Он проклинал Эмили за то, что она умерла, удрала на тот свет, а его оставила подбирать хвосты. Где же, правда? Получит Филиппа деньги или не получит? Может быть, Ричард передумал? Или Эмили просто все выдумала, с начала до конца? С нее сталось бы, с этой хитрой, властолюбивой стервы! Наплела ему, будто его ждет состояние, он и развесил уши, начал тратить куда больше, чем прежде. Теперь он кругом в долгах, а ее намеки да обещания кончились ничем.
Только вот… Ламберт прикусил губу. Только вот нет уверенности, что дело кончилось ничем. Остается сводящий с ума шанс, что Ричард еще раскошелится. Может, он все-таки переведет деньги на целевой счет, и Филиппа в тридцать лет станет миллионершей, как обещала Эмили. А вдруг Ричард решил отодвинуть срок – до тридцати пяти, а то и до сорока лет?
Мучение – ничего не знать наверняка, а точнее выяснить невозможно. Ричард, урод, себе на уме, ни за что Ламберту не скажет, а Филиппа, уж конечно, вообще ничего не знает. Ламберту вдруг вспомнилось ее красное искаженное лицо вчерашним вечером. Когда он в ярости вылетел из дома, она хныкала, лежа на диване. С тех пор он ее не видел.
Сейчас Ламберт понимал, что неадекватно отреагировал на ее жалкую угрозу уйти. Конечно, она это ляпнула просто так; никогда Филиппа от него не уйдет. Но уж очень она его допекла! Он до смерти перепугался и решил, что должен удержать ее любой ценой, сохранить брак, по крайней мере, до тех пор, когда что-то более или менее прояснится. Вот и сорвался. Пожалуй, он хватил через край. Ладно, зато притихнет на время…
Зазвонил телефон, и Ламберта пронзил страх. Неужели Эрика Фортескью из Первого банка звонит из приемной, сейчас поднимется сюда…
Он схватил трубку, рявкнул, пытаясь скрыть страх:
– Да?
– Ламберт? – Это была его секретарша, Люси. – Я договорилась о переносе заседания.
– Хорошо.
Ламберт положил трубку. Сейчас ему не до заседаний. Он не в состоянии ни с кем разговаривать. Нужно придумать, что делать.
Пойти прямо к Ричарду, объяснить ситуацию и попросить о помощи? Согласится ли Ричард? Сумма задолженности всплыла в сознании Ламберта, его затрясло. Число, которое казалось ничтожным на фоне гигантского состояния, обещанного Филиппе, теперь выглядело несообразно большим. Ламберт зажмурился и попробовал представить себе, как он униженно молит Ричарда о поддержке и молча выслушивает его нравоучения. Тоска-то какая! Сплошной беспросветный кошмар.
Все Ларри Коллинз виноват, подумал вдруг Ламберт, приятель, работавший в банке. Ларри сам предложил ему превысить кредит. На него произвели сильное впечатление слова Ламберта о том, что Филиппа скоро получит миллионы. Он уверял, что высоко ценит такого клиента, что вполне можно обойтись без формальностей и бумажной волокиты. Повысить допустимую сумму перерасхода – не проблема. Не будь Ларри безответственным дебилом, не хлопай ушами его начальство, у Ламберта и не было бы никогда та кого громадного перерасхода, и проблемы просто не возникло бы. Нет, никто не додумался проконтролировать, и перерасход рос как на дрожжах – а потом Ларри уволили. Смылся, голубчик, с него и взятки гладки, а он, Ламберт, отдувайся теперь за все.
Что же делать? Если взять с десятимиллионного счета пятьдесят тысяч и сунуть банковским деятелям, чтобы успокоились, то придется найти способ возместить эту сумму Ричарду до конца года. Просто так оставить нельзя, Ричард обязательно заметит недостачу. Нужно снова превысить кредит – а кто ему теперь позволит, Ларри-то в банке больше не работает! Тем более нет никаких гарантий, что Филиппа деньги получит. Ламберт в отчаянии стиснул кулаки. Хоть какое-нибудь доказательство, чтобы убедить очередного дурака подписать ему кредит. Несчастная бумажонка или письмо. Что-нибудь за подписью Ричарда.
