Только сейчас она подняла на Кея глаза, и тот отметил, что глаза остались такими же большими и синими. Вот только что-то произошло с ними за последний год. Полиняли, что ли?
– К чему этот трезвон? Не можешь без шуточек? Все такой же… – Она положила сигарету на ребристый край раковины и, сама того не замечая, снова принялась натягивать на колени и грудь платьице, неподвижно глядя перед собой и монотонно произнося те же слова, которые произносила и год, и два года, и много лет назад:
– Тебе нравится меня унижать. Получаешь удовольствие.
Она подняла взгляд на Кея, и он понял, что теперь его реплика.
– Я и не думал тебя обижать, дорогая.
Кей, не отрываясь, смотрел на ракушку, половина длинных и изогнутых рожков которой отбиты и потеряны во времени. С тупой настойчивостью Кей пытался вспомнить, сколько рожков отлетели во время его ссор с женой. Получалось, что после развода она ни с кем не ссорилась так, чтобы по комнате летали вещи. Значит, она права. Кей действительно непревзойденный мастер выводить людей из себя.
Слова вылетали сами собой. Ни Кей, ни она даже не делали пауз, чтобы обдумать то, что собираются произнести.
– Тебе и не надо думать. За тебя твоя дурацкая натура думает. Когда детей мне делал, тоже не думал, что они вырастут и их придется воспитывать.
Кей поднял брови:
– «Воспитывать»? Раньше ты называла это «содержать». Значит ли это, что я должен ежемесячно отстегивать больше денег?
– «Отстегивать»? – передразнив Кея, она с прищуром посмотрела сквозь облако табачного дыма. – Решил в слова поиграть? Давай. Слово «алименты» вам режет слух, кабальеро. Но за удовольствие не слышать детей у себя дома надо платить.
Кей уточнил:
– Я имею честь оплачивать не только свои, но и твои удовольствия. Возиться с молодыми людьми денег стоит. Моих.
С годами у нее заострились черты лица, глаза стали больше. Добавились проблемы с кожей, и кое-где появились маленькие пятнышки. Время брало свое, и у нее осталось одно радикальное средство – мальчики.
Отведя взгляд от лица жены (это зрелище расстраивало), Кей попытался сосредоточиться на чем-то другом. На глаза попадались то фарфоровая пастушка, которую обнимал пастушок с толстым коричневым шрамом на шее (последствие неаккуратного склеивания), то угол скатерти с грубо заштопанным углом (сейчас и не вспомнить, кто из двоих в ярости полосовал ее ножом), то монументальные кирпичи «Всемирной истории искусств», погруженные в черный супер, небрежно прихваченный упаковочным скотчем (Кей невольно дотронулся до виска, по которому пришелся удар «искусством»).
Он разбивал. Она склеивала. Он рвал. Она зашивала. «Ты – разрушитель! – кричала она, – ты приносишь несчастье! Ты – исчадье ада! Вокруг тебя – только смерть! Как я не поняла, что ты был уже женат на смерти, когда мы поженились! ПОЭТОМУ СМЕРТЬ ТЕБЯ НЕ ТРОГАЕТ… Своих оставляют в покое…»
Он разбивал. Она склеивала. Он рвал. Она зашивала. Она мечтала о том, что он никогда не смог бы ей дать.
Скромное счастье.
Маленькие радости.
Тихие удовольствия.
Цветы на подоконнике. Вышитая тряпочка на комоде под вазочкой. Недорогие подарки «со значением» на годовщину свадьбы. Недорогая, «по средствам», свадьба дочери, и затем и сына. Тихое, незаметное старение. Прогулки в парке Сокольники, где аллеи засыпаны желтой листвой, а неглубокие красивые лужи музыкально хлюпают под ногами. А сами ноги, проклятые инструменты для хождения на работу, с каждым годом ходят все тяжелее, да и шаги все короче. Пока ноги не отказывают совсем.
