Вдвоем они выпили весь свежий воздух, что еще оставался между ветвями до их приезда. Кей взмок, он скользил по лакированному боку байка, но не сдавался. Его вулкан привычно сработал.
Кей сильнее сжал Кока-Лолу, ощущая под ладонью неистовое биение ее сердца. Все кончилось, но он не решался убрать руку. Он был уверен, что ее сердце пробьет грудь и выскочит наружу.
Кока-Лола вдавила Кея в сиденье, вытянувшись и открыв рот в безмолвном крике, вбирая плоть Кея в себя до самой груди. В душной зеленой камере Кей ощущал сладкий запах девичьей влаги, изливающейся на него и стекающей по коже прямо на терпеливо сносящего такие штуки ХаДэ.
Девушка растянулась на Кее, и он поглаживал ее спину, словно искал хвост дикой кошки. Хвост, за который ее можно оттаскать: нашла время для любви!
Утомленной любовью Кока-Лоле почудилось, что машина исходит жалким криком, вопит от острой боли, призывает на помощь, как живая. Девушке казалось, что воронье клевало железо тяжелыми блестящими клювами, неопрятные птицы царапали краску крючковатыми когтями, били по дырявым глазницам окон грязными черными крыльями, надувая грудь, топорщили перья и хищно косили глазом.
Кока-Лола прижалась к Кею, словно это ее лупили и царапали. Она все-таки почувствовала себя слабой. Такие моменты редки. Кей помнил их все, храня в памяти и изредка перебирая, как фотографии.
…Так же внезапно, как появились, так же шустро байкеры смылись, оставив после себя картину, похожую на детскую комнату, как ее находят родители, задержавшиеся на работе.
Из покореженной машины не доносилось ни звука.
Воронье разбежалось по байкам и сорвалось, подчиняясь основному, которого Кей не разглядел. Один из них, в старом милицейском шлемаке, замешкался, отчаянно насилуя кикстартер ногой, обутой в разбитый ботинок с рваными шнурками. Драндулет отказывался заводиться. Байкер матерился, поминая «кардана мать», безуспешно возобновляя попытки. Внутри мотоцикла что-то бессильно проворачивалось и замолкало. Проворачивалось и замолкало.
За спиной у ворона заурчало, и он обернулся, чтобы увидеть, как прямо на него из кустов прет Кей на Харлее. Кока-Лола вприпрыжку бежала позади, уворачиваясь от веток и прикрывая ладошкой лицо.
Тяжелый упитанный Харлей врезался в тощую самоделку. Стоявший позади байкер попытался отскочить, но не успел, и его отшвырнуло в сторону Ботинок слетел с ноги и шлепнулся на середину дороги. Милицейский шлемак откатился на обочину.
Парень валялся без сознания. Второй раз Кею выпал шанс взять «языка», и второй раз он перестарался. Кей развернул байк и велел (сейчас не до церемоний) Кока-Лоле вытащить из карманов ворона все. Девушка с брезгливой миной выполнила приказ и свалила найденное в седельную сумку. Ей не понравилось шарить по чужим карманам, но нелепо возражать Кею посередине пустого шоссе в компании контуженного паренька и с перспективой встретить его приятелей, если те решат вернуться.
– Едем, – Кей терпеливо ждал, пока Кока-Лола займет свое место. – Есть надежда, что его приятели примут нас за него. Черт знает, где они сейчас. Главное – близко не подходить. Они вычислят чужака по звуку двигателя. «Чопанье» Харлея отличается от тарахтения оппозита так же, как трефы от пик.
Огибая разбитую машину, Кей заглянул в салон. Людей не видно. Никто не шевелится. Замер от страха или же помер по той же причине. Вероятно, если кто и есть живой, то завален фанерными ящиками и необъятными клеенчатыми сумками.
На спасательную операцию времени не оставалось. ХаДэ вырулил на середину дороги и старательно наматывал километры, стремительно удаляясь от металлического гроба, который человек надевает на себя по собственному желанию, изнывая от нетерпения поскорее принять смерть на свежем воздухе.
Они ехали минут пятнадцать. Кока-Лола молчала. Когда воронье и ХаДэ разделяло немало километров, Кей притормозил и огляделся. Требовалась передышка. Заброшенная автобусная остановка подходила для этого как нельзя кстати. Скамейка цела, и на том спасибо.
Кея одолевал противный озноб. Но он не признался бы в этом никому. Даже ХаДэ. Потому Кей и остановился, чтобы байк не уловил дрожь пальцев хозяина.
Кей разогнулся, энергично помахал руками, достал сигареты и закурил. Кока-Лол а получила свою неизменную банку с газированным напитком и прислонилась к седлу ХаДэ, не торопясь потягивая холодную влагу.
– Джентльмены удачи?
Кей не торопился отвечать. Его захватило мистическое настроение места. Кея словно накрыло прозрачным колпаком. Но это только кажется. На самом деле с обратной стороны колпака собрались огромные люди и рассматривают его, Кея, тыча в стекло пальцами-бревнами. А он мечется, как беззащитный таракан на кухонном полу, готовый принять мученическую смерть под домашним тапком.