15
Две недели спустя Ричард сидел в кабинете Оливера Стерндейла и подписывал одну бумажку за другой. Поставив последнюю подпись, он надел колпачок на авторучку Оливера и с улыб кой посмотрел на старого друга.
– Готово.
– Готово, точно, – кисло ответил Оливер. – Ты хоть понимаешь, что ты теперь практически нищий?
Ричард засмеялся.
– Оливер, для человека, только что распростившегося с десятью миллионами, у меня осталось неприлично много денег. И тебе это прекрасно известно.
– Ничего такого мне не известно, – отрезал Оливер.
Встретился взглядом с Ричардом, и вдруг в его глазах заиграли огоньки.
– Впрочем, раз уж тебе так полюбилась эта безумная идея, позволь тебя поздравить с ее успешным воплощением.
– Ну, поздравь.
– Поздравляю! Эти двое молодых людей теперь весьма богаты, – заметил Оливер. – Ты уже решил, когда им сказать?
– Нет пока. Времени еще много.
– Время есть, – согласился Оливер, – но нужно же их как-то подготовить. Особенно Филиппу. Как бы не оказалось, что ее тридцатилетие уже завтра, а ты только еще подыскиваешь слова, чтобы сообщить ей, что она вот-вот станет миллионершей. Такие сюрпризы имеют порой довольно неприятные побочные эффекты.
– Я понимаю, – кивнул Ричард. – На самом деле я уже думал о том, чтобы пригласить сюда Энтони и Филиппу – через месяц-полтора – и вместе с тобой все им объяснить. Ты как-никак доверенное лицо.
– Хорошая идея, – поддержал Оливер. – Даже замечательная.
– Знаешь, я чувствую себя таким свободным, – сказал вдруг Ричард. – Я и не сознавал, как все это на меня давит. А теперь я могу…
Он умолк и слегка покраснел.
– Как собирался, начать с чистого листа?
– Именно.
Оливер тактично кашлянул.
– Ричард, не хочешь ли ты мне о чем-нибудь рассказать – как своему юристу?
– Да вроде нет.
– Ты ведь сказал бы мне, если бы… что-нибудь такое было?
– Само собой.
На губах Ричарда играла легкая улыбка. Оливер строго посмотрел на него.
– Заметь, я не имею в виду факс из Лас-Вегаса: «Знаешь, нас тут оженили».
Ричард расхохотался.
– Оливер, за кого ты меня принимаешь?
– За порядочного человека и хорошего друга. – Оливер в упор смотрел на Ричарда. – А еще – за человека, которому может понадобиться защита.
– От кого, позволь спросить?
– От тебя самого. От собственной щедрости.
– Оливер, что ты говоришь?
– Я ничего не говорю. Только пообещай, что не женишься, не сообщив сначала мне. Прошу тебя.
– Честное слово, Оливер, мне бы это и в голову не пришло. И кто сказал, что я вообще собираюсь жениться?
Оливер насмешливо улыбнулся.
– Ты серьезно меня спрашиваешь? Могу пре доставить тебе целый список, если угодно. Первым в списке будет стоять имя моей жены.
– Лучше не надо! – хмыкнул Ричард. – На самом деле меня совершенно не волнует, кто, что обо мне говорит. Пусть болтают, если им нравится.
– А раньше тебя это волновало?
Ричард задумался.
– Пожалуй, нет. Зато Эмили страшно беспокоилась о таких вещах. А я, естественно, беспокоился за нее.
– Н-да, могу себе представить. А ты действительно изменился, знаешь?
– Разве? – с невинным видом спросил Ричард.
– Не прикидывайся! – Оливер помолчал. – Серьезно, я рад, что у тебя все так хорошо складывается. Ты это заслужил.
– Не уверен. Но все равно спасибо.
