Когда затихли его шаги, Гарет стал снова смотреть на окно спальни жены. Он видел падение Шарлотты. Он видел тень за ее спиной секундой раньше. Кто-то, похоже, наблюдал за ее падением, смотрел, как тело Шарлотты коснулось гравия с тяжелым, глухим стуком, а затем под ее головой появилось и растеклось пятно крови. Только тогда загадочная тень исчезла, а он сам подбежал к телу и взял жену за руку, пытаясь определить, есть ли пульс, потом закрыл ей глаза. Сердце его пело от радости. Это вполне мог быть несчастный случай. Но могло быть и убийство, и ему казалось, он знал, кто его совершил.
— Милорд… милорд?
Он услышал голос Миранды, рука ее теребила его обшлаг. Он очнулся от видения и взглянул ей в лицо. Ее глаза были расширены от страха.
— В чем дело, милорд?
— Ничего. Пошли, нам пора уходить. Уже близится рассвет.
Он вскочил со скамьи, бросил горсть монет на выщербленный дощатый стол и направился к реке.
Миранда медленно поднялась с места. Он точно так же выглядел, когда в гостинице ему приснился кошмарный сон. Она щелкнула пальцами, подзывая Чипа, и последовала за графом к реке.
Существовали вещи, которых умная женщина не должна была касаться. Но Миранда не была уверена в своей мудрости.
Зубчатая летняя молния расколола черное небо и озарила светом темную громаду парижских домов, возвышавшихся над берегами Сены. И почти сразу же послышался оглушительный грохот, заставивший завибрировать тихий, застоявшийся воздух, — небеса разверзлись, исторгнув потоки дождя. Он хлестал по иссохшей земле. Крупные капли падали на грязно-стальную поверхность реки и взрывались на ней.
Солдаты, стоявшие в пикетах, кутались в плащи, а в самом лагере осаждавших Генрих Наваррский остановился возле своей палатки, подставив лицо дождю и жадно ловя открытым ртом капли. Его волосы и борода промокли, полотняная рубашка прилипла к широкой груди.
Из палатки его советники смотрели, как он мокнет под дождем и как земля под его сапогами превращается в хлябь. Они не могли объяснить странное поведение короля. Генрих был опытным воином, и потоки воды, проливавшейся с неба, его не смущали, но мокнуть под дождем столь прагматичному и разумному командиру не пристало.
Изумление среди приближенных все росло, и наконец его личный лекарь закричал:
— Сеньор… сеньор… это безумие! — Старик выскочил из палатки, запахивая свой толстый, тяжелый плащ. Когда он подбежал к королю, с его длинной бороды уже стекала вода. — Прошу вас, сир. Идемте в укрытие.
Генрих кинул па него веселый взгляд и от души хлопнул по дряхлому плечу.
— Ролан, ты — как старая баба. Чтобы свалить меня с ног, требуется нечто большее, чем какой-то там дождик. — И Генрих широко раскинул руки, будто хотел обнять бурю.
Ослепительно белая молния ударила в землю за спиной короля. Она была столь яркой, что на мгновение ослепила всех. Молния угодила в тополь и расщепила его, прежде чем ушла в землю, и звук ломающегося дерева потонул в последовавшем за молнией раскате грома. Воздух теперь наполнился запахом обгорелой земли и подпаленного дерева.
— Сеньор! — Из палатки выбежали люди Генриха. Они схватили короля за руки и потащили под защиту грубого, плотного полотна. — Право, сир, это безумие — подвергать свою жизнь опасности подобным образом, — обрушился на него герцог де Руасси.
Король Генрих больше всего ценил в своих ближайших соратниках искренность, поэтому герцог не имел обыкновения скрывать свои мысли.
— Один удар молнии — и всему конец. — Герцог сделал жест в сторону городских стен, под которыми были разбиты палатки. — Вы король Франции, монсеньор. Вы уже не Генрих Наваррский. А мы ваши подданные, и наши судьбы зависят от вас.
У короля было печальное лицо.
— Да, Руасси, вы правы, что отчитали меня. Молния ударила слишком близко, чтобы не напугать меня. Но, по правде говоря, жара в последние дни так нас допекла, что разгул стихии вызвал непреодолимое желание бросить ей вызов… Ах да, благодарю, Ролан.
Он взял полотенце, протянутое стариком, и принялся вытирать волосы и бороду. Потом снял вымокшую рубашку. Опираясь на плечо Руасси, поднял сначала одну, потом вторую ногу, чтобы слуга стянул с него мокрые, заляпанные грязью сапоги, за ними последовали насквозь промокшие рейтузы и штаны.
Обнаженный, он подошел к столу, где стояла фляжка с вином. Поднес ее к губам и сделал добрый глоток, отер рот тыльной стороной ладони и с насмешливым и ироническим видом оглядел своих приближенных.
— Друзья мои, друзья мои, вы смотрите на меня как на сумасшедшего. Неужели был случай, когда я что-нибудь делал без разумной причины? Жиль!
