пасифая, как и в прежние годы, вела партию богини безошибочно, в ее голосе не было жизни, а в глазах — разума.
Сперва Ариадна испугалась, решив, что Минос по каким-то причинам запер жену и выставил вместо нее сотворенную Дедалом куклу-копию. Однако очень быстро она поняла: что бы ни произошло, Минос тут ни при чем. Царь был так же встревожен, как и она, даже несколько раз незаметно толкал Пасифаю, словно старался привести ее в чувство.
Весь танец Ариадна следила за Пасифаей и наконец поняла: Пасифая, тщательно скрывая это, боролась с болью. Это не Мать отделила Себя — это Пасифая восстала и отказалась принимать предложенное ей; она мятежно искала в самой себе божественную Силу, которой никогда не обладала. Ариадна видела, как она бледнеет и цепенеет, и понимала, что если она не откроется — и как можно быстрее, — то неминуемо умрет.
Странно, но зрители, кажется, не заметили ни смертельной бледности и застылости Пасифаи, ни того, что партию свою она пела голосом выходца из могилы. Они покидали двор танца в приподнятом настроении, безмятежно обсуждая церемонию, изящество танца Ариадны, главенство Сафо в хоре, благоволение Матери к Криту.
В другой компании, что прошла мимо Ариадны, один заявил, что с приходом Бога-Быка жизнь куда как улучшилась, другой согласно кивнул — но третий пробормотал что-то о непомерных требованиях даров, а четвертый вздрогнул. Ариадна пожалела, что не умеет становиться невидимой, как Дионис, — ей вдруг захотелось пойти за этими людьми и услышать, что они говорят не на людях, а среди своих. Но она не знала заклинания и к тому же устала, и тогда, подумав, спросила себя: а так ли уж ей хочется это знать?
Был ли народ поражен слепотой и поэтому не видел надвигающийся на него рок? Действительно ли Мать отвернулась от Крита? Не от нее — этого Ариадна перестала бояться с тех пор, как поняла, что Мать не отказывает ей ни в помощи, ни в силе, но Пасифае не быть Ее воплощением, пока она замкнута в себе. Не обрушится ли на них из-за этого великое лихо? Добравшись до святилища, Ариадна не стала есть, а прямиком отправилась в постель.
В день после ритуала — хотя Ариадна не знала об этом еще пять дней — Минотавр убил снова. В тот вечер старуха, что заменила куртизанку — она была поумнее остальных, — заметила, что Минотавр, вернувшись, не накинулся на еду, а только лениво порылся в миске. На следующий день он опять не был голоден, а еще через день Федра приступила к слугам с расспросами о нетронутой еде и двоих пропавших.
У старухи-служанки перехватило дыхание. Только сейчас два и два сложились у нее в голове. Клея и оставшийся слуга-мужчина что-то бойко объясняли. Тот слуга, которого Федра не видела пять дней, большую часть времени проводит в садах; другой вышел найти Минотавра и позвать его есть. Федра им не поверила — но смолчала. Когда рядом не было Минотавра, способного ее защитить от них, она боялась, что преступники могут напасть на нее и взять в заложницы.
Когда она в следующий раз принесла еду, в покоях Минотавра снова не было никого из пропавших. Федра не стала спрашивать про них, а тотчас ушла. Едва ступив за порог, она рассеяла иллюзии и восстановила их, только пройдя два настоящих поворота перед вратами. Но даже и так она оказалась в боковом коридоре, и ей пришлось пройти еще немного, прежде чем она вышла на правильный путь.
Злая и испуганная, Федра даже забыла на время думать о возвращении Андрогея и свадьбе и пошла не в свои покои, трудиться над афинскими платьями, а отправилась на Гипсовую Гору, в святилище, чтобы сообщить Ариадне, что двое заключенных сбежали.
— Не будь дурочкой, Федра, — сказала Ариадна. — Этого лабиринта не пройти никому, и даже если кто-то выйдет случайно к дворцовым или храмовым вратам — на них волшебные замки, он просто не сможет открыть их.
— Кто сказал, что не сможет? Мы с тобой открываем эти врата касанием пальца. Ты уверена, что никто из этих преступников не владеет волшебством?
— Их не обвиняли в применении волшебства.
Голос Ариадны звучал неуверенно. Хоть она и не верила, что простой смертный волшебник сможет рассеять иллюзии Гекаты, слуга вполне мог наткнуться на врата случайно. А запирающие заклинания на воротах — дело не Гекаты, а Дедала, значит, их можно разрушить. А потом ей подумалось, что один человек мог, конечно, случайно выйти к вратам — но двое?.. Могла ли Геката чего-то не предусмотреть?
