Восстание Крона было обоснованным. Уран не доверял тем, кто имел права на престол и мог бы править после него — ибо подданные терпеть его не могли и с радостью поддержали бы переворот, — и, уже погрузив одного сына в недра земли, собирался расправиться тем же жутким способом с остальными своими детьми.
Несмотря на ненависть народа к своему правителю, восстание окончилось неудачей. Хотя многие молодые мужчины и женщины, владевшие Силой, примкнули к Крону, те, что постарше, сказали: нет, он слишком похож на отца. Они не знали, чего от него можно ожидать, и поэтому остались на стороне Урана — хоть и злодея, но все же знакомого и привычного им. Третьи не поддержали никого — и царство охватил хаос. Крон не сумел одолеть отца, но Уран ослабел настолько, что Крону и его сторонникам удалось скрыться прежде, чем Уран смог схватить их и, повелев земле раскрыться, погрести их там.
Будь Уран последователен, замечал летописец, и Крона с его спутниками ждала бы неминуемая гибель, когда они перебирались через горы. Он мог разверзнуть под их ногами бездны или обрушить на них утесы. К счастью, продолжал автор, Уран то ли слишком увлекся восстановлением и упрочением собственной власти в возвращенных себе землях, то ли был не слишком уверен, что сумеет победить Крона, — но мстить он не стал.
Даже без вмешательства Урана переход через горы оказался историей куда более чудесной и увлекательной, чем все, что Ариадне доводилось слышать при дворе. Смертным такое оказалось бы не под силу. Когда вечером Дионис вернулся, Ариадна засыпала его вопросами о Дарах олимпийцев, которые летописец считал чем-то настолько обыденным, что не вдавался в подробности.
— Что он имел в виду, говоря, что скалы сделались хрупкими и рассыпались под ударами великанов?
Дионис наморщил лоб: он как раз тянулся рукой к самому аппетитному кусочку жареного ягненка.
— Я тогда еще не родился, но, помнится, Эрос говорил, что Крон мог забирать тепло у чего угодно. Если вытянуть из чего-то тепло — это самое «что-то» станет хрупким. Потом Коий — он был титан и страшно силен — дробил скалы своим молотом. Думаю, после этого скалы превращались в камни и пыль и можно было пройти.
— Но целую гору? — воскликнула Ариадна. — А потом еще, и еще? Я знаю, как громоздятся друг на друга скалы в Критском хребте. Сколько времени бы это у них отняло?
Дионис подцепил выбранный кусок и отправил в рот.
— Если ты не будешь есть, — заметил он, — то никогда не вырастешь. А ты обещала мне вырасти так быстро, как только сможешь.
— А ты обещал мне объяснить то, чего я не пойму в книге! — заявила она, но зачерпнула сваренный в бульоне виноградный лист с начинкой из мелко рубленного ароматного мяса и овощей.
— Но у меня нет ответов на твои вопросы, — со смехом возразил Дионис. — Я родился через много-много лет после того, как Зевс стал Верховным магом вместо Крона. А Зевс родился на Олимпе. Даже он не переходил с Кроном тех гор. — Он улыбнулся волчьей улыбкой. — Соберись с мужеством и пойдем со мной в Нижний Мир. Коий там. Он слуга Гадеса.
Смотреть на него жутко, очень уж сильно он был изуродован во время войны между народом Крона и штанами, но он добр и мягок — и, я совершенно уверен, с удовольствием ответит тебе на все вопросы.
Ариадна задумчиво взглянула на него.
— И думаю, совершенно не важно, сколько времени это займет. Самую малость — пару-тройку человеческих жизней...
Сущий пустяк!
Кивнув Дионис выловил из бульона такой же виноградный лист — и сунул его ей в рот прежде, чем она успела еще что-нибудь сказать.
— Возможно, мысль дать тебе прочитать эту книгу была не так уж и хороша, — проворчал он.
Помянув про уродство Коия, Дионис вспомнил, что то, о чем Ариадне предстоит прочесть дальше, не так уж и лестно для олимпийцев. На первый взгляд это выглядело геройской попыткой Крона защитить свой народ и поистине эпической борьбой с теми, кто, после преодоленных вместе с ним трудностей, превратился в жутких выродков. Дионис, однако, подозревал, что Ариадна увидит олимпийцев такими, какие они есть — не облаченными в сверкающие мантии божественности, а обычными, порой даже уродливыми, — и вовсе не был уверен, что ей захочется иметь после этого что-либо общее с обитателями Олимпа — и с ним.
Ариадна не возразила; она отложила свиток и принялась рассказывать ему о странной болезни лоз в винограднике храма близ Маллии. Он согласился пойти с ней взглянуть на лозы, они закончили ужин и перенеслись туда. «Болезнью» оказались насекомые — Дионис показал ей крохотных жучков, что устраивались на листьях, обматывались шелком и делали листья неузнаваемыми. Дионис не мог дать никакого другого совета, кроме как обирать их.