– У меня немного расходов. – Она с деланным равнодушием ушла в оборону. – Неужели тебя не заботит, как выглядит мать твоих детей?
Меньше всего на свете Кея заботила внешность бывшей жены. Его больше интересовали дети и то, как расходуются их деньги. Ее бесил контроль, но Кей компенсировал обиду, подкидывая на тряпки, массажный салон и парикмахерскую.
– Ты так и не нашла работу? Или достаточно того, что я приношу?
Последнее замечание задело ее больше. Она обозлилась:
– Хочешь попрекнуть деньгами? А то, что я на тебя всю жизнь угробила?
Кей вздохнул. Второй акт семейной драмы.
– Предлагали же мне работу в посольстве, в Венесуэле! И почему отказалась? Молодая, красивая, умная!
– Потому что я тоже был красивый и умный, – вставил Кей, освобождая от целлофановой кожуры выуженный из кармана леденец на палочке.
– Был когда-то! – Она прерывисто вздохнула. – Еще бы! Скромная училка на курсах испанского, сомнительные перспективы с замужеством, а тут объявляется новый слушатель! Да еще какой! Индивидуальные занятия! Ускоренное обучение! Смотрит на меня с высоты своего роста, да еще так обольстительно.
Она не сдержала горькой улыбки, вспомнив:
– «Ускоренное обучение»! Я стала готовиться к занятиям, почитала список тем и в ужас пришла! «Допрос в условиях тропических джунглей», «Партизанский жаргон стран Центральной Америки», «Язык городской войны в Сальвадоре»… «Где твой штаб, грязная скотина? Говори, не то отрежу яйца и скормлю обезьянам! Чтобы ты кактусами срал!» Ни фига себе, беседы с девушкой!
– Скажешь, нам плохо было?
Не ответив, она отвела взгляд к окну и посмотрела на собиравшиеся в майском небе тучи. Кей тоже посмотрел на небо и подумал о ХаДэ. Ничего, у дерева густая крона. Если будет дождь, под липой байк не намокнет.
– Когда твои родители отдали нам квартиру, я радовалась. Решила, что сбылась мечта бабы и нашла она счастье. Так нет. – Она по старой привычке накрутила на палец длинный черный локон и наклонила голову. У Кея легонько екнуло сердце, но через мгновение все прошло.
– Знала, на что шла. Я предупреждал. И вообще, к чему все это? Видимся раз в год, и каждый раз…
Она не слушала Кея:
– Твои командировки меня доконали. Нормальной жизни не было. Для тебя семья – вроде гостиницы. Знаешь, что такое смотреть тебе в спину, когда ты уезжал? Я изучила твою спину лучше всех остальных твоих частей. Остальное я тоже по полгода и больше не видела. Воевал на другом конце света и возвращался весь в шрамах, бинтах, с переломанными руками и ногами, трясясь от малярии. Сколько денег потрачено на твое лечение! Надеялась, что контракты закончатся, а ты одумаешься. Планы строила! Так он возомнил себя великим журналистом и шатался по задворкам, собирая материал для грандиозного разоблачения, так никогда не состоявшегося!
– Когда дети придут? – Кею надоел бессмысленный разговор. – Я хотел бы с сыном погулять. Надеюсь, для этого не нужно решение суда? Как два года назад…
– Гуляй! Если тебе хочется – гуляй! Поговори с ним. Может, тебе удастся. Он молчит неделями. Только читает.
– Весь в меня, – восхитился Кей. – Теперь у тебя в доме моя живая копия.
Шуточка не удалась. Кей понял это по тоскливому выражению ее глаз.
– Никакая не копия. Наш сын не в нас. Он сам пэ себе. И я этому рада. Я стараюсь научить его самостоятельности…
– …а я научу его кататься на байке.