Будочка автобусной остановки, когда-то покрашенная в белый и сохранившая на себе ржавую символику олимпийских игр, так долго находилась здесь, что сама стала ломтиком природы. Лес вплотную подступил к дороге, чей асфальт потрескался и пропустил наружу, из влажной земли к теплому воздуху, нетерпеливую молодую поросль кустарников – младших родственников растительности, буйно облепившей обочины дороги, стены остановки и даже крышу ветхой будочки, придав ей сходство с домиком садовника в старинном поместье, хозяева которого состарились вместе с постройками.
Лес нависал над дорогой. Казалось, стены лесного коридора опасно накренились и скоро обрушатся, навсегда похоронив под собой узкий путь, проложенный людьми для того, чтобы дружить, любить и убивать друг друга с максимальным удобством и скоростью.
Высоко, у края стен, посередине широкой голубой полосы, засело жаркое солнце, иссушившее траву вдоль дороги, но напитавшее сладким соком ягоды, которыми лакомилась Кока-Лола, осторожно срывая по одной с высоких травинок.
Внезапно Кей понял, что разучился слушать. Городской шум, ставший фоном жизни, отучил его выделять отдельные шумы и исследовать их. Но сейчас он услышал птиц, и даже, к собственному удивлению, сумел распознать некоторые птичьи голоса. Кроме птиц, Кей слышал веселый скрип кузнечиков, рядовых насекомьей армии, а еще – вертолетное звучание стрекозьих патрулей и то усиливающиеся, то слабеющие на низах позывные жуков-бронзовок. Байкеру казалось, он слышит шорох, производимый крыльями бабочек – капустниц и белянок, девчонок-дебютанток, чья невинность – на сезон…
– …да уж, не рыцари дороги… А куда деваться? Не очень-то им хочется на работе пупки надрывать. Да и вообще… И в бреду не представлю, что они развозят по домам кефир старушкам. Не по ним это. Им надо больше. Харлеи им хочется. Каждому.
– У тебя-то все есть…
Кей нахмурился. Кока-Лола сообразила, что сморозила глупость.
– Прости меня, дуру! Брякнула, не подумав.
Сорвала ягодку, положила на ладонь, встала на коленки и подобралась ближе к Кею. Села напротив и протянула ладошку с крохотным сладким шариком, ярко-красного цвета. Ладошка подрагивала и шарик вместе с ней.
Кей наклонился, взял ягоду губами и еще слизнул сладкое пятнышко на ладони. Кока-Лола ойкнула, но ладонь не отдернула, хотя щекотку не переносила и всегда злилась, если Кей об этом забывал. Кей проглотил ягодку. Он был готов принять что угодно из ее рук. Неужели это – старость?
– Ладно, уймись… Пойми главное: байкеры используют технику, чтобы уйти от этой самой техники в нереальный мир. Парадокс. Ты знаешь, что такое «парадокс»?
– Совсем меня за идиотку принимаешь?!
– Не обижайся… Так вот. Идеальный мир существует только в башке у байкера. Понятно, почему его тянет к пиву и всему остальному рок-н-роллу? Все это – простейшие средства забыться. Да и возня с техникой отнимает уйму времени. Поэтому байкеру нужен тот, кто сэкономит ему время и подумает за него.
Кею показалось, что у ХаДэ появилась свежая царапина на раме, и он озабоченно согнулся над байком. Ложная тревога. Разогнувшись, он поймал взгляд Кока-Лолы, ревниво наблюдавшей за трогательным проявлением заботы человека о железном друге.
Кей стряхнул длинный серый цилиндрик пепла и продолжил:
– Все байкеры – страшные консерваторы. Их взгляды остановились и застыли. Заметь: форма чоппера устоялась, выработан канонический образец. Следовательно, стремление к совершенству для многих байкеров ограничивается формой. Форму менять нельзя.
– Церковь напоминает, – вздохнула Кока-Лола, – сколько я туда ни ходила, там все одно и то же.
Кей не стал спорить:
– Ничего нового появиться не может. Байкеры замерли во времени. С кем бы ты их сравнила?
Девушка пожала плечами:
– У нас рядом с дачей поселок…
– В точку! Деревня одевается просто, практично и консервативно. Средство транспорта – лошадь. Машины – это временно, скоро все сломаются, а солярка закончится. Вот тебе еще одно доказательство того, что байкеры – посланцы Матушки-Природы, передовой отряд, говорящий от ее имени.
– И что же он такое говорит?
– Говорит, что пришла пора бросать города и двигать домой, на волю. Байкера не понимают все остальные жители Земли. Впрочем, он сам себя не понимает. Оттого мрачен и тосклив. Его разрывают противоречия. Он дитя Природы, но вынужден жить в городе, поскольку к деревенской жизни не приспособлен и стремится к ней только внешне. Городские причуды, вроде моды, его мало трогают. Байкер постоянен в своих привязанностях.