— Я могу сделать вино крепким, а виноград — сладким, — сказал он. — Против жуков мой Дар бессилен.
Тем не менее он отвлекся и забыл напомнить Ариадне, чтобы она отложила «Историю олимпийцев». Девушка была очень довольна, так как именно на это и рассчитывала. Ее слишком заворожило то, что она уже прочла, чтобы отказаться от книги — но замешательство Диониса стало для нее предостережением.
Первой каплей дегтя стало повествование о том, как Крон и его племя сошли с гор, что окружали их родину, на более приветливые земли. Хотя земли эти вполне годились для освоения — леса перемежались в них реками и заливными лугами, — Крон настоял на том, чтобы идти дальше. В тех краях не было людей — а Крон не имел ни малейшего желания становиться пастухом или пахарем и самому добывать себе пропитание.
Коий и его титаны считали иначе. И, увидев плодородную и хорошо защищенную долину Олимпа, решили дальше не ходить. Они не чураются использовать свои топоры и молоты для мирных нужд, заявил Коий, и будут счастливы основать здесь город. Крон посмеялся немного над намерением благородных титанов рубить деревья и пахать землю, но не стал всерьез уговаривать их продолжать путь.
Вместе со своими сторонниками он двинулся дальше на юг, пока наконец на берегу моря они не отыскали первобытное племя. Увидев, что эти люди не могут противостоять его спутникам, Крон вновь повернул на север и напал на Коия и его народ, когда те вышли встречать их.
Предательство заставило Ариадну покачать головой, но не испугало и не отвратило, чего, кажется, опасался Дионис. Подобные деяния были слишком часты среди народов, с которыми имел дело ее отец. Так что Дионис все-таки добился своего. «История» доказывала, что Крон и его племя не так уж и отличаются в стремлениях и поступках от знакомых Ариадне людей. С другой стороны, их «человечность» делала их гораздо страшнее, ибо Силы их были немерены.
Крон и его сторонники действовали неожиданно и не скупясь использовали свои и чужие Дары — и титаны были побеждены. Большую часть мужчин безжалостно убили на месте; а нескольких, как и самого Коия, взяли в заложники для того, чтобы сделать послушными женщин — если те сопротивлялись требованиям победителей, мужчин пытали. Когда Коий и остальные превратились в беспомощные бревна и Крон счел их бесполезными, их сбросили с Олимпа. Женщин и детей, уже привыкших к повиновению, он оставил в живых — чтобы удержать жалкие остатки титанов от самоубийственной мести. Еще до ухода из родных земель Крон, чтобы скрепить союз титанов и магов, женился на Рее, сестре Коия. Дочь Коия, Лето, он оставил при своем дворе и отдал в услужение своей средней дочери, Гере.
Жизнь на Олимпе потекла мирно — и Крон, взяв Тавманта, умевшего внушать ужас, его брата Форкия, насылающего неизлечимые калечащие судороги, Форкиевых сыновей — жутких Грайев и малый отряд тех, кто не имел Дара, обрушился на беспомощных смертных. Сначала он захватил пару сотен пленных — Грайи уносили их в горы, — а потом, с течением лет, повторяя набеги, — брал уже тысячи. Обращенные в рабов люди возделывали землю Олимпа, которая благодаря Дару Деметры рожала втрое, а то и вчетверо против обычного, и выстроили город удивительной красоты.
Ариадна читала все это со спокойствием. Для победителей обращать побежденных в рабов — обычное дело. Крон был жестче многих и разбрасывался жизнями пленных — к тому же он вел себя предательски даже по отношению к своему народу, что, как считала Ариадна, неминуемо должно привести к беде, — но ничего особенного в его поведении Ариадна не увидела. Кроме отношений с детьми.
На дочерей своих он не обращал внимания. Гестия, кроткая и погруженная, казалось, только в заботы о доме, прикрывала младших, и Крон так и не узнал о могучем Даре пророчества Геры и ее умении управлять событиями. Старший из мальчиков, Гадес, содержался фактически в заключении и был совершенно изолирован. Нередко, когда другие могущественные маги заходили к Крону, Гадеса запирали в темный подвал — чтобы обитатели Олимпа не узнали, что у Крона есть наследник. Позже, замечал летописец, пошли слухи, что Крон глотал мальчиков. Ариадна содрогнулась. В каком-то смысле это могло быть правдой.
Рея делала для сына что могла, но могла она мало. Она старалась дать сыну покой, уберечь и остеречь его. Стремясь объяснить ему страх Крона перед могущественным сыном, она рассказала Гадесу историю восстания Крона против Урана. Она приносила ему свет, следила, чтобы он был сыт, учила читать и писать и давала книги, чтобы скрасить часы одиночества. Именно из-за книг Крон узнал, что у Гадеса есть Дар. Игрушек у него было мало, и Гадес играл камнями, которые находил в подвалах. Он обнаружил, что может сам разогревать их и — еще интересней — просовывать в них руки. Поэтому, когда Рея предупредила его, что Крон собирается наведаться к сыну в его подвальное жилище, Гадес в отчаянии, стремясь спрятать свое единственное сокровище — книги, — велел каменным стенам раскрыться и сунул книги туда.