Он щелкнул пальцами, подзывая слугу, тотчас же поспешившего к нему с ворохом сухой одежды. Генрих надел рубашку, влез в сухие штаны и рейтузы, затем сел на скамью, вытянул ногу, предлагая слуге надеть на свои царственные стопы чулки и сапоги.
— А теперь к столу, друзья мои. На рассвете я намерен отбыть.
Король поднялся с места, как только его сапоги были зашнурованы, и жестом пригласил всех к столу, где уже были расставлены хлеб, сыр, мясо и несколько бутылей вина.
— Значит, вы отправляетесь в Англию, несмотря на наши предостережения? — Руасси пытался скрыть свой гнев, но ему это не удалось.
— Да, Руасси, отправляюсь. — Генрих наколол на острие кинжала кусок говядины. — Пора поворковать с девицей. Мне нужна жена-протестантка.
Он поднес мясо ко рту, потом острием ножа указал своим приближенным на скамейки и табуреты, стоявшие у стола.
Это приглашение было равноценно команде, и его соратники заняли свои места. Один только Руасси замешкался, прежде чем сесть, и тотчас же потянулся за бутылкой вина.
— Мой господин, прошу вас подумать. Если вы уедете, боевой дух солдат снизится. Люди потеряют веру в наше дело, а жители Парижа, напротив, приободрятся, — сказал герцог.
Генрих разломил каравай ячменного хлеба.
— Мой милый Руасси, что касается наших людей, то я всегда с ними. А что до парижан, то пусть думают, будто я по-прежнему осаждаю город.
Он улыбнулся герцогу самой милой улыбкой, не обманувшей, однако, никого из присутствующих.
— Вы, мой друг, останетесь замещать меня. Мы одного роста. Вы будете носить мой плащ, когда станете появляться на людях. Скажете, что я вымок сегодня под дождем и это отразилось на моем голосе — я охрип, что мои проказы не прошли для меня даром. Скажете, что у меня лихорадка, а потому я редко выхожу из палатки.
Он слегка пожал плечами и положил кусочек хлеба в рот.
Руасси отхлебнул вина из бутылки. Итак, теперь стала понятна причина безумного танца под дождем.
— Я полностью доверяю тебе, Руасси, — продолжал Генрих, и теперь тон его был серьезным. — Ты прекрасно знаешь, как продолжать осаду, не хуже меня самого. Мы оба понимаем, что раньше зимы город не падет, а я вернусь как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать их поражение и изъявление покорности.
Руасси кивнул, но лицо его оставалось суровым. Их шпионы, находившиеся в городе, сообщали, что горожане приняли твердое решение не отдавать ключей от города до тех пор, пока там останется хотя бы одна крыса, пригодная для еды, которую можно выловить из сточных канав. В городе еще оставались небольшие запасы зерна, но пополнить их из нынешнего урожая было нереально, и потому положение горожан неуклонно ухудшалось.
— Если вы слишком долго задержитесь в Англии, сир, пересечь Ла-Манш может оказаться невозможным до самой весны, — возразил Руасси.
— Я не задержусь там слишком долго, — объявил Генрих. — Если она окажется такой же пригожей, как на портрете, и я не сочту ее полной дурой, если к тому же она будет склонна к браку…
Он хмыкнул, и даже Руасси не смог скрыть улыбки при столь нелепой мысли. Какая девица могла бы отказаться от подобного брака?
— Тогда, — продолжал Генрих, — я быстро закончу переговоры с лордом Харкортом и вернусь к концу октября, чтобы начать дело о разводе с Маргаритой. Думаю, оно будет закончено до моей коронации?
Он вопросительно поднял бровь, глядя на своего канцлера.
— Не сомневаюсь, сир, — согласился тот, вынимая из кармана кружевной носовой платок и вытирая им рот брезгливым жестом, совсем не вязавшимся с окружающей походной обстановкой, грубой пищей и развязными манерами сотрапезников, которые, как и их король, прежде всего были солдатами, а уж только потом придворными и ничуть не стыдились своих совсем не изысканных манер.
— Кто будет вас сопровождать, сир? — спросил Руасси, отказавшийся от дальнейших попыток отговорить короля от этой экспедиции и предпочитая не тратить зря слов.
— Деруль, Ванкер и Магрэ. — Генрих указал на троих дворян по очереди. — А я назовусь тобой, Руасси. Раз уж тебе суждено на время стать мною.
Генрих нахмурился, и тотчас же на лице его не осталось ни малейших следов веселья и легкомыслия. Он опять стал неумолимым и бесстрашным полководцем.
— Я буду носить твои цвета и твой штандарт. Очень важно, чтобы никто, кроме девушки и ее родственников, не заподозрил ни на секунду, кто этот французский гость. Герцог Руасси предстанет при дворе королевы Елизаветы в то время, как его суверен будет продолжать осаду Парижа. Сама королева не должна подозревать, кто этот французский дворянин. Она утверждает, что поддерживает мой замысел, но ведь Елизавета коварна и непостоянна, как целый выводок гадюк. — Он откинулся на спинку скамьи, оглядывая своих приближенных. — Сомневаюсь даже в том, что ее правой руке известно о том, что творив левая, и если она узнает, что Генриха нет под стенами Парижа, никто не может предсказать, как она поведет себя.