Кока-Лола присела на скамеечку и внимательно слушала, морща нос. Эта ее привычка сбивала Кея и уводила в сторону, туда, где нужно больше делать, чем говорить, и за что девушки так любят мальчиков. Он сдержался и закончил:
– Байкер не хочет жить закавыченным. Он готов удрать. В Америке это возможно. Беспечный Ездок, если заметила по фильму, катается везде, но в больших городах – совсем немного. Загнал кокаин городским придуркам и смылся. Катается по сельской местности, по кантрисайду, так сказать.
– Когда к нам на дачи приезжали байкеры, деревенские приходили их «ломать». Как напьются, так сразу их тянет пацанам на байках морду набить.
– Так это и понятно! В этом трагедия байкера. Его тянет в деревню, но он не стал своим для деревенских. Так и в фильме показано, когда Беспечного в конце концов убивают. То есть он гвоздь в заднице для Города, но он смешон и неприятен за его границей.
– А чем это от них несет? Я чуть не сдохла, унюхав.
Кей понимающе улыбнулся:
– Хочется им быть похожим на взрослых дядей! Прослышали, стервецы, что, принимая новичка, американская мотобанда дружно мочится в десяток-другой струй на штаны новенькому. А до этого их еще хорошенько вывозили в машинном масле. Аром-а-ат! Чтоб им… Зато теперь по запаху их за версту чуют. Мальчики хотят, чтобы их боялись.
Кей вдруг сообразил, что ему противно даже произносить слова вроде «мото», «машина», «америка» здесь, среди природы, которая жила и живет без всех этих надуманных слов, изобретенных человеком для собственного спокойствия. Жизнь человека – как в магазине, среди ярлыков. Все вокруг имеет название. Но кто поручится, что это именно так и называется?
Кей самому себе казался несуразным, в мертвой коже среди живой природы. Заброшенная остановка, которая вскоре совсем скроется в лесу, обрастет ветвями и покроется мхом, как буддийский храм в джунглях… Покой и тишина. Как противно думать о том, что все, что окружает Кея – высоченные деревья, горластые птицы, беспокойные насекомые – все имеет названия, неизвестные ни ему, ни какому-то другому человеку на земле. Лишь неведомая Воля знает этот список наизусть, потому что сама его и составляла. Пусть так будет. Тишина.
Он мысленно вернулся в маленький приморский поселок на побережье Карибского моря, куда его забросили на несколько часов, запомнившихся на всю жизнь удивительной тишиной и размеренностью. Ослепительно белый песок впитывал в себя зеленоватые морские воды, но прибой едва-едва слышен, так, лишь слабый намек, шуршание песчинок. Можно долго лежать на песке, наблюдать за отдельными песчинками, и тебе совсем не скучно. Состоянию твоей души нет названия. Можно перевернуться на спину и долго смотреть на белую сигару маяка, уткнувшуюся в раскаленное небо, по которому еле-еле ползет одинокое облачко, постепенно растягивающееся, как клок шерсти на веретене, и исчезающее, обратившись в невидимую нить. И ни одного человека вокруг. Какое счастье! Два-три домика, стены покрыты известью и увиты растениями с фиолетовыми цветами лиловыми цветами, розово-желтыми цветам… И то же жужжание неведомых насекомых, которые боятся моря и не трогают путника, если он рядом с морской водой.
Он мог бы остаться там. Мог бы… Если бы не те несколько «правильных» слов, которые ему вдолбили в голову и заставили поверить, что это – его собственные мысли, и никуда от них не деться.
Загасив окурок, Кей аккуратно приподнял Кока-Лолу и поцеловал. Потрепал по голове, взлохматив волосы, и неожиданно грустно произнес:
– Верный друг байкера – это вы, девчонки! Остались нам в жизни – пиво, бабы и рок-н-ролл…
Они покинули стоянку под названием «Последняя Перед Концом Света». Все автобусы в ту сторону, вероятно, ушли. Отставшим предлагалось добираться на своем транспорте.
Кей выбрал байк.
Последние, кого встретили сегодня из пестрой байкерской братии Кей и Кока-Лола, оказались несколько обкуренных парней и девчонок, на дюжине мощных японцев догнавших неторопливо рассекавшего ХаДэ. Бесшабашная компания поравнялась с Харлеем и дружно заорала, приветствуя «братьев по трассе». Кей не обратил бы на них внимания, если бы не пассажир в коляске. Обыкновенный с виду, в нахлобученном на голову шлемаке, он сидел неустойчиво, неуверенно раскачиваясь, словно не определил, держаться ему за ручку или плюнуть на все и вылететь из люльки на первом же крутом повороте. Черный комбинезон навевал мрачные мысли, которые подтвердились, когда Кей остановился и перебросился парой слов с вожаком группы.
Пока еще крепкий парень, с крупными чертами лица, в кожаном шлемаке и с красно-черной банданой, наверченной на рукав, с неожиданной кликухой Баянист, охотно покинул байк и вместе с Кеем направился к люльке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47