Оставшийся в доме Азия включил генератор. Пара прожекторов высветила опушку леса и высохшие стволы деревьев с приколоченными к ним досками. Стая занялась тем, от чего получала главное удовольствие во время поездок к Злому.
Стреляли поочередно и по несколько человек сразу. Командовал Злой, остальные, включая Трибунала, беспрекословно ему повиновались. Народ в большинстве своем опытный, Бешеные знали, что самодеятельность на позиции до добра не доводит.
Сегодня постреляли с интересом: длинными очередями, как пилой, Злой срезал приличной толщины дерево и заработал аплодисменты. Понятно, тренировался! В городе такое едва ли отчудишь. Город не поймет, что ты тренируешься.
Палили в бутылки. Для азарта выложили их на бок и направили горлышками к стрелкам. Кое-кому удалось попасть в горлышко и вышибить дно.
Радостно гогочущий Барон притащил пластиковую бутыль с водой и поднял высоко над головой, держа за донышко и пробку. Пальнуть в бутыль из карабина взялся Трибунал и проделал-таки в ней дыру, откуда в обе стороны хлестнула тугая струя воды. Жаждущий Барон перевернул бутыль и направил струю в рот. Воображал, что это пиво.
Шутку с тремя банками взялся выполнить Танк.
Он встал у мишеней с банками из-под обожаемого Кока-Лолой напитка и взгромоздил одну жестянку на голову и две – на ладони широко разведенных рук. Капеллан (и где только нахватался?) пальнул из коллекционного нагана три раза подряд, ни единого не смазав. Банки полетели в стороны, а Танк вернулся к стрелкам, утверждая, что Капеллан промахнулся, и банка с головы свалилась сама. Банку нашли. Танк был не прав. Капеллан вытряхивал гильзы из револьверного барабана и посмеивался в кудрявую бороду.
На спор отстреливали высохшие еловые ветки – то с одной стороны ствола, то с другой, то снизу, то сверху…
В дом возвращались, держа оружие на плечах за ствол, как лопаты за черенок, молча, в кромешной тьме. Сегодня можно расслабиться.
Спать разбрелись кто куда. Бешеные не первый раз у Злого, и каждый давно присмотрел себе местечко: рядом с байком на траве, в доме на скамьях или на просторном втором этаже, способном принять не одну Стаю. Пока Кей размышлял, куда бы ему приткнуться с девчонкой, как объявился Азия и поманил пальцем, приглашая следовать за собой.
Они устроились на сеновале. Кока-Лола устала и мгновенно уснула, стоило только ей опустить голову на свернутую в рулон куртку Кея. Она лежала на боку, подогнув ноги едва ли не к подбородку и обхватив животик рукой. Даже во сне она морщила лоб и нос. Наверное, вспоминала воронье на дороге. Непривычный к деревенской романтике, Кей спустился вниз, бродил по двору курил и прислушивался к сказочным звукам, долетавшим из леса. Его мучила неясная тревога.
Он просмотрел найденное в карманах воронья. Так, мусор. Кроме одного. Его, Кея, фотографии.
Фото из альбома Покера. То самое, на котором Кей, оседлав ХаДэ, выруливает на проспект, а в ухе байкера болтается серьга с крестиком. Кроме Покера и Кея, ни у кого такого фото нет.
Невероятно, чтобы грустный алкоголик Покер вознамерился лишить Кея жизни, да еще и прибегая к таким заковыристым способам. Но… А вдруг он прознал про Кока-Лолу? Или это – зависть? Обида, что жизнь не удалась?
Если же Покер здесь ни при чем, тогда Кей нужен неизвестному. Зачем? Гадать бессмысленно. Если это псих, то в его действиях нет логики. Если нормальный – почему не прихлопнет Кея из-за угла? Придется ждать, пока он снова проявит себя.
Кей сжег найденное. Кока-Лоле ничего не сказал. Хрустнула ветка, и Кей яростно обернулся, готовый мчаться к сеновалу и разорвать на части любого, кто сунется к девушке. О, черт! Он, похоже, заболел. Кей потрогал лоб. Горячий…
От грустных мыслей Кея отвлек шум. Вроде как несколько человек возятся в кустах и одновременно пытаются мирно разговаривать. Крадучись, Кей пробрался вдоль живой изгороди…
…Вот, оказывается, для чего Злой таскает с собой эбонитовую палочку! Сейчас она находилась меж его крепко сжатых зубов, изо рта сочилась белая пена, забрызгавшая воротник рубашки и густо облепившая волосы на груди. Трибунал держал голову Злого на коленях, неподалеку озабоченно топтался Азия с полотенцем и водой в большой кружке. Трибунал тихо разговаривал с дергающимся в судорогах Злым, удерживая его, не давая захлебнуться собственной рвотой.
Трибунал вполголоса вспоминал прошлое, поглаживая Злого по голове, как маленького. Притаившийся за кустом сирени Кей сомневался, что такие воспоминания облегчат муки корчащегося в судорогах эпилептика, но зато из обрывков фраз и отдельных слов многое Кею стало понятнее.