В тот же вечер она задала этот вопрос Дионису — и он не стал сразу отвергать ее сомнений.
— Это не непредусмотрительность в прямом смысле, — сказал он. — Просто когда вместе сплетается столько заклятий, самая малая толика чужеродных чар может разрушить иллюзию. И все же — двое? И оба настолько владеют магией, чтобы справиться с заклятиями Гекаты?.. — Он помолчал и вздохнул. — А ведь есть куда более простое объяснение.
Ариадна вспомнила, как Минотавр смотрел на нее и твердил: «Обед быстро», и холодок пробежал у нее по спине.
— Завтра же пойду и проверю, — прошептала она.
— Нет. Думаю, стоит пойти туда сегодня же — и нам обоим. Пока все спят, ты сможешь рассеять иллюзии. Тогда у нас будет время поискать пропавших, и думаю, если Гекатовы чары не будут мешать мне, я сумею сказать, кто и что делал с замками.
Замок на вратах в храм был, по уверениям Диониса, не тронут; никто, кроме Ариадны, не касался его. Проверять замок дворцовых ворот не пришлось — они нашли пропавших. Тела были спрятаны в одном из гротов. Оба оказались разодраны и частично съедены, но Дионис уверил Ариадну, что умерли они легко: одного задушили, а другого ударили по голове, размозжив череп.
— Их приговорили к смерти за жестокие преступления, — сказал он, — а они пытались бежать. Тебя ведь не трогает, когда подобных беглецов убивают солдаты. Смерть этих людей была не страшней, чем под ударом лабриса. Те, кого менады уволакивают в горы, чтобы принести в жертву, умирают не так легко.
— Но этих людей я знала, — выдохнула Ариадна, пряча лицо в Дионисовой тунике. Она так ослабела, что ему приходилось поддерживать ее. — А он ест их.
— Он — зверь... и в очень малой степени — человек. — равнодушно проговорил Дионис. — Он был голоден, а человечина — мясо мягкое и сладкое.
Ариадна забилась в его руках, но вырваться не смогла.
— Ты тоже? Дионис рассмеялся.
— У меня это не в обычае, но вот отец Гекаты основал культ... Забудь. С этим уже покончено. — Он встряхнул Ариадну. — Оставайся здесь, а я перенесу эти останки к дверям Минотавровых покоев. Слуги найдут их, поймут, что двое не сбежали, и зарекутся ходить в лабиринт. А поскольку у них будет, чем кормить Минотавра по возвращении, не думаю, чтобы он их тронул.
Слова Диониса немного успокоили ее — особенно после того, как он унес разодранные тела, так что Ариадна, пока ждала, почти пришла в себя. Когда Дионис возвратился, они покинули лабиринт тем же путем, что и вошли в него, и Ариадна, стоя снаружи, восстановила иллюзию. Ко времени, когда они вернулись в святилище, Ариадна успокоилась совершенно и мрачно размышляла, много ли времени ей понадобится, чтобы привыкнуть и не обращать ни на что подобное особого внимания.
Воспоминания тем не менее были неприятны, и Ариадна сказала:
— Спасибо, любимый. Понятия не имею, что бы я делала, окажись там одна. Наверное, просто стояла бы и ревела, как последняя дура.
Взошла луна и посеребрила ее черные волосы, четко очертила лицо. Ариадна положила ладонь на руку Диониса и пощекотала мягкие золотистые волоски. Он задержал дыхание и прижал девушку к себе.
— Ну так скажи «довольно», и пойдем со мной на Олимп. Я устрою так, чтобы кто-нибудь хранил ключи от иллюзий лабиринта и присматривал за быкоглавым. Счастливей, чем сейчас, его уже не сделать — даже тебе. Да и не надо тебе больше ничего делать. Раньше или позже заклятие, что сплел Посейдон, развеется, и Минотавр умрет.
— Да... — Ариадна вздохнула, теснее прижимаясь к нему, чувствуя тепло его тела и то, как напряглись его чресла возле ее живота. — Позволь мне только увидеть свадьбу моей сестры и Тезея, убедиться, что ей хорошо в собственном доме, — и я приду. Но, Дионис...
Прежде чем Ариадна успела договорить, он оттолкнул ее — и исчез. Ее жалобное:
— ...почему ты не любишь меня? — тихим эхом повисло в воздухе.
В эту ночь Ариадна почти не спала, но, стремясь отыскать хоть что-нибудь, кроме отказа Диониса, о чем можно думать, вспомнила, что должна сообщить царю Миносу об убийстве еще двоих слуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52