Среди них были и эти полицейские протоколы.– Значит, Софья Леопольдовна, бабушка Ольховской, была в горничных у Сасс-Тисовской…– Именно.– Но каким образом у нее оказался подлинный “Магистр”? И кто его подменил?– Загадка…– И наконец, Капитон Мызгаев. Личность весьма примечательная, если судить по этим бумагам. Где он теперь? Жив ли?– А ты не предполагаешь, что…– Мызгаев в нашем городе, – подхватил майор. – Интересная мысль… Но это нам проверить недолго.И Дубравин поднял телефонную трубку…– Ну? – не терпелось Белейко.Дубравин был взволнован; его глаза щурились, в глубине зрачков искрились веселые огоньки.– Здесь он, Бронек, здесь! Но – жил.– Не понял.– Капитон Иванович Мызгаев помер осенью этого года.– Родственники?…– А вот это нам предстоит выяснить. И не только это.– Моя задача?– Подними всю документацию, которая касается Мызгаева, – сказал майор. – А я займусь родственниками…Дубравин посмотрел на часы.– Сегодня уже поздно, – сказал он с сожалением. – Есть другие дела. Но завтра мне нужно в обязательном порядке увидеться с Ольховской…Утром следующего дня майор позвонил актрисе.Она еще спала, и вряд ли его звонок доставил ей большое удовольствие.Но своего раздражения Ольховская не высказала и любезно согласилась принять его немедленно.А на подобную просьбу у Дубравина уже были основания: вчера ни он, ни Белейко времени зря не теряли.Когда Дубравин зашел к Ольховской, глаза у актрисы были еще сонными, но кое-какой порядок в квартире она уже успела навести.– Ариадна Эрнестовна, вы уж простите меня и за этот ранний визит, и за то, что я сейчас напомню вам не очень приятный момент вашей жизни…Майор сделал виноватое лицо.– Мне хотелось бы знать обстоятельства смерти вашей бабушки.Ольховскую его вопрос не удивил. За время следствия она уже привыкла к неожиданным и необъяснимым, на ее взгляд, поворотам в беседах с Дубравиным.Актриса рассказала.Майор все записал на магнитную ленту портативного диктофона.– Вы говорите, паралич… – задумчиво сказал Дубравин.– Я до сих пор не могу понять, что за причина такой страшной и внезапной кончины. Бабушка, несмотря на весьма преклонный возраст, отличалась довольно неплохим здоровьем. И в тот вечер, провожая меня в театр, на премьеру спектакля, была веселая, бодрая, обещала помолиться за мой успех…– Вы упомянули, что, умирая, она пыталась что-то сказать. Не припомните, случаем?– Вряд ли… – после некоторого раздумья ответила Ольховская. – Что-то не очень связное…– И все же попробуйте. У вас ведь отличная память, – мимоходом польстил Дубравин.Актриса задумалась. Майор терпеливо ждал.Наконец Ольховская провела ладонью по своим глазам, как бы отбрасывая невидимую пелену.– Мне кажется… Или я ослышалась… Она пыталась выговорить какое-то имя. По-моему, Капитон.– Как… как вы сказали!?Дубравин даже привстал от возбуждения.– Точно, Капитон, – уже более уверенно продолжила актриса. – Я еще потом, в суматохе подготовки к похоронам, мельком подумала: кто бы это мог быть? Ведь среди наших родственников и знакомых нет человека с таким именем.– Нет, говорите? Возможно…Глаза майора лихорадочно блестели.– А от Софьи Леопольдовны не остались какие-нибудь бумаги? Переписка, может, дневники…– Что-то есть…Ольховская поднялась и вынула из ящика буфета небольшой пакет, завернутый в газету.– Вот. У меня как-то руки не дошли разобраться во всем этом…– С вашего разрешения, я посмотрю.– Конечно. Пожалуйста…Вырезки из журналов, некоторые – еще из дореволюционных, несколько писем, судя по почерку и фразам, выхваченным Дубравиным мимолетом из текста, от подруг Софьи Леопольдовны, открытки, тонкая книжица с листочками сусального золота, порядком потрепанный поминальник с записями химическим карандашом, засушенная веточка бессмертника…И фотографии в конверте из рыжей плотной бумаги.Их было немного, чуть больше десятка. Фотокарточки почти все старинные, на толстом, от времени ломком картоне, некоторые с золотым тиснением по обрезу.Рассыпав их веером по столу, майор почувствовал, как вдруг пересохло во рту: как же он сразу не догадался?!Взяв одну из фотографий с овальной рамкой штемпеля и тиснеными золотыми буквами внутри “Фото бр. Наконечниковы”, Дубравин обратился к Ольховской:– Мне бы хотелось захватить ее с собой. Я вам верну эту фотографию. Думаю, что в скором времени она обязательно будет у вас.– Не возражаю…Видно было, что актрису снедает любопытство, но от расспросов она удержалась.Обратно в управление майор, махнув рукой на свои финансовые затруднения, ехал на такси.Зайдя в кабинет, он молча бросил на стол перед Белейко фотографию и принялся яростно терзать телефон.