– Запрещаю! – она вскочила с дивана, опрокинув на паркет пепельницу. Тропическая ракушка приземлилась на рожки и встала так, словно собиралась убежать. В воздух взметнулось облачко пепла. – Я слышала о «золотом байке!» Он всех вас, сволочей, передавит и живьем обдерет! Не отдам сына!
Ее лицо стало бугристым и побагровело от прилива крови. Подрагивая всем телом, она стояла напротив Кея, наклонившись к нему, продолжая отчаянно сражаться с платьицем-рубашкой:
– Если ты… Если ты попытаешься это сделать… Я… Я… Убийца! Меня убил, теперь за сына взялся! С-скотина! Ф-фашист! Уб-блюдок!
Кей с любопытством смотрел, перекатывая языком круглый леденец. Белая палочка торчала изо рта ан-теннкой. Жена смолкла, с ненавистью уставившись на нее. Кей вынул леденец, внимательно осмотрел уменьшившийся шарик и сообщил:
– Я деньги принес.
Она засопела менее агрессивно. Но женская привычка оставлять за собой последнее слово оказалась сильнее вероятности потерять деньги:
– Ты стар. Все пыжишься. Корчишь из себя пацана. Хочешь нравиться молоденьким цыпочкам. Гоняешь на драндулете и мнишь себя настоящим мачо. Смотри, навернешься однажды со своего мерзкого ХаДэ, и никто тебе…
Не стоило так говорить. Она и сама это сообразила, увидев, как Кей поднимается. Она давно выучила все его повадки. Если лицо бывшего мужа принимает отсутствующее выражение, добра не жди. Кей испытывал острое желание задать ей хорошую трепку. Она попробовала его опередить и затараторила:
– Ты должен побеседовать с дочерью. Она собирается сделать страшную глупость. Останови ее. Я исчерпала все аргументы. У нее на все есть отговорки. Или ты хочешь ее потерять?
– Выражайся яснее, – попросил Кей, неохотно возвращаясь в кресло.
– Решила бросить университет, идиотка! – высоким голосом зачастила бывшая супруга. – Это раз! Во-вторых, собирается замуж. Ну, а в-третьих, заявила, что уедет в Америку!
– В Америку? – голос Кея звучал глуповато.
– В Чикаго. Люди говорят, это в Америке, – раздраженно бросила жена.
Чикаго… Есть над чем подумать. А собственно, почему он должен думать? Дочь взрослая, сама все решит. Чикаго – город большой, и там тоже есть университет. Не все ли равно, где жить? Будем ездить в гости и писать письма.
Его мысли прервал женский вопль. Кей очнулся. Неужели он подумал вслух? Так оно и есть.
Жена кричала. Кей слушал. Постепенно до его сознания дошла простая, как шуруп, мысль: не судьба дочери беспокоит супругу. А то, что на две трети пересохнет денежный ручеек от Кея. Девушке в Городе требуется многое – одежда, прическа, обувь, развлечения, пригласить бедного, но симпатичного юношу в кафе. Кей исправно платил за все, не обращая внимания, что она экономит на дочери, покупая мальчиков себе.
С грохотом вломившись в спальню, Кей нашел в ней молодого человека с кудрявыми бакенбардами, обутого в сверкающие лаком туфли. Он расположился на кровати, среди смятых розовых простынь и подушечек с кружевами. Молодой человек поднял голову на шум, отвлекший его от просмотра цветных иллюстраций в толстом порнографическом журнале, смерил Кея презрительным взглядом, пробежав глазами по его кожаному прикиду, и хмыкнул, узрев сапоги в темных масляных пятнах.
На туалетном столике возвышался частокол баночек, пузыречков и коробочек. Рядом – маленький шкафчик, до отказа набитый видеокассетами. Кею хватило терпения прочитать пару названий: «Сексуальные оргии в бункере Гитлера» и «Мастер на Маргарите». Рядом с дверью на стене висел большой пакет с проступающим сквозь бумагу гигантским подарочным презервативом-шуткой диаметром со сковородку.
