— Я не собираюсь слушать твою чепуху ни минуты. Ты меня слышишь? — Имоджин наклонилась к самому лицу Мод и буквально выплюнула эти слова.
Мод отвернулась и отвела глаза. Но ответила ей тем же голосом, похожим на шелест камыша:
— Я должна следовать голосу своей совести, кузина.
— Совести? При чем тут совесть? Она не имеет к нашему разговору никакого отношения.
— Но вы же не станете отрицать значение совести в нашей жизни, — сказала Мод мягко. — Я знаю, что вы всегда действуете по совести.
Имоджин поморщилась, но ничего не возразила на это. Помолчав секунду, она предприняла новую атаку.
— Ты покоришься, — произнесла она холодно. — Это все, что я собиралась тебе сказать, для этого я и пришла к тебе. Ты послушаешься тех, кто отвечает за тебя. И если понадобится, я заставлю тебя покориться.
Имоджин повернулась к двери.
— Вы можете вздернуть меня на дыбу, мадам, но я не пойду наперекор совести.
Этот слабый голосок преследовал Имоджин, пока она шла по коридору, и она стиснула зубы, понимая, что потерпела поражение. Придется Гарету самому убедить девушку. Пусть он заставит ее подчиниться. Он ее официальный опекун, хотя, по своему обыкновению, оставляет всю черную работу на долю многострадальной сестры.
Кто сидел с девчонкой, когда она болела? Кто заботился о ее образовании? Кто внушал ей, что она занимает важное положение в обществе, и объяснял, как она должна себя вести, чтобы не посрамить свое имя? Кто в первую очередь нес ответственность за благополучие этого неблагодарного отродья?
Имоджин, разъяренная, как фурия металась по залу, и только стены слышали ее стенания. Имоджин бушевала, не задумываясь о том, насколько правдивы ее слова. Дело в том, что часы, проведенные ею в обществе юной подопечной, можно было перечесть по пальцам.
Оставшись в одиночестве, Мод принялась заплетать и расплетать бахрому шали, лежавшей на ее коленях. Глядя на эту хрупкую девушку, никто бы не сказал, что у нее сильный характер. Однако ее синие глаза выражали такое упорство, какое, казалось, совершенно не соответствовало ни нежности ее черт, ни слабости голоса.
— Берта, — позвала она, не прерывая своего занятия и не поднимая головы. — Приведи сегодня вечером священника. Я хочу перейти в католическую веру, и тогда они ничего не смогут со мной сделать. Протестант не может жениться на католичке.
— Ты уверена, что готова совершить такой шаг, миньонетт ?
Наклонившись, Берта пощупала ей лоб.
— Я достаточно думала об этом и теперь готова, — заявила Мод, и в глазах ее появился упрямый блеск. — Прежде чем лорд Харкорт вернется, я должна быть уверена, что буду совершенно непригодна к той роли, которую они хотят заставить меня играть ради их собственного возвышения.
— Пошлю за отцом Дамианом, — улыбнулась Берта, приглаживая прямые волосы девушки и отводя их со лба.
Кажется, самое ее тайное и горячее желание вот-вот исполнится. В течение двадцати лет она боролась за спасение души девушки, которую холила и лелеяла, как если бы это было ее собственное дитя. В течение двадцати лет в стране, где проповедь католицизма была под запретом и преследовалась, она стремилась убедить свою питомицу в необходимости перехода в католическую веру. Теперь ее мечта осуществится.
Под ласковыми прикосновениями пальцев Берты Мод закрыла глаза. Леди Имоджин будет вне себя, когда узнает, что даже страшные пытки, подобные тем, что претерпели святые великомученики, не заставят ее молодую кузину отказаться от своей веры. Она покажет им, что такое подлинная твердость.
Хозяин «Адама и Евы» не казался особенно довольным тем, что обезьянка вернулась в его гостиницу.
— Надеюсь, этот зверь не будет бродить где вздумается, милорд? — выразил он надежду.
— Я не думаю, что он будет кого-то беспокоить, — беспечно ответил Гарет. — Покажи-ка отдельную комнату, о которой ты говорил, а потом принеси ужин мне и моей спутнице.
Он пропустил Миранду вперед.
Молтон поджал губы и стал подниматься по лестнице, чтобы показать им дорогу.
— Его рот похож на куриную гузку, — заметила Миранда вполголоса, не выпуская Чипа из своих крепких объятий.
— Точное, хотя и не вполне уместное сравнение, — согласился лорд Харкорт, мягко подталкивая ее, чтобы она не отставала от хозяина гостиницы, который, к счастью, был глуховат.
— Сюда, милорд. Комната опрятная и славная, как вы и желали. — Молтон поднял щеколду на узкой маленькой дверце под самой крышей и торжественно распахнул ее. — Славная и тихая комнатка, далеко от улицы и общего пивного зала. До среды прачечной не будут пользоваться, поэтому вас не побеспокоят девушки, обычно греющие воду в котлах внизу.
