Затем достал ружейный патрон, забитый вместо пули деревянной пробкой, и, наконец, вынул человеческую челюсть, где не хватало нескольких зубов.
С насмешкой в голосе он холодно произнес:
– Ну что ж, мой славный Грегорио, теперь самое время уладить наше маленькое дельце.
– Сеньор Марко, ведь срок платежа истекает только завтра, в день Святого Михаила.
– Ошибаешься, друг мой. Твой календарь врет.
– Клянусь вам, срок уплаты завтра.
– Допустим. Но раз я здесь, значит, завтра уже наступило. Поэтому, как говорится, «давай сюда свое ухо» и слушай внимательно, так как я не люблю повторять дважды. Поди принеси другой патрон и вторую половинку дощечки, что я дал тебе на Святого Георгия, когда приезжал, как обычно, назначить сумму оброка.
Через минуту старик вернулся, держа в руках оба указанных предмета. На латунном наконечнике патрона Марко узнал арабский знак, начертанный им полгода назад.
– Так, хорошо.
Потом приложил дощечку Грегорио к своей и соединил их. Обе половинки плотно подошли одна к другой и точно совпали.
Этот простейший инструмент представлял собой старинную меру счета, ею пользовались еще в средние века.
Одни метки обозначали количество взимаемых баранов, другие – мешков с зерном, третьи – бочек с вином.
Марко принялся с серьезным видом подсчитывать:
– Итак, ты мне должен тридцать баранов, двенадцать бочек вина, восемнадцать мешков зерна, ну а насчет остального – посмотрим.
Несчастный крестьянин застонал.
– Сеньор, сжальтесь надо мной, умоляю вас! Я в бедственном положении. Поля побило градом, виноградники вымерзли, а ваш окаянный леопард только что загрыз почти все мое стадо. Я остался без хлеба, без вина и без баранов. Во всем Косове не сыскать сейчас человека беднее меня.
– Охотно верю, друг мой. Мне от души жаль тебя, – отвечал Марко с притворным состраданием. – Но лучше не вспоминай о баранах. У Хаджа тяжелый характер. Он решит, что ты упрекаешь его в чем-то, и может рассердиться. Ну так и быть. На этот раз я обойдусь без всего этого. Надо же выручать своих друзей, когда им приходится туго.
Эта неожиданная щедрость и обескуражила и обеспокоила Грегорио.
– Вы так добры, сеньор! Но как же я тогда расплачусь с вами?
– Очень просто. Деньгами!
– День… га… ми… – забормотал старик. – Но у меня нет ни одного пиастра!
– Ты плохо слушаешь меня! – В голосе бандита появились угрожающие нотки.
– Да я разорен, разорен!
– Итак, сто пиастров за баранов…
– Но ведь ваш зверь зарезал почти всех!
– Именно поэтому ты и должен мне за них заплатить.
– Боже мой! Сто пиастров! Клянусь спасением души, у меня нет таких денег!
Марко, поигрывавший все это время кинжалом, с молниеносной быстротой подскочил к старику, крепко схватил его ухо большим и указательным пальцами и наотмашь отсек одним ударом.
Тот взвыл. Кровь хлынула ручьем. Жоаннес и Никея бросились к Грегорио.
Марко спокойно швырнул отрезанное ухо на стол и пригвоздил его кинжалом.
– Вот что я обычно имею в виду, когда говорю «давай сюда свое ухо»! Надеюсь, это ухо будет теперь слушать меня более внимательно.
– Сжальтесь над моим отцом, сеньор Марко! – рыдая умоляла Никея.
– Негодяй! – проревел Жоаннес.
Оставаясь внешне невозмутимым, албанец пронзительно свистнул.
Повинуясь привычному сигналу, леопард впрыгнул через окно в дом и с яростным рычанием улегся у ног хозяина.
Марко нехорошо улыбнулся.
