Что-то я не могу понять.– Палеонтологом.– И в чём эта работа заключается?– Палеонтология – это наука об историческом развитии живой природы от её возникновения.– Вроде историком, значит?– Нет, я хочу быть палеозоологом, изучать ископаемых животных… Понимаешь, в каждую геологическую эпоху…– Постой, постой, ты мне проще объясни.– Палеозоолог изучает тех животных, которые вымерли, исчезли много тысяч и даже миллионов лет назад.– Есть такая наука? И чего только не придумают люди! – Отец рассмеялся и покачал головой. – Что ж, за деньги, конечно, можно изучать даже то, чего нет. Только кому это нужно? От науки, сын, должна быть польза. Правильно я считаю?– Правильно.– А как этих самых ископаемых животных находят?– В отложениях земной коры. – Витальке уже надоел этот разговор, и он не знал, как отделаться от расспросов отца.– Выкапывать их, стало быть, надо?– Выкапывать.– Сам, что ли, рыться будешь? Или рабочие? А ты только командовать?– Папа. – Виталька отложил ложку. – Я никем не собираюсь командовать. А палеонтологические раскопки – это очень трудное и сложное дело. Учёным иногда приходится работать в зоне вечной мерзлоты или в пустыне.– Зачем тогда это нужно? Мать вон хочет, чтобы ты стал инженером. Отработал свои семь часов – и дома. А то ещё вечная мерзлота, пустыня… Ты вон даже из этой экспедиции пришёл обтрёпанный, грязный, худой. И профессор ваш имел вид не лучше, не солидный он какой-то, между нами, конечно. Я сам видел, как он солёный огурец ел на улице. Разве это дело? Надо обедать дома или в столовой. А так ведь люди смотрят.– Почему же ты не подошёл к нему и не объяснил?Виталька сдерживался, слушая рассуждения отца о бесполезной науке палеонтологии, но когда тот заговорил о Семёнове, не выдержал.Отец сразу умолк. Больше за обедом они не сказали друг другу ни слова.Едва отец ушёл, мать села рядом с Виталькой, обняла его и, уткнувшись в его плечо, рассмеялась.– Что ты, мама?– Ничего. Просто я рада, что ты у меня такой.– Какой?Она погладила его голову и поцеловала в щёку.– Думаешь, не вижу? Я стала моложе на десять лет, как поняла, какой ты. Мне теперь снова хочется жить. Жить для тебя, чтобы слышать, видеть тебя. А насчёт того, чтобы ты стал инженером, я просто так сказала, к примеру. Мне всё равно, кем ты будешь, сам выбирай, тебе виднее.Витальку, как громом, поразили слова матери. Он знал, что у него никогда уже не будет близости с отцом. Время не сближало, а всё глубже разделяло его и отца, и те слова, которые отец повторял из года в год, со дня на день, становились всё более пустыми, тяжёлыми и ненужными. Его запоздалые поучения, бесполезные нотации заставляли Витальку больше и больше замыкаться в себе. И из-за этого он не замечал, как внимательно прислушивалась мать ко всему, что он говорил, как пристально смотрела на него.– И откуда ты у меня такой? – говорила она, заглядывая Витальке в глаза. – Просто я сама себе не могу поверить. Теперь мне хорошо, мне так хорошо, Виталик. Ты и есть моя радость. А пальто, – она махнула рукой. – По мне что есть оно, что нет.Волосы у неё стали редкие и сильно поседели, острые уголки губ опустились, от них шли горькие складки.Виталька молчал. У него не было сил сказать ни слова. Да и что он мог сказать? 2 Через месяц в посёлке уже забыли о профессоре и его спутниках, будто их и не было. Только Виталька без конца думал о них. Они уехали сразу же, как только вернулись с озера. Николай подарил Витальке свою зеркалку, и теперь Виталька фотографировал всех друзей и знакомых: ребят из своего класса, мать, отца, Илью. Он уже не знал, куда деваться от желающих сфотографироваться.