Взгляды мужчин встретились.
Через несколько мгновений Ричард отвел глаза.
– И спасибо, что нашел время встретиться со мной в субботу. Да еще и в день, когда разыгрывается Кубок клуба!
– Мне нетрудно. – Оливер откинулся на спинку кресла. – Я начинаю только в двенадцать. А ты?
– В половине первого. Еще успею размяться. Будет очень кстати, я этим летом совсем забросил тренировки.
– Знаю, – ответил Оливер. – Я же сказал – ты изменился.
В одиннадцать утра Филиппа, наконец, была готова к выходу. Она взглянула в зеркало – напоследок поправить волосы.
– Пошли, – торопил ее Ламберт. – Не забывай, я начинаю в час.
– Времени достаточно, – монотонно ответила Филиппа.
Не глядя на Ламберта, она пошла за ним вниз по лестнице.
Садясь с ним в машину, она в который раз спрашивала себя: как это получилось? Почему она снова позволила ему войти в свою жизнь – без возражений, даже без единого вопроса? Он появился через три дня после ссоры, с бутылкой вина и цветами.
– Тебе! – бесцеремонно объявил Ламберт, стоя на пороге гостиной.
Филиппа, вздрогнув, оторвала взгляд от телевизора. Она была уверена, что больше никогда Ламберта не увидит. Даже подумывала сменить замки, но узнала, сколько это стоит, и решила потратить деньги на ящик «Бейлиз». Когда Ламберт возник на пороге, она как раз открывала четвертую бутылку.
Должно быть, алкоголь затуманил ей разум. Глядя, как он стоит в дверях, не издеваясь над ней, но и не особо раскаиваясь, она вдруг поняла, что ровным счетом ничего не чувствует. Филиппа старалась вызвать в себе злость и ненависть, которые, по идее, должны были гореть ярким пламенем, придумывала, что бы ему сказать пообиднее, – а в голову приходило только:
«Ах ты, по донок».
Это она и сказала, но таким бесцветным голосом, что лучше бы не трудилась.
Ламберт сунул ей цветы, а она посмотрела на них и подумала: довольно симпатичные. Потом он открыл бутылку и налил ей бокал вина, и Филиппа выпила, хотя ей и так уж было нехорошо.
Как будто ничего не случилось. Как будто она не угрожала уйти от него, а он и пальцем ее не тронул. Не было криков и слез. Ламберт не вспоминал о скандале; молчала и она. Когда она раскрывала рот, собираясь заговорить об этом, ей становилось дурно, сердце давало сбой, и казалось, что проще помалкивать. Проходили дни, случившееся поблекло, отодвинулось в прошлое, и Филиппа уже совсем не была уверена, что справится с таким разговором.
И все-таки в глубине души ей хотелось еще раз наорать на Ламберта. Взвинтить себя до истерики и визжать, пока он не рухнет под грузом вины. Хотелось вновь пережить ту нее сцену, только героиней, победительницей. А еще хотелось собраться с духом и рассказать всему миру, что у них произошло.
Никто ведь ничего не знал: ни Флер, ни отец, ни приятельницы. Она пережила самый страшный кризис в своей жизни, а никто и не догадывается! Флер даже не перезвонила. Две недели прошло, а от нее ни слуху ни духу.
Злые слезы навернулись на глаза. Филиппа выглянула в окно машины. Поначалу она все время названивала в «Клены» – ужасно тянуло поговорить с Флер, попросить совета и помощи. А потом Ламберт вернулся, они вроде как помирились, и Филиппе уже хотелось поделиться с Флер не ради ее совета, а просто, чтобы насладиться потрясенной реакцией. Всякий раз, как звонил телефон, Филиппа с надеждой бросалась к аппарату, но звонка от Флер все не было, и, в конце концов, Филиппа перестала ждать. Может, Флер просто не любит разговаривать по телефону, уговаривала себя Филиппа. А может, ей не передали. Может, она и перезвонила, а телефон как раз был занят.
