Мы не имеем никакой информации о ее содержании и цели.— Вы сказали: о проверках? — переспросила Анна.— В том смысле, что когда-то, давным-давно каждый из этих людей подвергся тщательному изучению и проверке — для чего, мы тоже не знаем.— И источником информации был архивариус ЦРУ.Бартлет не стал прямо отвечать на эту реплику.— Каждое досье было доскональнейшим образом изучено лучшими из наших криминалистов — экспертов по документации. Они очень старые, эти досье. Они датируются серединой сороковых годов, когда еще не существовало ЦРУ.— Вы хотите сказать, что они были заведены еще Управлением стратегических служб?— Именно так, — подтвердил Бартлет. — Предшественниками ЦРУ. Многие из папок были начаты буквально сразу же после окончания Второй мировой войны, когда “холодная война” только-только начиналась. Самые последние датируются серединой пятидесятых. Но я отклонился от темы. Как я вам сказал, у нас имеется этот любопытный ряд смертных случаев. Конечно, это так и осталось бы вопросительным знаком на листе, сплошь изрисованном точно такими же знаками, если бы не одно “но” — мы заметили закономерность в том, что на каждого из умерших имелось персональное досье, помеченное словом “Сигма”. Я не верю в совпадения. А вы, мисс Наварро? Одиннадцать человек из тех, на кого были заведены эти досье, умерли за очень короткий промежуток времени. И вероятность того, что это чистая случайность... в лучшем случае она очень невелика.Анна нетерпеливо кивнула. Насколько она понимала, Призрак видел лишь призраков.— На какое время рассчитано это назначение? Вы же знаете, что у меня есть текущая работа.— Это и есть теперь ваша “текущая” работа. Вы уже переведены в наш отдел. Все документы не только подготовлены, но и подписаны. В таком случае задача для вас, вероятно, станет яснее? — его суровый взгляд смягчился. — Похоже, мисс Наварро, это не слишком вдохновляет вас.Анна пожала плечами.— Я продолжаю исходить из того факта, что все эти парни относились к одной категории. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Старики часто умирают совершенно неожиданно, ведь правда? А они были стариками.— А в Париже девятнадцатого века гибель под колесами кареты была чрезвычайно банальным явлением, — сказал Бартлет.Анна вскинула бровь.— Прошу прощения?Бартлет откинулся на спинку кресла.— Вам никогда не приходилось слышать о французе по имени Клод Роша? Нет? А вот я частенько думаю об этом человеке. Унылый, лишенный воображения зануда, упорный трудяга, работавший в шестидесятых годах XIX века бухгалтером в “Директории”, французском разведывательном агентстве. В 1867 году его внимание привлек тот факт, что на протяжении периода в две недели погибли двое мелких служащих “Директории”, вроде бы даже не знакомых друг с другом. Один был убит в результате заурядного уличного ограбления, а второй насмерть задавлен почтовой каретой. Подобные вещи случались чуть ли не каждый день. Абсолютно ничего примечательного. И все же он задумался над этими случаями, особенно после того как узнал, что в момент смерти у обоих этих скромных чиновников были при себе очень дорогие золотые карманные часы. Более того, как он установил, часы были одинаковыми, с прекрасным эмалевым пейзажем на внутренней стороне крышки. Маленькая странность, но она привлекла его внимание, и, к большому раздражению своего начальства, он потратил четыре года на попытки выяснить, почему и как эта маленькая странность возникла. В конце концов он сумел раскрыть чрезвычайно сложную и хорошо организованную шпионскую сеть. Директория была насыщена агентами, которыми управляли его прусские коллеги. — Он заметил быстрый взгляд, который Анна кинула на стеклянный шкафчик, и улыбнулся. — Да-да, это те самые карманные часы. Изумительное мастерство. Я приобрел их два десятка лет назад на аукционе. Мне нравится, когда они находятся рядом со мной. Это помогает мне помнить то, что необходимо помнить.Бартлет задумчиво закрыл глаза.— Конечно, к тому времени, когда Роша закончил свое расследование, было уже слишком поздно, — продолжал он. — Агенты Бисмарка, ловко манипулируя дезинформацией, обманули Францию, и она объявила немцам войну. Всеобщим лозунгом стало “На Берлин!”