Проявлял плёнки и печатал фотографии он у Марата. У того в кладовке был увеличитель, ванночки и красный фонарь, но фотографировал он «Сменой» и фотографировал плохо.Проявив новую Виталькину плёнку, Марат осмотрел кадры на свет и ухмыльнулся. Там сплошь были Анжелика и Рэм. На одном снимке Анжелика и собака стояли рядом, на другом – Анжелика сидела на крыльце своего дома, обняв собаку за шею, на третьем – Анжелика с гитарой и возле неё Рэм. И так без конца. Лишь изредка эти снимки перемежались другими: Игорь Филиппов в полной форме вратаря с мячом в руках, Вадик Скопин, группа ребят из их класса, Виталькины мать и отец. Снимки получались удивительно чёткими, фотоаппарат схватывал на коротких выдержках любое движение. Вот собака в прыжке через барьер, вот бежит Анжелика. Опять Анжелика, опять собака…Марат внимательно посмотрел на Витальку, но не сказал ни слова.– Знаешь, в магазине есть уценённая фотобумага, – сказал Виталька. – Что если взять?– Нам сойдёт и уценённая. Надо будет сфотографировать твоим фотоаппаратом рисунки пещерного человека. У меня получилось такое, что не разберёшь ничего.Марат продолжал рыскать по окрестностям в поисках всякого рода исторического материала. Он записывал рассказы стариков о прошлом края, о первопоселенцах, выклянчивал, где мог, остатки ушедшей старины: в сарае у него грудой лежали полуистлевшая уздечка, поломанное седло, обломок пики и даже сабля в ножнах. Чабаны показали ему пещеры с наскальными рисунками. Шаг за шагом он проникал всё дальше в глубь времён. И это не было игрой, это стало настоящей исследовательской работой.За лето Марат заметно подрос и окреп. И если Виталька теперь редко играл с ребятами в футбол, то Марат не пропускал ни одной игры. Дело в том, что днём Виталька работал со всем классом в совхозе на току, а вечером читал книги, которые прислал ему профессор Семёнов.Дверь чулана приоткрылась, в щель заглянул Игорь Филиппов.– Пошли играть в футбол. Что вы тут копаетесь в темноте, как кроты?– Сам ты крот. Снимок засветил. Заходи и закрой дверь на крючок.Игорь вошёл с футбольным мячом под мышкой.– Ты с ним не спишь? – спросил Виталька.– С кем?– Совсем одурел от футбола. Даже глаза блуждают.– У тебя у самого блуждают.– Выдохнешься, иссякнешь, в сборную не попадёшь.– Попаду.– Я видел, как он ночью тренировался, – сказал Марат, – при луне. Всех соседей разбудил.– Днём же работаем. Между прочим, директор велел перебирать огурцы в овощехранилище. Сказал, чтобы вы завтра тоже приходили. Огурцы уже жёлтые. Некому перебрать. И помидоры гниют.– Ладно, придём. А платить за работу в овощехранилище будут?– Обещают.– В прошлом году тоже обещали.– Семенюк говорит, огурцами дадут.– Ему самому надо дать огурцом. – Виталька терпеть не мог заведующего овощехранилищем Семенюка. Овощи у него вечно гнили, печка в овощехранилище развалилась, крыша текла. А сам он всегда ходил с недопитой бутылкой в кармане. Его гнали отовсюду. За три года он переменил сто работ.– Он, конечно, собака, – согласился Игорь. – Вчера ночью, как я тренировался с мячом, он опять гонялся за своей женой по посёлку. Я запустил в него из-за изгороди камнем, не попал.– Надо рассказать директору.– Что он ему сделает? – пожал плечами Марат.– Выгонит с работы.– А в овощехранилище кого? Уборочная уже началась, всем некогда. Шофёры даже спят в машинах. А этот только и сосёт водку.