На мгновение ее захлестнули эмоции. В своем сердце она нашла место для благодарности и жалости к человеку, стоявшему перед ней. Они столько времени работали вместе и были добрыми друзьями. Если бы не ее близость с Альбертом, она бы не находила себе места при мысли, что теряет его и ей придется работать с Пилом. И все равно ей очень грустно от его отставки. Ей будет не хватать не только его помощи, но и компании.
– Мой дорогой друг! – На глазах Виктории показались слезы. Это были слезы сочувствия. – Мне будет так сильно не хватать вас. Мы оба будем скучать друг без друга. Но я обещаю вам писать и просить вашего совета и помощи. Ради вас я постараюсь примириться с Пилом. Слава богу, он, кажется, нравится Альберту.
Королева протянула руку Мельбурну, и он почтительно поцеловал ее, но не позволил себе задержать ее в своих ладонях, как он сделал это когда-то. В то время, когда ее предложения не начинались и не кончались словами о том, что нравилось Альберту и что нет, что он думал и делал…
– Я прошу от жизни только одного, мадам: чтобы мог вам каким-то образом услужить. Только в этом случае у меня будет стимул жить. Благослови вас Боже! Сейчас мне хочется уйти. Я уже не смогу видеть сегодня других людей, – неожиданно сказал он.
– Давайте распрощаемся здесь. Лорд М.! Это ненадолго, потому что я хочу, чтобы вы снова пожаловали сюда. Я сейчас вернусь в гостиную, а вы можете обойти террасу. Прощайте и спасибо.
Он пропустил королеву и подождал немного, стоя в тени, пока маленькая фигурка в широком кринолине проскользнула в комнату и сразу же подошла к Альберту, который стоял у камина, разговаривая с Энсоном. Мельбурн увидел, как она коснулась его руки. Даже не видя ее лица, он твердо знал, что она улыбается. Мельбурн прошел мимо темной террасы и поднял воротник сюртука, чтобы спастись от внезапно поднявшегося ветерка. Он вернулся в замок, и камердинер проводил его в комнату. Он спал крепко, без сновидений, но когда рано утром он отправился в Лондон, то чувствовал себя старым и усталым.

Глава 13

– Если бы ты не поддерживал меня, не знаю, смогла бы ли я все это выдержать. Альберт, мне было так неприятно, когда он вошел в комнату, встал передо мной и задвигал ногами… Я чуть не закричала.
Виктория подобрала юбки и пригласила Альберта сесть рядом с ней на маленьком диванчике у окна. Она только что вернулась после беседы с сэром Робертом Пилом. На этот раз она его приняла в более скромном помещении. По предложению принца она не стала снова заставлять Пила идти по длинной Белой гостиной, где он начал нервничать еще не дойдя до нее. Кроме того, с той комнатой у них были связаны неприятные воспоминания о встрече два года назад.
Правительство Мельбурна ушло в отставку, и его место заняли тори. Альберт был благодарен Стокмару и Энсону за то, что они помогли убедить королеву принять Пила и его сотрудников без лишних жестокостей. Он раньше даже не представлял себе, какой она может быть упрямой и как временами было, наверное, трудно Мельбурну. Если ей что-либо не нравилось, она скрывалась под маской своего положения королевы. К какому бы общему мнению ни приходили избиратели, она могла продемонстрировать, что ей не по душе их решение. Кроме того, она лишала возможности спокойно работать тех людей, которые не могли управлять без нее. Эхо была ее привилегия, и потребовались часы терпеливых уговоров и тактичных просьб, чтобы убедить ее не превышать свои возможности.
Пил, человек честный и деловой, желал завоевать ее доверие и получить прощение за свои прошлые ошибки. И ему ни в коем случае нельзя было даже намекать, что она не права или что у нее нет выбора – это привело бы к катастрофе. Совместные усилия принца и ее советников превратили ее отвращение к Пилу в вежливое недружелюбие.
Альберт сел рядом с ней и погладил ее руку.
– Дорогая моя, я понимаю, какие ты приложила усилия, но надеюсь, что все прошло хорошо!
– Да, мне тоже так кажется, – призналась Виктория. – Я не сказала ему ничего неприятного и старалась не смотреть ему на ноги.
Она улыбнулась, вспомнив что-то.
– Мне кажется, что ты можешь мною гордиться. Я старалась держать себя в руках. Возможно, спустя некоторое время я даже смогу его переносить. Но он никогда не будет таким приятным, как лорд М.
– Приятное поведение и отношение – это не самые важные качества премьер-министра, – заметил Альберт.
Он сразу же отмел какие бы то ни было сравнения Пила с Мельбурном. Отставного премьер-министра следовало вычеркнуть из ее памяти. На этом усиленно настаивал и Стокмар. Мельбурн уже начал писать ей длинные письма. Он не имел права этого делать, будучи членом оппозиции, и их переписку с королевой следовало как можно скорее прекратить.