. Результат оказался катастрофическим для Франции: военное преимущество, которым она обладала, начиная с битвы при Рокруа, случившейся в 1643 году, было полностью утрачено за каких-нибудь два месяца. Вы можете это себе представить? Французская армия во главе с императором зашла прямиком в хорошо подготовленную западню возле Седана. И, само собой разумеется, это стало концом Наполеона III. Страна лишилась Эльзаса и Лотарингии, заплатила умопомрачительные репарации и вдобавок ко всему два года была оккупирована победителями. Это был удар невероятной силы; он полностью и бесповоротно изменил весь ход европейской истории. А всего за несколько лет до этих трагических событий Клод Роша ухватился за тоненькую ниточку, не зная, куда она его приведет, не зная даже, ведет ли она вообще куда-нибудь. Два ничем не примечательных заурядных клерка и их одинаковые карманные часы. — Бартлет издал негромкий звук, который вряд ли можно было назвать смехом. — В большинстве случаев то, что кажется тривиальным, и на самом деле оказывается таковым. В большинстве случаев. Моя работа состоит в том, чтобы тревожиться по поводу именно таких фактов. Тонюсенькие ниточки. Скучные мелкие несоответствия. Тривиальные мелочи, которые, может быть, приведут к чему-нибудь крупному. Самое важное из всего, что я делаю, вряд ли способно поразить чье-либо воображение. — Хозяин кабинета картинно вскинул бровь. — Я отыскиваю одинаковые карманные часы.Анна несколько секунд сидела молча. Призрак полностью оправдывал свою репутацию: загадочный, безнадежно уклончивый.— Я ценю этот урок истории, — медленно проговорила она, — но моя система взглядов всегда сводилась к понятиям “здесь” и “сейчас”. Если вы действительно считаете, что эти залежавшиеся документы до сих пор сохраняют актуальность, то почему бы просто-напросто не обратиться к ЦРУ, чтобы их специалисты провели соответствующее расследование?Бартлет вынул из кармана пиджака свежий шелковый платочек и принялся полировать стекла очков.— Вот тут почва становится довольно-таки скользкой, — сказал он. — По правилам, ОВВ может подключаться только к таким делам, где существует реальная возможность вмешательства изнутри или еще какие-нибудь влияния, которые могли бы помешать проведению следствия, а то и вовсе сорвать его. Впрочем, давайте оставим это в стороне. — В последних словах прозвучало нечто, похожее на покровительственный тон.— Давайте не будем это оставлять, — резко возразила Анна. Таким тоном, конечно, не полагалось разговаривать с начальником подразделения, особенно такого важного и могущественного, как ОВВ, но подобострастие никогда не входило в число ее привычек, а Бартлет, если уж почему-то решил забрать к себе сотрудника, вполне мог знать заранее о его характере. — Учитывая то, что из вашего намека можно понять, будто за этими смертными случаями, возможно, стоит кто-то из служащих или бывших служащих управления.Директор Отдела внутреннего взаимодействия отвел взгляд в сторону.— Я этого не говорил.— Но вы и не отрицали этого.Бартлет вздохнул.— Природа человека такова, что он никогда ничего не делает прямо. — Эти слова сопровождала напряженная улыбка.— Если вы считаете, что ЦРУ может быть скомпрометировано, то почему нельзя обратиться в ФБР?Бартлет изящно усмехнулся.— А почему в таком случае не к Ассошиэйтед Пресс? Федеральное бюро расследований обладает массой достоинств, но осмотрительность к их числу не относится. Я не уверен, что вы правильно оцениваете всю деликатность этого вопроса. Чем меньше народа знает о нем, тем лучше. Именно поэтому я не собираю команду, а беру лишь одного-единственного сотрудника. И, как я глубоко надеюсь, агент Наварро, подходящего сотрудника.— Даже если эти смертные случаи действительно были убийствами, — сказала Анна, — вероятность того, что вам удастся когда-нибудь найти убийцу, крайне мала. Надеюсь, что вы знаете об этом.— Это стандартный бюрократический ответ, — заявил Бартлет, — но вам не удастся победить меня бюрократическими приемами. Мистер Дюпре говорит, что вы упрямы и “не очень-то любите играть в команде”. Отлично, это именно то, чего я хотел.Анна не позволила отвлечь себя.— Вы, по сути, требуете от меня расследования по делам ЦРУ. Вы хотите, чтобы я расследовала ряд смертных случаев, установила, что они были убийствами, а затем...— И затем собрали бы любые улики, которые позволили бы нам провести ревизию. — Серые глаза Бартлета прямо-таки сияли за окаймленными пластмассовой оправой стеклами его очков. — Независимо от того, кто причастен к преступлениям. Вам все ясно?— Как в тумане, — отрезала Анна. Опытный следователь, она хорошо умела разговаривать и со свидетелями, и с подозреваемыми. Иногда достаточно было просто внимательно слушать. Однако чаще возникала необходимость как-то нажать, спровоцировать собеседника на ответ. Искусство и опыт вступали в дело, когда были нужны. История, рассказанная Бартлетом, пестрела уклончивостью и умолчаниями. Анна понимала инстинктивные попытки коварного старого бюрократа сказать как можно меньше, но хорошо знала по опыту, что работать гораздо легче, когда знаешь больше, чем это, строго говоря, необходимо. — Я не собираюсь блефовать вслепую, — заявила она. Бартлет заморгал.