– Жалко, если пропадут овощи, – сказал Виталька. – А вообще-то лучше, конечно, работать на току, чем в его вонючем подвале. 3 Утром, когда Виталька и Марат пришли в овощехранилище, Семенюк уже опохмелился.– Пришли, орлы! – Он похлопал Витальку по плечу и дохнул на него водочным перегаром. Витальку едва не стошнило.Овощехранилище было в длинном подвале, тёмном и сыром, с развалившейся печкой. Сводчатый потолок подпирали толстые деревянные столбы, уже подгнившие снизу. Летом овощехранилище надо было просушивать и проветривать, но Семенюк ничего этого не делал, и оттого здесь постоянно держался запах гнили и сырости. Ребята работали в овощехранилище неохотно. Собралось всего человек десять.Семенюк оценивающе оглядел их. Был он высок, широк в плечах, на толстой красной шее крепко сидела похожая на булыжник голова. Ходил он в шерстяных офицерских брюках и светло-зелёной гимнастёрке. Ворот гимнастёрки был ему узок, не сходился на шее. Ребята смотрели на него, задрав вверх головы.– Маловато вас, – сказал Семенюк. – И все какие-то не крупные. Остальных-то чего сюда не пригнали?– Мы вам не бараны, – зло ответил Вадик Скопин.– А, председатель отряда, – узнал его Семенюк. – Вроде бы начальство, а грубишь.– Никто вам не грубил. Остальные зерно перелопачивают.– А у меня овощи гниют. Директор же обещал мне прислать побольше.– Здесь всё сгниёт. Не просушили овощехранилище…– Это не вашего ума дело. Чтобы до вечера мне перебрали огурцы и помидоры. Боевое задание. – Он что-то пробурчал себе под нос и ушёл.– Дрыхнуть пошёл, – сказал Игорь.Мальчишки начали перебирать огурцы, девочки – помидоры. Овощи уже стала затягивать белая плесень.Виталька перебрасывал огурцы из корзины в корзину, пока не заболела спина. Потом встал, обошёл вокруг развалившейся печки. Как было бы хорошо, если бы её сейчас затопить…– Пацаны! – крикнул он. – Давайте починим печку!– Мы не умеем, и кирпича нет, – ответили ему.– У Игоря дедушка печник.– Да он едва ходит… А вообще-то надо спросить. Может, согласится?Виталька и Игорь побежали звать Митрича, дряхлого восьмидесятилетнего старика. Митрич вечно мёрз и целыми днями сидел возле своего дома на лавочке.И сегодня, как всегда, он грелся на солнышке и присматривал за двухлетним Санькой, братом Игоря.– Дедушка! – крикнул ему на ухо Игорь. – Помоги нам починить печку в овощехранилище!Старик слабо махнул на него рукой и закашлялся.– Вы нам только покажете, что делать! – кричал в другое ухо старику Виталька. – Овощи же пропадут. Сыро там.– Я говорил, на том месте нельзя строить овощехранилище, – сказал старик. – Эх, хозяева! Только и ума, что добро переводить. Ну пойдём, поглядим… – Он тяжело поднялся. – Постой, а Санька как?– С собой возьмём! – Виталька схватил Саньку на руки.До овощехранилища они добирались минут двадцать. Дед шёл мелкими шажками, поминутно останавливаясь и отдыхая.С трудом спустился в овощехранилище, огляделся и покачал головой. Нагнулся, ковырнул жёлтым ногтем низ столба.– Гниёт. Всё гниёт. – Подошёл к печке, осмотрел её со всех сторон. – Шабашники, видно, сложили. Деньги-то небось, взяли хорошие, а печку сделали курам на смех. Совести у людей нет.И вдруг старик преобразился.– Разбирайте её к черту, ребята! – сказал он. – Как-нибудь осилим.Все кинулись разбирать печку, выворачивать кирпичи, кое-как слепленные глиной.