– Да, но это помогает в общении, – вздохнула Виктория. – Особенно если я опять беременна.
Виктория была недовольна тем, что снова беременна, и ее отношение к материнству шокировало Альберта. Он считал, что приличные женщины не должны пользоваться привилегиями замужней жизни с такой страстью и только ради удовольствия. Благородной обязанностью женщин было рожать и растить детей. Тогда она возвышалась над низменными аппетитами мужчин. Он глянул на маленькое личико, радостно поднятое к нему, и решил, что несправедливо даже мысленно ее критиковать. Или же завидовать ей, подумал он, вдруг кое-что поняв, потому что она воспринимает все слишком упрощенно и чрезмерно в себе уверена.
– Что сказал сэр Роберт?
– О, ничего особенного. Говорил, что надеется служить мне так же хорошо, как это делал его предшественник. Он, между прочим, сказал это и в прошлый раз, и я его тогда осадила! Но сейчас мне пришлось ответить ему, что тоже надеюсь на это. Сэр Роберт уверял меня, что новое правительство собирается расширить торговлю с другими странами, так как, по его мнению, это единственная возможность добиться процветания страны. У меня создалось впечатление, что он станет выступать за отмену хлебных законов, но не сразу, а через какое-то время.
Хоть он мне не нравится, но я считаю – он это сделает. Как только он перестал пытаться произносить высокопарные речи и переминаться с ноги на ногу, волнуясь, как бы не сказать что-либо бестактное, я обратила внимание, что он прекрасно разбирается в существующей ситуации. И он даже не упомянул о моих фрейлинах. Спасибо тебе, любовь моя.
Она быстро поцеловала Альберта в щеку. Принц должным образом провел переговоры с сэром Робертом, и проблему с фрейлинами удалось разрешить очень просто. Вопрос об этом не стоило поднимать, потому что королева ни за что не отказалась бы от своих прав. Поэтому было решено, что наиболее высокопоставленные дамы ее свиты сами подадут в отставку и освободят дорогу для жен и дочерей знатных членов партии тори.
– Все в порядке, – ответил ей Альберт. – Пил проявляет здравый смысл.
Ему нравился Пил, и это было странно, потому что он был таким же скованным и холодным человеком, как и сам принц. Однако Альберт ему больше симпатизировал, чем Мельбурну, потому что всегда неловко себя чувствовал в присутствии слишком светского человека, ему казалось, что с ним слишком фамильярны или, того хуже, над ним потихоньку потешаются. Общаясь с Пилом, он ничего подобного не испытывал.
Разговоры с Мельбурном, Греем или лордом Джоном Расселом всегда сводились к каким-нибудь пустякам или превращались в светскую беседу. Причем им казалось, что они демонстрировали юмор, в то время как Альберт считал, что они просто оскорбляли друг друга. Замечания Пальмерстона заставили бы любого уважающего себя немца вызвать его на дуэль. Альберт никогда не сможет их понимать, и они ему никогда не понравятся. К сожалению, при дворе его жены преобладали именно такие люди. Простой народ в этой стране был и вовсе отвратительным – грязным, пьяным и недисциплинированным. Здесь все так разительно отличалось от чистой и приличной маленькой деревни Кобург, в особенности огромный и вонючий Лондон или эти ужасные индустриальные города, выступившие как отметки черной оспы по всей Англии.
Казалось, что только у среднего класса присутствовали те качества, которые нравились Альберту, и которые он желал бы видеть у своих соратников.
Эти люди были серьезными и трезвыми, вели весьма организованную жизнь. Но подобно бюргерам и лавочникам в его родной Германии, они были отделены от высшего общества широкой социальной пропастью.
Предки Пила происходили из этого класса. Они торговали тканями и на этом сколотили состояние. И только в такой сумасшедшей стране, как Англия, их потомки сумели подняться до лидерства в партии, представляющей интересы аристократов. А люди с голубой кровью, подобно Джону Расселу и отвратительному Пальмерстону, тратили свою энергию и страсть на защиту интересов низших классов.
– Дорогой Альберт, только тебя можно благодарить за успех этого мероприятия. – Голос Виктории пробудил его к реальности. – И нет никаких сомнений в том, что этот человек прекрасно знает: ему лучше быть благоразумным. Ты все сделал прекрасно, дорогой мой, и мне не пришлось заниматься всем этим самой. Как же это чудесно! Я постараюсь, чтобы все узнали, как ты помог этим несчастным тори, и, надеюсь, им станет стыдно за то, что они срезали деньги, выделяемые тебе на содержание.