Сегодня все по-другому, сегодня им не нужны никакие телефоны. Она отведет Флер в сторонку и все-все ей расскажет. От одной мысли об этом Филиппу пробирала восторженная дрожь. Она расскажет Флер мельчайшие подробности, и Флер ужаснется, как это Филиппа пережила такой кошмар в полном одиночестве.
«Мне не с кем было посоветоваться, – скажет она Флер обыденным тоном. – Ты не перезвонила… – Пожатие плеч. – Я была в отчаянии. Конечно, я стала искать утешения в бутылке».
«Ах, дорогая, мне так стыдно!».
Флер с моль бой возьмет ее за руки, а Филиппа только вновь пожмет плечами.
«Все уже в прошлом, – скажет она беспечно. – Хотя было тяжело, черт возьми!».
– Что? – спросил вдруг Ламберт. – Ты ко мне обращаешься?
– Ох! – У Филиппы заалели щеки. – Нет-нет, не к тебе.
– Сама с собой разговариваешь, – отметил Ламберт. – Неудивительно, что тебя считают психопаткой.
– И вовсе меня не считают психопаткой! – вскинулась Филиппа.
– Ну, как хочешь.
Филиппа сердито посмотрела на Ламберта, придумывая убийственный ответ. Но в реальной жизни находчивость ее покидала; слова не шли с языка. Мысленно она уже спешила к Флер, которая выслушает ее, поахает, возьмет за руку и поклянется, что никогда больше не подведет.
– Круто, – сказала Зара, подходя вместе с Энтони к зданию гольф-клуба. – Здорово эти штуковины развеваются.
– Вымпелы.
– А?
– Они называются вымпелы.
Зара посмотрела на него скептически.
– В общем, их всегда развешивают, когда разыгрывается Кубок клуба, – продолжал Энтони. – А в саду играет оркестр. Вообще-то весело. Потом еще будет чай со сливками.
– Но сначала нужно пройти все лунки?
– Типа, да. Для этого все и затевается. Зара трагически вздохнула и плюхнулась на ступеньку.
– Слушай, – Энтони сел рядом с ней, – если тебе неохота таскать за мной клюшки, я пойму. В смысле, день жаркий и так далее.
– Хочешь от меня отбрыкаться?
– Нет, ну что ты!
– Вот и ладно. – Зара прищурилась. – Боишься?
– Нет.
– Кто лучше сыграет – ты или папка твой?
– Папа, наверное. Он всегда меня обыгрывает.
– Ты же тренировался всю неделю, а он – нет.
Энтони смущенно пожал плечами.
– Все равно он классно играет. Немного посидели молча.
– А ты классно целуешься, – сказала вдруг Зара.
Энтони удивленно вскинул голову.
– Что?
– Что слышал. – Она улыбнулась до ушей. – Повторить?
– Нет! Услышат еще.
– Ну и?.. Это ведь правда.
Энтони залился краской. К крыльцу подошли несколько дам, и Энтони отвернулся, пряча лицо.
– А ты… – начал он. – То есть я хочу сказать…
– Не парься, – сказала Зара. – Я и сама знаю, что тоже хорошо умею. Меня учил настоящий спец.
– Кто это? – ревниво спросил Энтони.
– Кара.
– Что еще за Кара?
– Девчонка из Италии. Я тебе не рассказывала? Мы прошлым летом у них жили. У нее то же богатый папочка. Из мафии, наверное.
Энтони вытаращил глаза.
– Девчонка?
– Ну. Только старше намного. Ей тогда семнадцать было. Целуется, прямо как я не знаю кто!
– Как же она тебя учила?
– А ты как думаешь? – ухмыльнулась Зара.
– Нифига себе…
Энтони покраснел еще сильнее.
– У нее был младший брат, – сказала Зара. – Только он ничем не интересовался, кроме своего дурацкого компьютера. Жвачки хочешь?
Она посмотрела на Энтони и закатилась хохотом.
– Я тебя шокировала?
– Ну, знаешь… Тебе же было всего двенадцать!
Зара пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30