Да и стихотворение вышло плохим. Что это? Шутка? Тогда почему нет никакой приписки, никакого объяснения?
Эмма провела ладонью по глазам, снова сложила лист, засунула его в пакет и положила пакет в несессер. Что бы ни намеревался сказать брат своим стихотворением, она этого никогда не узнает. Но это странное письмо — все, что осталось от Неда, это последняя материальная память о брате. Стихотворение несло на себе его кровь. И Эмма будет свято его хранить.
Может быть, Аласдэр проник бы в смысл стихотворения. Он понимал Неда не так, как Эмма. И у него всегда на все имелись ответы. Эта его черта ее тоже бесила. Аласдэр Чейз далеко не всегда бывал прав, но всегда был убежден в том, что он прав. И настолько сильно, что люди бывали склонны с ним соглашаться. Эмма и Нед оставались редким исключением. Правда, главным образом потому, что знали Аласдэра Чейза лучше, чем другие.
Вообще-то, поправилась Эмма, лучше знал его Нед. А она обманывалась, считая, что знает, и полагая, что может ему безоговорочно доверять.
Девушка поднялась из-за секретера и приблизилась к камину. Она протянула ладони к огню и осталась стоять, вспоминая, как впервые познакомилась с Аласдэром Чейзом. Ей было восемь лет, когда летом Нед привез из Итона дружка на длинные каникулы. Она моментально влюбилась в четырнадцатилетнего Аласдэра и таскалась за ним все лето как преданный щенок. А он уже тогда выработал свой стиль поведения: бесшабашную беззаботность, которая отличала его и ныне… и которая делала его столь привлекательным и… опасным.
Он подбивал Неда на всякого рода озорство. Они убегали в лес по ночам — искать барсуков и лисиц. Выводили лодку из бухты в любую, даже самую невообразимую погоду, под солнцем и под луной. Скакали на необъезженных гунтерах, брали ружья из оружейной комнаты и пропадали где-то часами, повергая в панику домашних. Но каким-то образом обаяние Аласдэра предотвращало худшие последствия. Обаяние и множество самых разных умений. Необъезженный гунтер в его руках становился как шелковый. Он был превосходным стрелком и никогда не возвращался с охоты с пустым подсумком. Плавал как рыба, а лодкой управлял словно заправский моряк. И казалось, ничего не боялся.
Граф, как и все остальные, был явно им очарован. И пренебрежение Аласдэра к послушанию сходило ему с рук. А Нед в присутствии друга становился смелее и самоувереннее. С того лета Аласдэр стал постоянным гостем в Грэнтли-Мэнор. Его собственный отец им нисколько не интересовался. Братья были намного старше. Матери Аласдэра, вконец сломленной жизнью, похоже, было все равно, приехал младший сын с каникул в школу или нет. Трудно сказать, кто решил, что домом Аласдэра стал дом его друга. Но Эмма подозревала, что он сам.
Она была привязана к брату и его приятелю с самоотверженной преданностью. И в большинстве случаев допускалась в их общество: юнцы принимали ее с высокомерной надменностью старших, которым нравилось обожание младшей.
В камине с треском упало полено, прогнав воспоминания Эммы. Девушка нагнулась поправить дрова, и жар ударил ей в лицо. Их отношения изменила музыка. Музыка заставила Аласдэра смотреть на нее как на равную. Нет-нет, он продолжал над ней посмеиваться, на правах старого приятеля обращался с легкой небрежностью. Но в какой-то момент, еще до того как Эмма начала укладывать волосы в высокую прическу, стал воспринимать ее серьезно.
Как-то утром Аласдэр услышал ее игру в тот миг, когда Эмма открыла, что музыка — не только трудные упражнения и изнурительные гаммы, но и источник наслаждения. До этого Аласдэр играл только для себя — по ночам, когда дом затихал. Он никому не демонстрировал своего дара, и только Нед знал, что музыка помогала ему бороться с мрачным настроением, с накатывающим время от времени одиночеством. Но даже Нед не понимал, что музыка служила Аласдэру для выражения всех его чувств.
Зато Эмма обнаружила это довольно скоро. Они разделяли наслаждение музыкой, оба испытывали потребность в ней. Во время помолвки они часто играли вдвоем — иногда для собственного удовольствия, но чаще для других — и нередко играли на вечеринках в сельских домах. Пока все не стало плохо…
С какой ветреницей развлекается теперь Аласдэр?
От этого вопроса стало неприятно на душе, и Эмма отвернулась от огня. Конечно, кто-нибудь есть. У Аласдэра всегда была женщина. И не одна. Последняя, о которой слышала Эмма, — леди Мелроуз. Женщина определенного возраста и весьма определенной репутации. Похождения лорда Аласдэра часто оказывались последним, что было у всех на устах. Подразумевалось, что у него за душой ни пенни, но он жил как человек, располагавший значительным состоянием. Он был повесой. Беззаботным, безрассудным, ужасно обаятельным, неисправимым повесой. И в свете его любили именно за это.