Гарет оглядел помещение. Потолок был таким низким, что, входя, ему пришлось наклонить голову, но постель действительно оказалась большой. Круглый стол и две табуретки под маленьким оконцем и лавка у стены. Воздух в комнатке был спертый, пропитанный кислым и пронзительным запахом щелока и мыла, приготовляемого из топленого говяжьего сала. Однако комната была отдельной и помещалась достаточно далеко от остальных комнат гостиницы. В ней можно было чувствовать себя спокойно.
— Подойдет, — сказал он, стягивая перчатки. — А теперь позаботься об ужине и пришли пару бутылок рейнского.
— Да, милорд, — расшаркался Молтон. Взгляд его метался между Гаретом и Мирандой, стоявшей у двери и прижимавшей к себе Чипа. — Молодая особа останется здесь, не так ли? — В его голосе появились похотливые нотки.
Гарет медленно обернулся и посмотрел на него в упор. Из его карих глаз исчезли сонливость и насмешливость, и, встретившись с ним взглядом, хозяин попятился и торопливо закрыл за собой дверь.
Миранда облизала внезапно пересохшие губы. Вопрос хозяина гостиницы и то, что лорд Харкорт отказался на него ответить, заставили ее позабыть о голоде. Она снова насторожилась. Как можно доверять совершенно незнакомому человеку? Милорд, конечно, не кажется опасным, но Гертруда много раз повторяла ей, что в тихом омуте черти водятся, особенно если речь идет о джентльменах.
Она потянулась к дверной щеколде.
— Я… я, кажется, передумала, милорд. Думаю, я, я… не заинтересуюсь вашим предложением, и было бы несправедливо съесть ужин просто так. Я, пожалуй, пойду.
Гарет нахмурился:
— Минутку, Миранда!
Он успел схватить ее за запястье и втащил в комнату. В глазах Миранды отразился ужас. Она изо всех сил старалась освободиться, изгибаясь всем своим гибким телом, но пальцы, сжимавшие ее запястье, были сильными и держали крепко. Внезапно Чип заверещал и обнажил зубы, и Миранде с трудом удалось удержать его, чтобы он не прыгнул на человека, которого счел врагом своей хозяйки.
— Боже милостивый! — воскликнул Гарет, выпуская ее запястье. Он злился, но в то же время ему было смешно. Эта обезьянка прямо-таки грозный страж. — Уверяю тебя, что не собираюсь посягать на твою добродетель. Я просто хочу, чтобы ты меня выслушала в обмен на хороший ужин.
Он отошел к окну. Эта девушка напоминала ему трепетную лань на берегу ручья, встревоженную каким-то шумом и собирающую все свое мужество, чтобы забыть об опасности и утолить жажду.
Он сел на одну из табуреток, оперся локтями о стол и положил подбородок на руки. Ни один из них не прерывал молчания. Потом она шагнула в комнату и замерла на пороге.
— Труппа — это моя семья, — сказала она с трогательным достоинством. — Мужчины моей семьи не сводники, а женщины не шлюхи.
— Разумеется, нет, — сказал он, серьезно глядя на нее.
— Я знаю, многие люди считают, что бродячие комедианты…
— Моя дорогая Миранда, не знаю, что считают люди, но я не из тех, кто верит пустой молве.
Миранда смотрела на него, склонив голову к плечу. В дверь постучали, и она вздрогнула от неожиданности. Потом посторонилась, уступая дорогу двум служанкам из таверны, которые принесли подносы с едой и питьем. Миранда невольно облизнулась, когда почувствовала поднимавшиеся от еды соблазнительные ароматы, и без дальнейших колебаний шагнула к столу.
Служанки смерили ее оценивающими взглядами, потом ушли. Миранда отлично знала, что они подумали, но так как они продавали свое тело с такой же легкостью, как и пиво в общем зале таверны, она решила не обижаться на них за то, что они и ее заподозрили в подобном.
Миранда выпустила Чипа, тотчас же прыгнувшего на полог над кроватью, где он уселся на корточки и принялся что-то верешать.
Миранда жадно оглядела яства.
— Белый хлеб, — почтительно пробормотала она.
Белый хлеб считался роскошью по обе стороны Ла-Манша. Миранда села на второй табурет и ждала, стараясь сдержать свой аппетит, пока не приступит к ужину ее сотрапезник.
— Я полагаю, это заяц, — сказал Гарет, понюхав жаркое в глиняном горшке. Он погрузил в него свой нож, отрезал кусок ароматного темного мяса, поднял его на острие ножа, попробовал и кивнул. — Великолепно, — сказал он и пригласил жестом девушку последовать его примеру, потом отломил горбушку мягкого свежего белого хлеба.
Приглашать Миранду дважды не потребовалось. Она опустила свою ложку в душистый соус и уже хотела было пальцами взять кусок мяса, когда вспомнила, что ее хозяин воспользовался для этой цели ножом. Вообще-то она не обращала внимания на такие мелочи, но сейчас взяла нож и последовала его примеру. И с облегчением увидела, что он, ничуть не смущаясь и не задумываясь, макает свой хлеб в их общий горшок.