Кей схватил молодого человека за плечо и рывком поставил на ноги. Не ожидавший грубого обращения, тот попытался обеими руками оттолкнуть Кея, а когда это не удалось, то неловко стукнул Кея кулаком в грудь. За спиной громко охнул женский голос. В голову Кея ударила теплая волна прилившей от ярости крови.
Приподняв парня, Кей прижал его к стене рукой поперек горла. Несчастный повис в воздухе, как пришпиленное насекомое, задыхаясь и отчаянно пытаясь вырваться.
Несколько дней назад Кей приобрел в китайской лавочке на Арбате сувенир – изящную шкатулочку с двумя каменными шариками, покрытыми тонким орнаментом золотых нитей. Смешная маленькая китаянка, едва управляясь с трудно дающимся ей языком местных дикарей, рассказала о лечебной силе шариков. Надо оба взять в ладонь и вращать, вращать… Девушка показала как. При этом она смущенно хихикала, глядя прямо перед собой на тесные джинсы Кея.
Свободной рукой Кей вцепился молодому человеку в низ живота и попытался проделать ту же штуку, что и с китайской забавой. Юноша заорал так, что стекла в окнах завибрировали. Кей не рассчитал силы. Все-таки китайские шары из камня, а здесь…
Отступив, он позволил юноше упасть на кровать. Но и сложившись вдвое, катаясь по розовым простыням, молодой человек продолжал изрыгать проклятия. Кей не любил оставлять незавершенку. Стащив юношу с кровати, он отправил его, полусогнутого, головой прямо в шкафчик с кассетами про гитлеровский секс. Кассеты посыпались на пол, а молодой человек остался стоять с головой в шкафу, не забывая держаться за потемневшую промежность.
Возможно, сейчас Кей оставил бы парня в покое, но на спину, с воем обиженной ведьмы, взлетела она и вцепилась в волосы. Кей аккуратно стряхнул разозленную женщину, едва не споткнувшись о торчащую из шкафа заднюю часть юноши. Кей извлек парня из шкафа и потащил к дверям. Бывшая супруга зашлась от горестного вопля:
– Оставь Димочку! Ему больно!
Не теряя соображения даже в ярости, Кей понял, что пришло время поставить финальную точку. Сорвав со стены подарочный презерватив, он нахлобучил его на голову молодого человека. Несмотря на утрированные размеры, гондон оказался подлинным. Скользнув по голове и едва не оторвав юноше уши, он опустился до плеч и застрял. В том месте, где у всех людей рот, в резине образовалась вибрирующая вмятина. Юноша судорожно пытался вдохнуть. Не собираясь отмечать визит к жене, даже бывшей, столь подлым видом убийства, Кей огляделся по сторонам, подобрал порножурнал, свернул в трубку и одним точным ударом вогнал в рот юноше, пробив тонкую резину и открыв таким образом доступ воздуху.
Парень повалился на пол, хрипя и постреливая через бумажную трубку выбитыми зубами. Бывшая супруга Кея подобралась к юноше, обняла и прижала к себе его голову в презервативе, с нелепо торчащим изо рта журналом.
Она плакала, поглаживая и целуя резину, не догадываясь просто содрать ее с головы. Пятнышки на ее шее и щеках проступили отчетливее.
До Кея донесся знакомый звук открываемого дверного замка и голоса детей. Выйдя из спальни, он аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре заговорщицки прижал палец к губам и сказал дочери и сыну:
– Тс-с-с! Не надо беспокоить маму. У нее дел по горло.
Подгоняя перед собой недоуменно оглядывающихся детей, он вместе с ними спустился во двор.
Тучи разошлись, так и не пролив на пыльную землю ни капли. Не задерживаясь у байка (ХаДэ недоуменно покосился из-под старой липы), Кей с детьми вышли на проспект и оказались у входа в небольшое заведение с бутылками, чашками и виниловыми цветами между витринных рам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47