Много лет назад Трибунал нашел Злого по дороге на Смотровую. Его внимание привлек байкер, на обочине ковырявшийся в Полуразвалившемся агрегате. Тощая напряженная фигура показалась знакомой. Злой – бывший сослуживец Трибунала, сбежавший из госпиталя, где ему, учитывая заслуги перед Отечеством, предложили смотреть в потолок за государственный счет всю оставшуюся жизнь.
Теперь Кею понятно, почему Злой вскакивает по ночам и ищет автомат. Почему на ночь иногда приковывает себя наручниками к спинке старомодной кровати с никелированными шарами. А Кей еще удивлялся, когда Трибунал предложил ему стать вторым, а не Злому, которого знал лучше.
«Какая разница, – подумал Кей, стараясь не шелохнуться и не выдать свое присутствие, – какая разница, где воевать? Например г далеко от родины, погружаясь по горло в булькающее малярией тропическое болото и наблюдая, как к тебе подползает плохо питавшийся последние несколько дней аллигатор. Или сражаться, не покидая страны, разряжая рожок за рожком в матерящуюся с гортанным акцентом темноту разбитых городов и высматривая детей, которых надо успеть пристрелить раньше, чем они успеют замазать краской триплекс смотровой щели танка?»
Война везде одинакова. Прав тот, кто выжил. А что до болячек…
Когда катишь на байке – все болезни отступают. Болячки бегут позади, плюются ядом, протягивают костлявые конечности, но дотянуться до байкера не могут, пока он в седле. А вот когда ты остановился – смотри в оба!
Возвращаясь на сеновал, Кей навестил ХаДэ. Понимающе кивнул, заметив, что кто-то тайком пошарил в его седельной сумке. Подозрения подтверждались. Значит, будет дело…
Кей забрался на сеновал и улегся рядом с Кока-Лолой. Она сонно заворчала, зашуршала сеном, повернулась к Кею и уткнулась головой ему в плечо, разметав светлые волосы. Он осторожно прижал девушку к себе и лежал, прислушиваясь к ее тихому дыханию. Темно-синий квадрат неба перед глазами Кея усыпан желтыми точками звезд, словно сказочный волшебник закончил рабочий день и повесил просушить мантию, намокшую от пролитых на нее людских слез, слез надежды и отчаяния.
Байкеру показалось, что он счастлив.
Это пугало.
…и снилась Кею…
Снилась грязно-розовая свиная голова с торчащей из оскаленной пасти дудкой. Голова висела в темноте и курила. Из дудки вился дымок, заставлявший надрывно кашлять пожилого зеленого попугая. Откашлявшись, попугай принимался задумчиво прочищать клюв ногтем. При этом птица недовольно косилась на голову свиньи, у которой одно ухо вытянулось, одновременно разделившись на пальцы. Пальцы шевелились. Рукоухо напоминало прицепившуюся к донному камню водоросль, колеблемую подводным течением. Рукоухо периодически вынимало из пасти дудку, сплевывало на пол кровью. Точнее, сплевывало куда-то вниз, потому что во сне Кея отсутствовал пол, а персонажи висели в темноте, удерживаемые неизвестно какими силами.
Попугай управился с чисткой клюва, подумал, затем просунул голову между прутьев клетки и заорал: «Педер-расты! Педер-расты!» Свиная голова немедленно постучала дудкотрубкой по клетке, просыпав на темноту струйку золотого песка. «Не обижай гостя, путаник! Перья повыдираю!» Попугай заискивающе нагнул голову, завертел шеей и поспешил исправиться: «Пиастр-ры! Пиастр-ры!»
Прозвучало неубедительно. Кей не поверил. Голова затянулась и выпустила через рваные ноздри серию дымовых колес, квадратов и треугольников. Колеса сдваивались и в темноте поплыли сизые контуры бай-ков. Невесомые байки росли в размерах, но одновременно их контуры размывались и они исчезали один за другим. Их место занимали другие. Возникнув из ничего, исчезали в никуда…
«К чему бы сон такой? – терзался Кей, проснувшись. – Может, разбудить Кока-Лолу и спросить, что она думает?»
Но та была занята более серьезным делом – вытаскивала сено и солому из волос. Кей залюбовался умилительным зрелищем: Кока-Лола мурлыкала, потягивалась, высоко подняв руки, музыкально зевала, морщила носик и даже попыталась, изогнувшись, почесать плечом маленькое белое ушко… Только было Кей открыл рот, чтобы пересказать интересный сон, как вдруг…
…позвонил телефон.
Кей открыл глаза. Оказывается, он уже давно дома, телефон надрывается, а Кока-Лола рядом, и даже не собирается поднять трубку, а только зарывается глубже в подушку, недовольно урча.
Глубокая ночь. Никуда не поеду!
Лето продолжало дарить сюрпризы. В частности, радуя неожиданными звонками. То сыну захотелось кататься, и его шуточка едва не привела к преждевременной смерти родного папы, едва не раскатанного в блин по сырому полу седьмого круга ада, то есть седьмого этажа подземного гаража.