Гарет прервал трапезу, чтобы наполнить оловянные кубки рейнским вином. Он незаметно наблюдал за девушкой и заметил, как изящно она ела, как вытирала пальцы о хлеб, вместо того чтобы облизывать их, и пережевывала пищу с закрытым ртом.
Чип спрыгнул с полога и уселся на краешке стола с очень мрачным видом.
— Он не ест мяса, — пояснила Миранда, отламывая кусочек хлеба и протягивая ему. — Он любит фрукты и орехи, а сегодня полакомится белым хлебом.
— Полагаю, хозяин сможет достать изюма и несколько яблок, — сказал Гарет. — Как ты думаешь, тебе удастся убедить свою зверюшку слезть со стола? Мне не хочется есть в обществе животных, пусть даже таких благонравных.
Миранда сняла Чипа со стола, но он тотчас же резво вскочил ей на плечо, не выпуская из лапок хлеб.
— Не думаю, что мне удастся заставить его удалиться, — сказала Миранда смущенно.
Гарет с покорным видом пожал плечами.
— Пока он остается вдали от стола, все в порядке. — Гарет поднял кубок с вином. — Твоя семья французского происхождения?
Миранда слишком долго и серьезно думала, что ответить на такой простой вопрос.
— Труппа состоит из людей разных национальностей — французов, англичан, итальянцев, испанцев. Мы собрались здесь со всех концов света, — ответила она наконец. — Вы это хотели узнать?
— Я спросил о твоей собственной семье.
— Не знаю. Я найденыш.
Она отхлебнула глоточек вина, смущенная его расспросами и необходимостью признаваться в том, что ее нашли и воспитали чужие люди, хотя до сих пор никогда не страдала от отсутствия настоящей семьи.
Однако, судя по всему, лорд Харкорт не видел ничего предосудительного в таком признании.
— Где тебя нашли?
Миранда пожала плечами:
— В Париже, не знаю точно где. Я была тогда младенцем.
Он кивнул:
— А сколько тебе лет?
Миранда покачала головой.
— Не могу сказать. Мама Гертруда думает, около двадцати. Она нашла меня в лавке пекаря и, так как никто не признал меня своей, взяла с собой. А теперь хочет, чтобы я вышла замуж за Люка. Но это нелепо. Всю свою жизнь я считала Люка братом. Как можно выйти замуж за брата?
— Хочешь сказать, без благословения церкви?
Миранда улыбнулась, услышав эту реплику.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
Он рассмеялся и снова наполнил ее кубок.
— Значит, труппа — это единственная семья, которую ты знаешь. Но ты говоришь по-английски так, будто это твой родной язык.
— Я говорю на многих языках, — ответила девушка равнодушно. — Мы все говорим на многих языках. Мы ведь путешествуем по всему свету. Чип!
Пока Миранда рассказывала, обезьянка соскользнула с ее плеча и сунула лапку в горшок с жарким. Чип выудил из него кусок моркови и быстро отправил в рот, весело что-то бормоча.
— Прошу прощения, милорд. Должно быть, он понял, что в горшке есть не только мясо, но и овощи. — У Миранды был смущенный вид. — Но, уверяю вас, пальцы у него чистые.
— Как это утешительно, — отозвался Гарет. — К счастью, я уже утолил голод, поэтому можешь отдать ему горшок.
— Как любезно с вашей стороны, милорд, разрешить мне накормить Чипа, — сказала Миранда, не сводившая глаз с довольной обезьянки. — Многие, кажется, боятся его. Я никак не пойму почему.
— Должно быть, твои товарищи-комедианты к нему благоволят?
— Некоторые его не любят, — ответила Миранда, продолжая пить вино маленькими глотками. — Но он зарабатывает себе на жизнь. Зрителям он нравится, и он большой мастер собирать деньги после нашего выступления… И Робби его любит. Чип умеет его рассмешить.
Улыбка девушки стала печальной, а ее прелестные синие глаза затуманились.
— Ты говоришь о маленьком калеке?
Она кивнула:
— Одна его ступня сильно изуродована, а нога короче другой. Он никогда не сможет работать, как все. Но он старается. Я делюсь с ним заработанным, и он со мной, когда ему везет.
— Чей он ребенок?
— Никто не знает. Его тоже подобрали. Я нашла его на пороге.
К своему великому изумлению, Гарет был глубоко тронут безыскусной речью девушки, столь же, сколь естественными для нее благородством и щедростью, о которых она, кажется, даже и не подозревала. У девушки было так мало, чем она могла бы поделиться, но тем не менее она охотно делилась своим скудным достоянием с еще менее удачливым товарищем. Гарет уже привык к мысли о том, что все лучшее в нем умерло, когда он узнал о предательстве Шарлотты. Жизнь стала казаться ему намного легче, когда он перестал ждать чего-либо хорошего от окружавших его людей, когда отгородился от всех непробиваемой стеной цинизма, но это удивительное существо, кажется, пробило брешь в этой стене.
— Так каково ваше предложение, милорд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47