– Черт знает что! – ворчал он раздраженно, когда в очередной раз срывался набор. – Работнички… Телефон починить не могут.– Женя, да ведь это…У Белейко не хватило духу закончить фразу. Он только тыкал пальцем в изображенного на снимке молодого человека, рядом с которым стояла светловолосая девушка с зонтиком в руках.– Именно… Алло, алло! Это ресторан мотеля? Пригласите к телефону Ольховского. Да, музыкант. Что? Должен быть. Ах, вам некогда. Девушка, я из уголовного розыска. Майор Дубравин. Да… Нет, это срочно!Ожидая у телефона, пока позовут Ольховского, майор с благодарностью вспомнил Алифанову и ее альбом – догадка, которая тогда зародилась в тайниках подсознания, теперь приобрела вполне конкретные очертания…– Владислав Генрихович? Здравствуйте, майор Дубравин. Вы так и не вспомнили, у кого видели фонарик? Нет? Мне нужно с вами встретиться. Когда? Срочно. Прямо сейчас. Вы не можете? Почему? Ах, да, вы работаете… А после работы? Вот и ладушки. Значит, договорились…Дубравин посмотрел сначала на сумеречное окно, а затем на часы. Стрелки показывали половину седьмого.Отступление 4. ПРЕСТУПНИКИ“Ох, Капитон, что же теперь будет? Господи…” – шептала Софка, лежа в своей постели.Узкое окошко призрачно белело в темноте накрахмаленными занавесками, в приоткрытую форточку вливался свежий воздух, пахнущий талым снегом, в спаленке было прохладно, но Софка сбросила одеяло – тело горело, как в лихорадке…Просьбу Капитона сделать оттиски ключей от черного хода, двери спальни княгини и шкафа-сейфа Софка выполнила без особых затруднений – княгиня стала доверять ей всецело и не таилась, как прежде.Теперь, если ей что нужно было, Сасс-Тисовская со спокойной душой вручала ключи Софке.Впрочем, хорошо присмотревшись к содержимому шкафа, горничная испытала разочарование – кроме шкатулки с драгоценностями, там не хранилось что-либо стоящее.Различные бумаги, старинные грамоты, ковчежец с мощами какого-то святого (как объяснила с гордостью княгиня, их привез прадед из Иерусалима) и прочие реликвии старинного рода князей Сасс-Тисовских могли представлять ценность разве что для собирателей древностей или историков.Готовясь к отъезду в Швейцарию, княгиня как-то мимоходом, небрежно, видимо считая, что этим осчастливит Софку, сказала: “Милочка, я забираю тебя с собой…”Ей и в голову не могло прийти, что горничная ни за какие деньги и блага не согласится покинуть Россию. А вернее Капитона, если быть совершенно точным, которого она любила всей душой и ревновала отчаянно, как нередко могут ревновать твердые, целеустремленные и порывистые натуры.И для него она была готова на все…Вечером княгиня выпила бокал красного вина: спиртное действовало на нее, как снотворное.Последние два месяца она спала плохо, мучилась бессонницей. Часто среди ночи княгиня поднималась, будила Софку, и та читала ей слезливые французские романчики в скверном переводе.После Сасс-Тисовская снова засыпала при зажженных свечах. Ее мучили кошмары, спросонья в темноте казавшиеся ей явью.В этот вечер Софка сделала то, что просил Капитон. Она добавила в вино сонное зелье, купленное за немалые деньги у известной всему городу знахарки.Когда княгиня взяла в руки бокал, Софка едва не потеряла сознание от страха.Но все обошлось, только Сасс-Тисовская заметила, что у вина странный привкус, и велела в следующий раз откупорить новую бутылку.Уснула княгиня быстро и крепко. Но дверь спальни, как обычно, заперла на ключ.Капитон забежал на минутку.Он был непривычно сдержан и холоден. Узнав, что Софка исполнила его просьбу, чмокнул в щеку, будто приложил льдинку, и ушел, не сказав ни слова на прощание.“Что же теперь? Что-о… Обещал – женюсь, уедем… Деньги… Перстень…”Воспоминание о перстне с бриллиантом словно раскаленным гвоздем пронзило сердце.Боль была настолько явственной, что Софка даже застонала, схватилась за грудь.Перстень… Обманет ведь, обманет!“Дуреха я, дуреха! Обманет, гулена. Ей-ей! Как же мне… тогда? Бросит… Бросит!” – обливаясь холодным потом, подумала Софка.Вскочила с кровати, не зажигая свет, начала одеваться. Второпях она забыла, что на ней длинная ночная рубаха, но платье снимать не стала, приподняла ее, подвязала шнурком.Туфли Софка не надела, в одних чулках вышла на цыпочках в коридор.Дверь ее спальни заскрипела неожиданно громко, и Софка, зажмурив глаза, до крови прикусила нижнюю губу – вдруг услышит кто!Рядом с ее спальней находилась комната повара. Но за него она была спокойна: толстяк спал, как младенец, утром его не могли добудиться.По коридору налево, через две двери от спальни княгини, была комната ее сына, – он неделю назад выписался из больницы.