– Так не годится, – остановил их старик. – Кирпич – это тоже вещь, он не падает с неба, труд чей-то в нём заложен, бить его не годится. Он ещё в дело пойдёт. Целые сюда складывайте, половинки сюда, всё остальное вон. И гниль надо из подвала убрать. Лучше, конечно, все овощи вынести и просушить… Корыто надо достать, глину замесить, инструмент…Игоря послали на ток звать ребят, четверо побежали за корытом и инструментами.Работа закипела.Когда вечером Семенюк вернулся в овощехранилище, он сперва, как видно, решил, что у него двоится в глазах. Вместо десяти школьников, здесь работал весь седьмой класс. Потом Семенюк разглядел, что все овощи лежали на улице, их рассыпали для просушки и тут же перебирали. На Семенюка никто не обратил внимания. И, видно, это его разозлило.– Кто вам дал указание выносить овощи? – крикнул он.– Евсей Митрич велел просушить, – ответил ему кто-то из ребят.Семенюк спустился в овощехранилище. Старой печи уже не было, Митрич и четверо мальчишек закладывали основание новой. Другие месили в корыте глину, вытаскивали на носилках мусор и обкапывали столбы.– Вон отсюда! – закричал Семенюк, топнув сапогом.Все, прекратив работу, уставились на него.Старик бросил на кирпичи мастерок и выпрямился.– Чего орёшь?– Вы мне ответите! Я вам покажу! – Он выбежал из подвала и бегом бросился к конторе.– Пускай пробежится, – махнул рукой старик, – застоялся.Спустя час, когда уже заходило солнце, возле овощехранилища остановился газик директора совхоза.Омарбеков, грузный, тяжёлый, выбрался из машины и прищурившись оглядел рассыпанные по земле овощи.– Вот, полюбуйтесь, – показал на ребят пальцем Семенюк. – Я им велел огурцы перебирать, а они…– А сам-то ты где в это время был? – спросил директор.– Отлучился по делу.– По какому делу?Семенюк что-то забубнил. Не слушая его, директор спустился в овощехранилище.– Здравствуйте, Евсей Митрич, – поздоровался он со стариком. – Не простудитесь тут?– Ничего. Я разогрелся, – улыбнулся старик. – С ними не замёрзнешь.Директор осмотрел овощехранилище.– Сколько кирпича вам надо?– Да хоть сотни три. Старый тоже в дело пойдёт. Глины надо машины две, крышу обмазать. Течёт.Директор вышел и закурил, поглядывая на Семенюка.– Докладную написать? – спросил тот.– Насчёт чего?– Насчёт безобразия.– Напиши, если тебе делать нечего.Спустя минуту газик исчез в густой дорожной пыли.Через неделю овощехранилище стало неузнаваемым. Ребята сколотили стеллажи и барьеры. И как раз вовремя: в овощехранилище стали поступать овощи. После того как сложили печь, Виталька и Игорь несколько дней чинили корзины для яблок и винограда. Другие ребята пытались им помочь, но только без толку переводили прутья. От этой работы у Витальки и Игоря нестерпимо болели спины и пальцы, но они решили во что бы то ни стало починить все корзины.Печка получилась что надо. Семенюк пришёл к Митричу ставить магарыч, но старик его выгнал, и Семенюк выпил водку один. Размахивая пустой бутылкой, ходил по посёлку и, встречая школьников, кричал:– Молодцы! Орлы! Достойная смена!Усталый, голодный Виталька пришёл домой и увидел на столе письмо.Почерк был незнакомый. Обратный адрес – Москва. Виталька осторожно разорвал конверт.«Дорогой Виталик!Уже месяц, как мы дома. Дедушка книги тебе отправил, а написать письмо всё никак не соберётся. Пока он был в экспедиции, тут у него накопилась уйма дел.Я поступила в институт. И теперь уже не школьница, а студентка.Пока сдавала экзамены, думала только о том, как бы не провалиться. А теперь на меня напала жуткая хандра. Слоняюсь по дому, как лунатик, на книги не хочется смотреть. Села писать тебе письмо и двух слов не могу связать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20