– Еще больше, чем баранину, мой Хадж любит мясо православных христиан. У него острые клыки, и он скор на расправу. А громкие крики и резкие движения сильно действуют ему на нервы. Так что в ваших же интересах вести себя спокойно, иначе я не ручаюсь за последствия.
Старик перестал стонать. Дочь обтирала струящуюся из раны кровь, а зять поддерживал и ободрял его.
Не обращая на них никакого внимания, Марко продолжал свои подсчеты:
– Итак, сто пиастров за баранов, сто пиастров за вино, сто пиастров за зерно.
Совершенно подавленный, Грегорио согласно кивнул головой и надтреснутым голосом ответил:
– Сила на твоей стороне. Если ты требуешь, я заплачу, но, видит Бог, я не знаю, где взять эти деньги.
– Ты же деревенский староста! Поступай как я. Поговори с жителями, постарайся найти для них убедительные доводы, вроде моих… Однако продолжим. Время – деньги, так, кажется, у вас говорят.
С этими словами бандит раскупорил оба патрона, в каждом из которых находилось по десять дробинок.
– Эти дробинки обозначают денежный оброк, так как те триста пиастров пойдут в счет натурального оброка. Один золотой цехин за каждую дробинку, то есть всего десять цехинов.
– Смешно требовать такую сумму от бедняка, у которого нет и десяти пиастров! – пробормотал старик.
– Ты опять не слушаешь меня, мой дорогой Грегорио. Придется отрезать тебе и второе ухо, чтобы оно стало таким же внимательным, как первое. Еще слово, и…
– Лучше убей меня!
– Не говори глупостей! Ведь мы друзья, и я готов великодушно предоставить тебе длительную отсрочку… целый час! Но за это я возьму с тебя проценты. Дело есть дело, не так ли? Проценты составят еще 10 цехинов. Итого через час ты принесешь мне двадцать цехинов.
– Мошенник! Убийца! Бандит! Сукин сын! Да где же мне взять столько денег?! – воскликнул доведенный до крайности старик, забыв всякую осторожность.
– Лучше помолчи! – с ужасающим хладнокровием произнес Марко. – Ведь за оскорбления придется платить отдельно!
– Опять платить… Последнюю шкуру с нас дерете! Все вам отдай: скот, продовольствие, деньги, золото… Что еще? Нашу кровь? Наши жизни? Ты прекрасно знаешь, что у меня ничего нет. Целых три недели ты жил у меня, твои парни и ваши лошади! Вы пили, ели, все опустошили, разграбили!
– Верно. Твое гостеприимство было действительно щедрым! От обильной еды у нас здорово поистерлись зубы. Вот челюсть одного из моих парней, который умер от несварения желудка. Я полагаю, будет справедливо, чтобы ты возместил нам и эти убытки.
– О, конечно! Ты все можешь: требовать, брать силой!
– Ну зачем же! Я только прошу, потому что я хорошо воспитан. Тридцати цехинов за это, думаю, будет достаточно.
– Отчего же не пятьдесят?! – с усмешкой воскликнул старик в полном отчаянии.
– Потому что я умею смирять свои желания. Но раз ты предлагаешь пятьдесят, согласен, пусть будет пятьдесят!
Резкий прерывистый смех вырвался из груди несчастного. Это был смех на грани сумасшествия, который производит еще более тягостное впечатление, чем рыдания.
Перестав смеяться, Грегорио вдруг заговорил хриплым, внезапно изменившимся голосом:
– Давай, давай! Говори что хочешь! Бросай на ветер свои пустые слова, в которых столько же проку, сколько в опавших листьях. У меня ничего нет, и ты ничего не получишь, потому что шансов вытрясти из меня хоть один пиастр у тебя не больше, чем причесать лысого черта!
Слова эти страшно развеселили Марко. Все его тело, от кисточки на феске до шпор на каблуках, сотрясалось от приступов смеха. Он хлопал себя по бокам и никак не мог остановиться.