А вот теперь Покеру втемяшилось срочно зазывать Кея домой для «серьезного разговора». Да еще голосом такого жуткого тембра, словно он только что закончил репетировать речь на поминках. Кей предположил худшее: папа прознал, что его дочь живет с его же другом, и теперь обиженный отец намеревался…
Здесь мыслительный процесс застопорился. Фантазия рисовала невероятные картины, среди которых самой мирной было изображение Кея, медленно поджаривающегося на слабом пламени костерка. Покер сидел рядом в одном из своих роскошных кресел. Папа Кока-Лолы удерживал на коленях стопочку фотоальбомов, вынимая по одному и побрасывая в огонь…
И снова Кею приходилось вставать среди ночи, одеваться и тихо покидать дом, оставив Кока-Лолу и Урала творить сны без него, бежать, спасаться и побеждать без его участия в их персональных видениях.
Уходя, пошарил в стенном шкафу и вытащил сумочку Кока-Лолы – все ее вещи, с которыми она переехала к Кею. Девчонка забыла про сумочку, потому что этот аксессуар никак не подходил к прикиду байкерской подружки. Из сумочки он вытащил связку ключей от квартиры Покера, на тот случай, если придется самому открывать дверь. Весьма предусмотрительно, памятуя о нетрезвом образе жизни приятеля, который, очевидно, решил покончить с собой – отравиться коньяком, что непросто, потому что дорого.
…Кей отпустил машину и побрел через двор к подъезду. Он медлил, оттягивая неприятный разговор. В качестве оправдания попытался представить себя на месте Покера. И зря. Кровь тут же ударила в голову. Кей потоптался у подъезда, выкурил сигарету, успокоился и направился к распахнутым створкам лифта, на ходу натягивая перчатки…
…Интуиция редко подводила Кея, но и Покер ему редко звонил. А двери покерской квартиры, огромные металлические ворота, приоткрыты. Кея терзали сомнения. Предположим, Покер решил проявить себя как настоящий друг и, прежде чем напиться, предусмотрительно оставил дверь открытой. В этот поздний час никто сюда не сунулся бы без особой надобности. Но что поделывает его супруга? Где эта многострадальная женщина, выхаживавшая мужа в дни запоя?
Кей осторожно приоткрыл дверь. Темно. Свет включить не удалось – он нащупал только выключатель. Бестолковое щелканье надоело Кею, он достал зипу, зажег и поднял, держа перед собой, на манер факела. Вспыхнул яркий, нервно подрагивающий огонек патентованной бензиновой зажигалки, которая не гаснет даже на ноябрьском городском ветру. Кей прикрыл за собой дверь. Пламя зажигалки выровнялось. Значит, Покер держал распахнутой дверь при наглухо закрытых окнах. Преодолевая бесконечный коридор, Кей вслушивался, пытаясь уловить храп Покера и сообразить, из какой комнаты он доносится. Паркет противно скрипел, приходилось замирать и напрягать слух. Ни звука.
Хозяин мало что поменял в квартире, перешедшей ему по наследству от родителей, придерживавшихся строгого и основательного взгляда на жизнь. Основные пункты мировоззрения они перенесли и на интерьер собственного жилища. Странно было ощущать себя здесь, с огнем в поднятой руке, брести вдоль обтянутых плотной тканью стен, уворачиваться от массивных бронзовых канделябров, с чашечками в виде лепестков роз, сохранивших следы свечного нагара. Из темноты выплывали старинные гравюры в рамочках с медной окантовкой. Кей наизусть знал содержание гравюр, так как еще в детстве играл в этом коридоре с юным Покером в машинки. Родители Покера поругивали шалунов, когда крохотные автомобильчики, управляемые непослушными детскими руками, царапали резной дубовый плинтус.
Но Кей впервые оказался здесь ночью. Обстановка угнетала средневековой темнотой и мистической обреченностью. Кей уже начал догадываться, для чего он здесь. Только он было собрался подумать об отступлении, как кое-что отвлекло его от позорных мыслей.
В темном прямоугольнике двери одной из комнат виднелись окна, сквозь которые светила луна и даже поблескивали крохотные желто-белые точки. Хрестоматийная картина звездного неба. Прямо-таки планетарий! Но привычную картину портила круглая тень, нелепо пристроившаяся внизу и сбоку. Кей погасил зажигалку. Во-первых, и так светло, во-вторых, устал изображать дворцового коменданта, с факелом в руке возглавляющего ночной дозор.
А эта тень – голова человека, сидевшего в кресле напротив окна, спиной к Кею. Байкер хотел было окликнуть Покера, но удержался, решив пока не тревожить сон приятеля. Подошел ближе (проклятый паркет скрипел оглушающе!) и убедился в своей правоте. Крик тысячи лучших друзей не разбудил бы Покера. Звук настоящей пробки, выдергиваемой из горлышка коньячной бутылки, не заставил бы его встрепенуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47