Крон чуял магию. Он пожелал знать, что сделал Гадес. У Гадеса был выбор — молчать или потерять книги. Он выбрал молчание. Его выпороли — не в первый, впрочем, раз; к счастью, эхо Гадесовых чар большей частью рассеялось в камне, и Крон решил, что сын его не так уж и Одарен. Он пока не мог рисковать, убивая мальчика. Покуда страх заставлял Рею молчать, но Крон подозревал, что убей он сына — она возопит на весь мир о противоестественном деянии, к тому же сейчас она была в тягости — носила пятого ребенка.
После рождения Посейдона дела пошли хуже, и когда Рея зачала в шестой раз, она решилась на отчаянный шаг. Она сказала Гадесу, что он должен бежать с Олимпа, что отец убьет его, если он не сделает этого. Когда он заявил, что не оставит ее одну нести бремя Кронова гнева, она призналась, что тоже решила бежать. Она сказала Гадесу, что оставит двери его подземелья открытыми, но он велел ей запереть подвал, чтобы никто не смог обвинить ее, и показал ей свою Силу — Дар проходить сквозь камень.
После ухода Гадеса Рея дождалась, когда Крон обнаружит пропажу и отправится искать беглеца, и, взяв Посейдона, бежала сама. Она очень спешила, чтобы покинуть Олимпийскую долину до того, как вернется Крои. У подножия Олимпа ей на помощь пришла Фемида, одна из немногих оставшихся на свободе титанид.
Рея переходила с места на место, и везде ее укрывали и прятали, но — беременная и с двухлетним младенцем — она была слишком заметна, и Крон легко мог отыскать ее. На острове Эгина бездетный царь умолил Рею оставить Посейдона ему — мальчик уже весьма неплохо управлялся с водой и ее обитателями. Островной царь обещал вырастить Посейдона как собственного сына и сделать своим наследником. Им обоим будет безопаснее, если они разделятся, сказал он Рее. Почти обезумев от страха, чувствуя, что срок ее родов близок, Рея оставила сына и поспешила на Крит, где разрешилась от бремени — еще одним сыном.
Ариадна знала, что сейчас Верховный маг Олимпа — Зевс, и легко догадалась, что, достигнув зрелости, он низверг Крона. Она опустила свиток и задумалась, глядя в окно, на дворец Кносса.
Ей представлялось невероятным, что сын может пойти против отца. Как же после этого ему ожидать верности от своих сыновей?.. Разумеется, у Зевса был перед глазами дурной пример. Даже если Уран оказался виновен — пытался же он заточить своих детей в пустотах земли! — то в семье должны были бы или стремиться упрочить кровную связь, или стать ужасно осторожны. Олимпийцы же вели себя так, словно Сила защищала их!
Ариадна вдруг резко выпрямилась. Нечего удивляться, что Дионис предложил ей остановить сердце новорожденного Астериона. Он вовсе не собирался оскорблять ее. Он просто не понимал, что, коль скоро ее мать и отец решили не избавляться от младенца, ее сводный брат, как бы ни был он ужасен и недужен, имеет право на защиту семьи. Однако история занятна. Она расправила свиток, чтобы читать за полдником — ей не терпелось выяснить, справедливы ли ее предположения.
Она обнаружила, что женщины-олимпийки не лучше мужчин. Несмотря на все свои клятвы и высокое положение, жены, став матерями, поддерживали своих мятежных детей. Не удовлетворившись лишь бегством — с которым Ариадна была всем сердцем согласна, — Рея вложила в душу своего младшего сына ненависть к отцу, жажду отомстить ему, низвергнуть его и обратить в бессильное ничто. Урок привился прочно и навек остался в памяти. Когда неутомимые ищейки Крона выследили Рею, она принуждена была оставить Зевса, которому исполнилось уже почти десять лет. Ребенок был достаточно взрослым, чтобы запомнить мать, возненавидеть страх перед Кроном, который заставил ее бежать, и понять — по тому, с какими предосторожностями она передала его в чужие руки, — что Крон опасен для него не меньше, чем для нее.
Ариадна покачала головой и перемотала свиток. Как же все перепуталось! Рея, конечно, попала в ужасающую переделку. Черное предательство Кроном ее брата взывало к войне против мужа — который, к тому же, замышлял убийство ее детей. Крон не собирался оставлять в покое своих сыновей, хотя они ничем не угрожали ему. И Ариадна не видела конца этой порочной цепочке. Казалось, никто в этой семье не понимал, что такое долг — и узы крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52