— Именно так, государь. — Руасси подался к королю, и тон его стал серьезным, а голос напряженным. — Подумайте о риске, сир. Представьте, что будет, если вас все-таки узнают.
— Я буду осторожен, Руасси, если и ты правильно сыграешь свою роль. — Король потянулся к фляжке с вином. — Давайте выпьем за успех в любви, друзья.
Глава 11
На следующее утро Миранда проснулась от звука открывающейся двери.
— Доброе утро, Миранда. — К ее постели подошла леди Мод. Лицо девушки было бледным и мрачным.
Миранда приподнялась на постели и зевнула.
— Который час?
— Чуть больше семи. — Мод поплотнее закуталась в шаль, поежилась: — Холодно здесь.
— Да, не очень-то жарко, — согласилась Миранда. Она взглянула в окно. Небо было затянуто тучами. — Похоже, будет дождь.
Мод внимательно смотрела на нее:
— Жаль вас будить, но у меня возникло странное чувство: уж не приснились ли вы мне? Мне вдруг показалось, что когда я увижу вас снова, вы будете выглядеть совсем по-другому.
Миранда сонно улыбнулась:
— И что же вы увидели?
Мод покачала головой с едва заметной улыбкой:
— Нет, вы точно такая же, как вчера вечером. И я никак не могу привыкнуть к нашему сходству.
Она протянула руку и слегка коснулась лица Миранды.
— Значит, вы все-таки мне не привиделись.
Чип прыгнул на покрывало, дернул Мод за шаль. Та погладила его по голове.
— А что будет сегодня?
— Мне никто ничего не говорил.
Миранда сбросила одеяло, встала, потянулась и снова зевнула.
— Но ваше тело не похоже на мое, — заметила Мод, критически оглядывая Миранду. — Мы обе худощавые, но у вас более выраженные формы.
— Это мускулы, — ответила Миранда. — Потому что я акробатка. — Она хотела поднять нарядное платье, столь небрежно брошенное накануне вечером. — Думаю, лучше надеть его снова. Мне следовало его повесить. Оно помялось.
— Оставьте, — заметила Мод равнодушно. — Горничные погладят его. Подождите, я принесу вам другое.
Она исчезла с необычной для нее расторопностью и через несколько минут появилась снова с бархатным платьем, отороченным мехом.
— Наденьте его и пойдемте в мою комнату. Там затопили камин, и Берта подогревает эль с пряностями. Мне сегодня будут отворять кровь, и я должна поддержать свои силы горячим элем.
— Почему? — спросила Миранда. — Вы больны?
Она уже надевала платье. Шелковая подкладка ласкала кожу, и девушка невольно погладила рукой мягкие бархатные складки. «А все-таки здорово ходить в таких коконах», — думала Миранда, идя следом за Мод. Чип примостился у нее на плече.
— Мне делают кровопускание, чтобы я не заболела, — пояснила Мод. — Каждую неделю пиявки высасывают из меня добрую чашку крови. Это чтобы кровь не перегрелась и я не заболела лихорадкой.
Миранда непонимающе уставилась на нее.
— Как вы можете терпеть это? Это ужасно, хуже слабительного.
— Верно, это неприятно, — согласилась Мод, открывая дверь своей спальни. — Но необходимо, чтобы я не заболела.
— Скорее вы можете заболеть от этого, — заметила Миранда.
Мод ничего не сказала. Она направилась к своему креслу, придвинутому к жарко пылавшему огню, села и поставила ноги как можно ближе к камину.
— Берта, — сказала Мод служанке, — это Миранда. Я говорила тебе о ней вчера вечером. Лорд Харкорт нанял ее, чтобы она изображала меня. Не знаю, правда, зачем это ему понадобилось.
Пожилая женщина помешивала какое-то ароматное варево в медном котле. Кода она подняла голову, ее глаза округлились. Деревянная ложка полетела на пол.
— Божья Матерь! Да хранят нас все святые!
Она неуклюже присела в реверансе перед Мирандой и только тогда заметила Чипа.
— О Господи! Бесовское отродье! — Она перекрестилась.
— Чип вовсе не бесовское отродье, — заверила ее Миранда. — Это обыкновенная обезьянка.
Впечатление, произведенное на Берту появлением Миранды, перевесило страх перед зверьком. Она подошла к девушке.
— Пресвятая Мария, Матерь Божия. Трудно поверить, но ведь это вылитая моя крошка!
Миранда уже привыкла к производимому ею впечатлению и ничего не ответила.
— Это или дьявольские происки, или Божий промысел, — бормотала Берта. — Но такого не бывает в природе, это уж точно.
— Не стоит волноваться из-за этого, Берта, — сказала Мод с нетерпением. — Эль готов? Мне необходимо согреться.
— О да, моя пташка. Ты не должна зябнуть, бегая по дому в столь ранний час.
Качая головой, Берта вернулась к котлу. Время от времени она бросала косые взгляды на Миранду, отодвинувшую скамейку от ярко пылающего огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47