– Бесподобно! Неподражаемо! Клянусь Аллахом, Грегорио, ты способен рассмешить даже мертвого. Не волнуйся, дружище, я не собираюсь причесывать черта, череп которого гол, как арбуз. Зато здесь есть прекрасные чертовочки, такие румяные и свеженькие, а их великолепные волосы украшены золотыми цехинами. Сам я, конечно, не осмелюсь этого сделать, но ты попросишь красавиц от моего имени одолжить тебе эти монеты. Вернешь их потом, когда дела пойдут лучше. Действуй же, да смотри, будь красноречив, так как твое второе ухо, а если понадобится, и нос буквально висят на волоске.
Жоаннес едва сдерживал себя. Один, без оружия, среди наглых, беспрерывно жующих, пьющих и орущих бандитов, юноша делал над собой невероятные усилия, чтобы не взорваться, не броситься на всю эту гнусную ораву, повинуясь велению сердца и благородной крови, бурлящей в его жилах.
Жестокая схватка не пугала его. При других обстоятельствах он так бы и поступил, – привлек на свою сторону молодых сильных деревенских парней, которые сейчас с усердием скребли и чистили во дворе чужих лошадей. Но теперь он был в ответе не только за себя. Если его убьют, кто тогда защитит это дорогое, обожаемое им существо, в страхе жавшееся к нему, пока жестокий албанец бесстрастно продолжал омерзительный торг? Но чего Жоаннесу стоило сдержаться!
Потом у него мелькнула мысль искать помощи на стороне. Ведь Приштина – вот она, совсем рядом. За два лье отсюда виднеются купола ее минаретов, дымится высокая труба гарнизонной мукомольни… В этом провинциальном центре, где правит Хатем-паша, тоже живут люди. В городе есть жандармы, ружья, пушки, шесть тысяч солдат, а командует всем этим генерал, бывший выпускник военной школы в Сен-Сире.
Достаточно приказать, и простого патруля хватило бы, чтобы разогнать свору негодяев, как стаю воробьев.
Вдруг, словно желая укрепить в нем надежду, столько раз уже сменявшуюся разочарованием, послышался конский топот. Через окно Жоаннес с облегчением увидел, как к дому подъезжает оттоманский кавалерийский отряд под командой двух офицеров. Он узнал униформу жандармов, их было не менее тридцати.
– Наконец-то! Теперь эти мерзавцы ответят за все!
Возле дома, где бесчинствовали грабители, отряд перешел на шаг. Офицеры и солдаты одновременно заметили водруженный у входа штандарт Марко. Готовый уже броситься к ним, взывая о помощи, молодой человек вдруг с отвращением и гневом услышал, как предводитель отряда сказал своему спутнику:
– Здесь Марко, не стоит ему мешать.
Приветственно подняв оружие при виде развевающегося конского хвоста с полумесяцем, жандармы быстро ускакали прочь, прекрасно зная, что при следующей встрече атаман разбойников щедро вознаградит их.
Никея, в отличие от супруга, не питала никаких иллюзий, по опыту зная, что за спиной обездоленных славян турки и албанцы, как воры на ярмарке, отлично ладят между собой.
Девушка выступила вперед и гордо встала перед Марко. Сорвав золотые монеты, что покачивались у нее надо лбом, она бросила их на стол и презрительно сказала:
– Я думала, ты – разбойник, а ты – обыкновенный мошенник.
Марко побледнел и сжал кулаки. Бросив на дерзкую девчонку грозный взгляд, он глухо произнес:
– Сейчас ты узнаешь, разбойник я или нет.
Тогда все подруги Никеи, испуганные, но движимые внезапным чувством солидарности, подошли вслед за ней к столу. Дрожа одновременно от страха и негодования, они посрывали свои золотые цехины, скромные фамильные украшения, и тоже кинули их албанцу. Потом девушки окружили старика, счастливые тем, что помогли выручить его.