«Она никогда ничего не прощает», – подумал ее муж, почти не слушая Викторию, когда она снова принялась восхвалять его ум и такт. Она могла испытывать только обожание или вражду. Он так уставал от этого! Она чувствовала любовь и ненависть. Лорд Мельбурн, этот распутник, был ее «милым другом». А Пил, которого многие уважали, оставался «несчастным человеком». И только Бог знает, возможно ли заставить ее изменить свое мнение. Почтенный епископ Эксетера был врагом рода человеческого, если только Альберт правильно запомнил его описание, и по мнению Виктории, должен был до конца жизни носить хвост и рога.
Непонятно почему, но Альберт вдруг расстроился. Их жизнь протекала в идеальной гармонии. Виктория предугадывала его желания и постоянно уступала ему во всем. Стокмар заметил, что принц находится в удивительном положении, и должен был ликовать. Альберт уже обладал достаточной властью, и к его советам прибегали постоянно. Он мог играть самую важную роль в правительстве его жены. Кроме того, нравился он ее подданным или нет, ему не грозило их презрение.
Все шло просто прекрасно, и ему было тем более неприятно узнать, что он все равно чувствовал себя несчастным. Иногда, как в частности и сейчас, он чувствовал, что крохотная, любящая, страстная женщина, сидящая с ним рядом, просто лишает его возможности дышать и что горные пики достижений и обязанностей, которые он должен был покорить, на самой вершине останутся такими же серыми, как и их склоны.
– Давай не станем больше говорить о Пиле и прочих тоскливых вещах. Пойдем, Альберт, дорогой, у нас есть целых полчаса до того, как нам будет нужно переодеваться перед ужином. Пойдем в музыкальную комнату. Мне так радостно, что разговор с Пилом уже в прошлом! Может, мне удастся поладить с этими тори. Пойдем, Альберт! Пошли же, дорогой!

– Милорд, надеюсь, что вы простите мое вторжение. Джордж Энсон откашлялся. За всю свою жизнь он не чувствовал еще себя так неловко. Он не в первый раз приезжал в Брокет, великолепный загородный дом Мельбурна. Когда он был секретарем Мельбурна, они часто проводили время вместе – охотясь или соревнуясь в стрельбе, а потом уже занимались делами, не забыв при этом поставить на стол графин с портвейном. Мельбурн откинулся в кресле и улыбнулся.
– Дорогой, вам не следует извиняться. Я всегда рад вас видеть. Проходите и садитесь.
Он посмотрел на Энсона и заметил, что у того с собой портфель с дипломатической почтой. Энсон аккуратно поставил его рядом с креслом. Он выглядел напряженным и серьезным. Внезапно Мельбурн с улыбкой подумал, что собаки и секретари довольно быстро начинают напоминать своих хозяев. Когда Энсон работал с ним, у него был модный и элегантный вид.
Библиотека лорда занимала большую красивую комнату. Неяркое солнце поздней осени лилось сквозь огромные окна. В помещении слегка пахло старой кожей от переплетов сотен книг. Приезжая в Брокет, Мельбурн много времени проводил здесь.
Радушный хозяин налил Энсону бокал вина. Лорд как раз пил хорошее бургундское, работая над комментариями о жизни Святого Джона Крисостома. Будучи его старым другом, Энсон знал, что лорд Мельбурн часто жаловался: политика совсем не оставляет ему времени для серьезных занятий. Он и теперь посетовал на это, и Энсон согласился с ним, быстро заметив, что ему, наверное, приятно отдохнуть за городом после такой насыщенной общественной жизни, которую он вел в последние месяцы.
Мельбурн снова улыбнулся:
– Дорогой мой Энсон, в последнее время я посетил всех моих друзей и прекрасно провел время. Я уже, признаться, и забыл, как приятно просто наслаждаться жизнью! Ее величество не оставляла мне для этого времени.
Он действительно посещал множество балов в этом сезоне, и уходил с них жутко усталым и недовольным. Он гостил у Лейстеров, у герцога Бедфорда и у Пальмерстона, который наконец женился на его сестре Эмили. Насколько все это в духе Пальмерстона: много лет иметь любовную связь, а потом хитренько прикинуться непорочным и преданным мужем. Мельбурн ужинал с леди Холланд и выслушал все сплетни о скандалах и всевозможных интригах. Он всех заставил думать, будто ему хорошо и весело, и он вовсе не скучает о королеве.
Он даже снова начал встречаться с Каролиной Нортон, потому что у него не нашлось сил отвергать ее «авансы». Теперь, когда прекратилась его связь с Викторией, ему уже нечего было беспокоиться о своей репутации. Но в сердце его царила пустота и разочарование. Он существовал в вакууме, плохо ел и спал, разговаривал просто по привычке, и жил ради писем, которые регулярно шли из дворца. Мельбурн часто перечитывал эти письма.
– Как королева? – наконец спросил он.
– Она прекрасно себя чувствует, – ответил ему Энсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45