Князь был еще слаб, на ногах держался нетвердо, ходил прямо, как истукан, чтобы не потревожить рану, – сырая, затяжная весна мало способствовала выздоровлению.Правда, “лекарства”, которые он принимал, вызывали у доктора скептическую улыбку – батарея пустых бутылок из-под спиртного встречала местного эскулапа всякий раз, когда тот приходил навестить молодого князя.Но запретить возлияния, доктор даже не пытался – Сасс-Тисовский имел чересчур горячий нрав и всего лишь малую толику ума.В конечном итоге доктора это обстоятельство волновало мало – его услуги оплачивались щедро. А кто спешит перекрыть кран струи изобилия?Горничная приложила ухо к двери.В спальне княгини стояла такая мертвая тишина, что, казалось, от стука Софкиного сердца загудели, как бубны, вычурные резные филенки.Софка в испуге отскочила, прижалась к стене.Стояла она долго в полной неподвижности, стараясь унять волнение. Немного успокоившись, прошла к следующей двери, которая вела в смежную со спальней княгини комнату.Она была нежилая и некогда служила спальней усопшего князя, мужа Сасс-Тисовской.От этой комнаты у Софки был запасной ключ; о его существовании Сасс-Тисовская не знала. Им горничная и воспользовалась.С некоторых пор Софка заметила, что княгиня стала навещать комнату покойного мужа (обе спальни были соединены дверью).Любопытной Софке долго не удавалось подсмотреть, что там делает ее хозяйка. И все же однажды замочная скважина приоткрыла ей и эту тайну княгини: в спальне князя находился небольшой тайник.Открывался он при помощи тщательно замаскированной кнопки, и Софка, чтобы найти ее, потратила уйму времени.Когда, наконец, это случилось, она ахнула: в тайнике лежал перстень с бриллиантом! Тот самый!Уже в своей комнатушке Софка долго смотрела в зеркало, даже похлопала себя по щеке – не рехнулась ли?Ведь она могла поклясться, что этот перстень видела всего лишь полчаса назад на пальце княгини!(Теперь Сасс-Тисовская держала свои драгоценности при себе, снимая только на ночь; видимо, не доверяла сыну. Он стал подозрительно часто околачиваться возле шкафа, особенно в ее отсутствие, о чем доложила ей Софка.)И это была загадка, над которой горничная безуспешно ломала голову каждый день.О своем открытии она не рассказала Капитону – что-то ее сдерживало.Что именно – Софка просто не отдавала себе в этом отчета. Возможно, она хотела внести и свою лепту в благополучие их будущей семьи.То, что задумка Капитона была мерзостью, преступлением, Софке в голову не приходило.Даже наоборот.Со злой радостью наблюдая за событиями в Гловске, за тем, как присмирели господа и как они дают деру, Софка твердила себе: “Кончилось ваше времечко! Попили кровушки. Теперь все будет нашим… И перстень с бриллиантом…”Софка считала, что имеет на него прав больше, чем кто-либо из дворни…В спальне покойного князя Софка долго не задержалась. Она открыла тайник, забрала перстень и, потихоньку замкнув дверь, возвратилась в свою спальню, чуть дыша от нервного перенапряжения.Долго думала, где спрятать перстень.Наконец нашлась: распустила свои пышные, густые волосы, замотала перстень в тряпицу и вплела его в толстую косу.Затем стала собирать вещи – в темноте, на ощупь; Капитон обещал зайти за ней, как все свершит. И на все четыре стороны, вдвоем…Вдвоем ли?Капитон копошился минут пять, пока вытолкнул ключ, торчавший в замочной скважине с обратной стороны двери. Он упал на голый пол спальни княгини с громким стуком.“Ах, сука!” – помянул Капитон недобрым словом Софку, забывшую положить коврик возле двери, как он просил.Но его страхи оказались напрасными – в особняке по-прежнему было тихо.Капитон успокоился, и, осторожно вставив изготовленный Афанасием ключ в замочную скважину, медленно повернул его два раза против часовой стрелки…С Афанасием пришлось повозиться.Капитону о слесаре-барыге было известно гораздо больше, чем тот мог предположить.Конечно же, Афанасий понял, для чего Капитону дубликаты ключей и где находятся замки, которые его заказчик хотел открыть.И кто мог поручиться, что Афанасий не изготовит еще один комплект отмычек – уже для своих дружков, городских мазуриков? Никто.А вот этого Капитон никак допустить не мог. Несмотря на молодость, он был очень предусмотрителен.Капитон давно знал, что Афанасий делает на заказ воровские инструменты. Но только тем, кому доверял.А в доверии у Афанасия были очень серьезные воры, не какая-нибудь мелкая шушера. Им обчистить ночью особняк Сасс-Тисовсой – раз плюнуть.Он угадал – Афанасий и впрямь изготовил еще один комплект ключей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18