Однако Марко не двигался с места. Видя, что он не собирается уходить, Грегорио сказал:
– Эти девочки пожертвовали ради моего спасения своими украшениями, отдали последнее, чтобы заплатить выкуп. Вы получили даже больше, чем хотели. У меня ничего не осталось, но теперь мы в расчете. Чего же вы ждете?
Бросив на него взгляд, не предвещавший ничего хорошего, Марко возразил:
– Да, я взял почти все, но я хочу кое-что еще.
– Боже милостивый! Что ему еще нужно? – заплакал старик, предчувствуя новую беду.
– Твоя дочь – красавица. И какая смелая! Мне нравятся такие. Пожалуй, я возьму ее в жены.
– Вы шутите, сеньор Марко! Как же это можно?! Ведь только сегодня утром Никея обвенчалась с Жоаннесом!
– Я – мусульманин и не признаю христианского брака. К тому же она будет счастлива со мной. Ты ведь знаешь наши обычаи. Мы относимся к женщине с самым глубоким уважением. У нас женщина – госпожа в доме, хранительница семейного очага. Тебе также должно быть известно, что мы выбираем себе невест на стороне и всегда похищаем их.
– Повторяю вам, сеньор Марко, это совершенно невозможно. Она ему жена перед Богом и людьми!
– Так ты отказываешь мне, упрямец?! В таком случае я немедленно сделаю ее вдовой. Эй, ко мне!
Тут же послышались шум, ругань. Разбойники повскакивали с мест, опрокидывая в спешке посуду и бряцая оружием. С угрожающим видом они столпились вокруг атамана, обнажив кинжалы и загородив выход.
– Жоаннес, любимый! На помощь! – в ужасе закричала Никея.
Но странная вещь. Хотя Марко внимательно следил за происходящим, а леопард все время был настороже, никто не откликнулся на отчаянные призывы девушки: молодой человек исчез.
ГЛАВА 2
Бесполезное сопротивление. – Пленница. – Страшный шум. – Жестокое избиение лошадей. – Человек с косой. – Штандарт Марко в грязи. – Герой. – Смерть трех разбойников. – Жоаннес! – Трусы превращаются в храбрецов. – Яростный отпор. – Осаждающие и осажденные. – Два плана. – Леопард становится курьером.
Увидев, что Жоаннес исчез, Марко презрительно рассмеялся:
– Он сбежал! Трус! Чего же еще можно ждать от славянина? Все вы трусливы, как зайцы, и крикливы, как вороны.
– Ты лжешь! – возмутилась Никея.
Марко грубо схватил девушку за руку и потащил к выходу. Грегорио бросился к дочери, пытаясь защитить ее. Но сильным ударом кулака в висок бандит сбил его с ног. Оглушенный, старик свалился на пол.
Разбойники так и покатились со смеху:
– Неплохой удар, атаман! Так деревянным молотком забивают быка. Могу поспорить на свою долю добычи: он не скоро очухается. Не поджечь ли нам его штаны?
Никея, бледная, с растрепанными волосами, выхватила большой кинжал, висевший на поясе у Марко, и, размахивая им, угрожающе крикнула:
– А теперь тронь меня, если посмеешь!
Девушка была прекрасна в своем гневе. Ее отвага и решительность привели бандита в восхищение. Усмехаясь, он произнес:
– Глядите-ка, да эта красавица – настоящая героиня. Ну что ж, она составит прекрасную пару для предводителя разбойников.
Понимая всю отчаянность своего положения, Никея знала, что надеяться больше не на что, но предпочитала скорее умереть, чем оказаться пленницей этих мерзавцев и подвергнуться унизительным оскорблениям. Замахнувшись на Марко кинжалом, она ударила наотмашь со всей силой, целясь ему прямо в лицо. Албанец слегка попятился, однако столь бурный натиск нисколько не смутил его. Поднаторевший в схватках и готовый ко всяким неожиданностям, разбойник был слишком грозным и умелым противником, чтобы так сразу отступить, особенно перед женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31