***
Дом на Халф-Мун-стрит представлял собой путаницу узких коридоров и скопище убогих комнатенок. Камин в гостиной наверху чадил, пламя свечей трепетало на январском сквозняке, проникавшем через плохо подогнанную дверь и старые рассохшиеся оконные рамы.
У огня стояли и кутались в пальто двое мужчин. Одного из них бил хриплый кашель, только усиливавшийся от дыма очага.
— Адский климат, — пробормотал он. — Не понимаю, как ты можешь здесь жить, Паоло?!
Мужчина говорил по-английски, но с сильным акцентом и обращался к человеку намного моложе себя. Тот был одет по моде: в светло-серые панталоны, синий, первоклассно сшитый сюртук и серый жилет. Блики огня отражались в его начищенных ботфортах.
— Ко всему привыкаешь, Луис, — пожал он плечами. Он говорил как бы лениво и без акцента, однако оливковая кожа и темные глаза придавали его внешности экзотический вид.
— Дело в том, что ты здесь родился, — заметил Луис. — Вот в чем вся разница. — Он произнес это без убеждения. Поднес к лицу монокль и вгляделся в своего спутника. — Выглядишь как местный. Не отличаешься от любого лондонского джентльмена. Думаешь, сумеешь сыграть?
— Сумею, — ответил Паоло с тем же легким налетом скуки. — Я могу сыграть денди не хуже любого из них. — Он рассмеялся, и от этого приподнялись уголки его губ. — Даю слово, никто не заподозрит, откуда я на самом деле.
Дверь позади отворилась, и оба мужчины обернулись. Перед ними предстала высокая, впечатляющая фигура. Вошедший захлопнул за собой дверь. Он кутался в пальто с пелериной.
— Ну и холодина здесь! Я себе, кажется, все, что можно, отморозил. Луис, повороши-ка в камине. — В его повелительной речи слышался совсем небольшой акцент.
Луис поспешил повиноваться и подбросил поленьев в огонь. К несчастью, дрова оказались сырыми и наполнивший комнату дым заставил Луиса зайтись кашлем.
Вновь прибывший не обратил на это никакого внимания и прошел прямиком к столу, на котором стояли графин с вином и бокалы. Взял один из них, внимательно посмотрел на свет свечи и, прежде чем наполнить вином, тщательно протер шарфом. Всем своим видом он призывал других последовать его примеру, и двое мужчин поспешили тоже взять бокалы.
Они выпили, затем вновь пришедший поднес к глазу монокль, внимательно изучая Паоло.
— Пожалуй, ты справишься. — Он полез за отворот пальто и достал связку бумаг. — Здесь все, что касается твоего положения. Выучить не составит труда.
Паоло принял бумаги и, переворошив, проглядел написанное.
— Думаю, это легче, чем история итальянского дипломата. Знаете, губернатор, тонкости итальянской политики было совсем не просто освоить.
Человек, к которому так обратились, только кивнул и отхлебнул еще вина.
— Женщина вращается в самых высших кругах. Положение французского эмигранта с безупречными отзывами даст тебе возможность проникнуть в самые влиятельные сферы общества. Принцесса Эстергази обеспечит тебе поручителей перед балом в «Олмэксе». Она осведомлена о твоем прибытии и считает тебя отпрыском старинной семьи, утерявшей связь с ее мужем. Ты нанесешь ей визит, как только выучишь свое прошлое. Будет полезно, если в речи ты сумеешь изобразить намек на французский акцент. Твой свободный английский, естественно, объясняется положением эмигранта. Ты вырос в английской провинции, но теперь стремишься занять достойное место в обществе.
Губернатор пожал плечами и поставил бокал на стол.
— Ты окажешься в «приличном окружении», где волочиться за богатой невестой — таково уж грубое выражение, — он состроил презрительную гримасу, — считается вполне пристойным, даже похвальным для юношей, в ряды которых ты теперь вступаешь.
— Вы еще не сказали, какова моя задача. — Паоло посмотрел на собеседника поверх бокала. — Как мне себя вести с этой богатой юной дамой?
Губернатор сделал несколько шагов к камину.
— Есть основания полагать, что в ее распоряжении имеется нечто представляющее для нас интерес. Планы весенней кампании Веллингтона, которые тот направил своим господам из Лондона. Ее брат был одним из курьеров Веллингтона. Нам известно, что он вез документы в Лиссабон, чтобы передать их на корабль. Когда курьер попал в наши руки, бумаг при нем не оказалось. И он умер, так и не сказав ничего полезного. Но кое-что мы о нем разузнали. Он и его сестра были очень близки, и он умер с ее именем на устах.
Губернатор выпрямился и, стараясь согреться, повернулся к камину спиной.