— Прошу прощения?— У вас должны иметься копии этих досье “Сигма”. Вы, несомненно, тщательно изучили их. И все же утверждаете, что не имеете понятия о том, что представляла собой “Сигма”.— К чему вы все же клоните? — его голос стал заметно холоднее.— Вы покажете мне эти досье?Губы Бартлета чуть заметно изогнулись в подобии улыбки.— Нет. Нет, это невозможно.— Но почему же?Бартлет снова надел очки.— Я нахожусь здесь не в качестве подследственного. И тем не менее я восхищен вашей тактикой допроса. Так или иначе, но полагаю, что я достаточно четко прояснил все значимые вопросы.— Нет, черт возьми, совершенно недостаточно! Вы досконально знаете эти документы. Если вам не известно, что они представляют собой в целом, то у вас по крайней мере должны иметься догадки. Обоснованные гипотезы. Хоть что-нибудь. Поберегите вашу непроницаемость для покера во вторник вечером. Я не играю.Бартлет наконец взорвался.— Ради Христа, вы же видели достаточно для того, чтобы понять: мы говорим о репутации чрезвычайно заметных, можно сказать, ключевых фигур послевоенной эпохи. Досье — типично проверочные, и сами по себе они ничего не доказывают. Я изучил вас перед нашей беседой — это что, как-то посвятило вас в мои дела? Я ценю ваше благоразумие. О да, ценю. Но мы говорим об очень видных людях, в биографиях которых есть странные пробелы. Нельзя вот так запросто топтаться вокруг них в ваших благоразумных туфельках.Анна внимательно прислушивалась к словам Бартлета и поэтому смогла уловить нотку напряженности в его голосе.— Вы говорите о репутациях, но все же по-настоящему вас интересуют не они, не так ли? — не сдавалась она. — Чтобы работать, я должна знать больше!Бартлет покачал головой.— Это похоже на попытку сплести веревочную лестницу из паутины. Нам так и не удалось выяснить ничего конкретного. Полстолетия назад кто-то что-то затеял. Что-то. Нечто такое, что должно было касаться жизненно важных интересов страны. В список “Сигма” входит любопытное собрание индивидуумов. О части из них мы знаем, что они были промышленниками, но там есть и другие, личности которых нам так и не удалось установить. Единственная черта, объединяющая их всех, — то, что основатель ЦРУ, человек, обладавший в сороковые и пятидесятые годы огромным могуществом, проявлял к ним прямой интерес. Может быть, вербовал их? Намечал как-то использовать их? Мы все блефуем вслепую. Но складывается впечатление, что затевалось какое-то предприятие, засекреченное по наивысшему из наивысших разрядов. Вы спрашивали, что объединяет этих людей. В реальном смысле мы просто этого не знаем. — Он поправил манжеты, что должно было служить проявлением высочайшего возбуждения, наподобие нервного тика. — Можно сказать, что мы сейчас находимся на стадии обнаружения карманных часов.— Не хочу показаться грубой, но этот список “Сигма”... ведь с тех пор прошло уже полвека!— Вы бывали когда-нибудь в Сомме, во Франции? — резко спросил Бартлет, и его глаза снова вспыхнули. — Вы должны там побывать — просто посмотреть на маки, цветущие среди пшеницы. Каждый раз, когда кто-нибудь из фермеров срубает там дуб и садится на свежий пень, чтобы передохнуть, вскоре его начинает рвать и он умирает. Знаете, почему? Потому что во время Первой мировой войны там проходило большое сражение, во время которого немцы применили горчичный газ. Дерево во время роста поглощало яд, и даже по прошествии нескольких десятков лет его сохранилось достаточно для того, чтобы убить человека.— И вы считаете, что “Сигма” — это нечто в том же роде?Пристальный взгляд Бартлета сделался еще напряженнее.— Говорят, что чем больше ты знаешь, тем лучше осознаешь, что ничего не знаешь. Я считаю, что чем больше знаешь, тем сильнее тебя должны тревожить вещи, которых ты не знаешь. Можете называть это хоть тщеславием, хоть осторожностью. Я тревожусь по поводу того, что выйдет из невидимых растущих деревьев. — Он снова чуть заметно улыбнулся. — Искривленная человеческая природа — все всегда сводится к человеческой природе. Да, агент Наварро, я понимаю, что все это звучит для вас подобно лекции по древней истории, а возможно, ею и является. Вот вернетесь и наставите меня на путь истинный.— Не уверена, — ответила Анна.— Теперь к делу. Вам придется вступить в контакт с разными правоохранительными ведомствами. Вы, как всем будет известно, совершенно открыто проводите расследование убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15