— Наши источники донесли, что документы так и не попали в конногвардейский полк. И никто не может сказать, что с ними сталось. Если бумаги оказались у этой женщины, она могла их уничтожить, даже не представляя, что это такое. Неизвестно, пользовалась ли она доверием брата. Мы слишком мало знаем, дорогой Паоло, кроме одного: это жизненно важное дело. Тебе предстоит выяснить, что известно леди Эмме, владеет ли она тем, что нам нужно. И если владеет, необходимо изъять это у нее. Каким способом — решай сам.
Он помолчал минуту, взгляд устремился куда-то в сторону.
— Если придется устроить несчастный случай или произойдет досадная ошибка, я должен быть уверен, что все останется в забвении.
— Конечно, губернатор, — поклонился Паоло и прикрыл ладонью губы. — Надеюсь, что некоторый опыт в этом отношении у меня имеется.
— Именно поэтому мы и нанимаем тебя для столь деликатного дела. — В голосе губернатора зазвучали повелительные нотки. — Луиса будешь использовать в качестве тайного связного. На все время операции он останется в этом доме и будет доступен тебе в любой момент.
Луис опять отчаянно закашлялся, когда очередной клуб дыма вырвался из камина в комнату, и, поежившись в своем пальто, посмотрел в небольшое окно, в стекло которого стучала голая сухая ветка. Звук показался ему вовсе не из приятных.
— Ты займешь помещение на Албемарл-стрит. — Губернатор вынул из кармана еще одну бумагу. — Вот договор об аренде. Квартира небольшая, но вполне приличная. Комнаты под тобой занимает благородный джентльмен безупречного происхождения, хотя и с сомнительным финансовым положением. По известному стечению обстоятельств он связан с интересующей нас дамой и был близким другом и доверенным лицом ее брата. Установишь с ним приятельские отношения.
— Ясно, — кивнул головой Паоло и пробежал взглядом договор об аренде. — Похоже, у меня будет больше удобств, чем у бедняги Луиса.
— Несомненно, — сухо согласился губернатор и, взяв шляпу, приготовился уйти.
— Было бы недурно узнать, что именно я должен искать. — Паоло приподнял бровь.
— Мы точно не знаем. Эдвард Боумонт считался искусным курьером. Он знал, как прятать документы. — Губернатор пожал плечами. — Но если эти документы существуют, нам непременно нужно ими завладеть. От этого зависит успех кампании на Пиренейском полуострове. Можете не сомневаться, император щедро вознаградит за такую информацию. — Он сунул руку глубоко в карман и достал тяжелый кожаный кошелек. Швырнул его на стол, и тот упал с солидным звоном. — Если потребуются еще средства, они вам будут предоставлены. — Сказав это, губернатор поклонился и вышел.
Луис снова пожал плечами.
— Знаем мы, кто получит награду, — пробормотал он. — Уж не такие, как мы с тобой, дружище.
Паоло подобрал кошелек и взвесил его на ладони.
— Кажется, это не дешевое задание. Не сомневайся, Луис, свою долю я урву.
Его черные глаза показались жесткими, как агаты. Он поднес пальцы к губам каким-то зловещим и одновременно хищным жестом.
Луис отвел взгляд. Он занимал не такое положение, как Паоло, не говоря уж о губернаторе, но отнюдь не хотел бы с ними сравняться. Холодное, продуваемое насквозь жилье и роль посредника вполне соответствовали его наклонностям и талантам. А разговоры о несчастных случаях только нервировали.
Глава 3
— Эмма, дорогая, лорд Аласдэр ожидает внизу. — На следующее утро после переезда Мария появилась в спальне девушки. Она вошла мягкими шагами и говорила едва слышно.
Эмма что-то невнятно пробормотала и только глубже зарылась в подушки. Она была совой и ко времени до десяти утра относилась с явным неодобрением.
— Матильда ожидает с горячим шоколадом. — Мария кашлянула и подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы. В комнату проникло зимнее солнце и слабо донеслись звуки улицы.
— Вот, леди Эмма. — Матильда поставила поднос на столик возле кровати и взбила подушки, пока севшая в постели девушка протирала глаза. Служанка перенесла поднос к ней на колени и, сделав реверанс, удалилась из комнаты.
— Ты что-то сказала, Мария? — Эмма подняла серебряный кувшинчик, и темная ароматная струя горячего шоколада потекла в неглубокую, с широким носиком чашку из севрского фарфора.
— Аласдэр явился с визитом.
— В этот несусветный час! — воскликнула девушка. — Скажи ему, чтобы…
— Ты можешь сказать это сама, — раздался с порога веселый голос Аласдэра. Он открыл дверь так неслышно, что женщины не услышали. — Так что мне следует делать?
— Катиться к дьяволу! — Эмма поставила чашку на поднос и сверкнула глазами на непрошеного визитера. Для столь раннего часа он выглядел отталкивающе элегантным: к кремовым панталонам прекрасно подходил изумрудно-зеленый сюртук из тончайшей ткани, от которого его глаза буквально лучились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34