Она хотела увидеть, действительно ли это была вдова, и если да, то как она ведет себя. Можно ли заключить по ее облику, что она пребывает в трауре, или нет? Далеко не всегда удавалось отгадать такие вещи, просто наблюдая исподтишка, но никогда нельзя предсказать заранее, что принесет успех. И если Анна укроется в тени около дома, то соседи, какими бы подозрительными они ни были, наверняка не заметят ее.Улица была совершенно пуста, хотя в одном из домов играла музыка, из другого доносилась болтовня телеведущего, а вдалеке слышался рев туманной сирены на маяке. Анна сошла на мостовую и направилась к дому...Внезапно, словно из ниоткуда, возникла пара ярких автомобильных фар. Их свет ослепил ее; автомобиль, рыча мотором несся к ней, и огненные круги становились все больше и ярче. Громко вскрикнув, Анна метнулась к тротуару, ничего не видя перед собой, отчаянно пытаясь убраться с пути обезумевшего неуправляемого автомобиля. Должно быть, он медленно катился вдоль по улице с выключенными фарами — чуть слышный гул двигателя полностью заглушался фоном уличного шума, — пока не оказался совсем рядом с ней, а тогда внезапно включил фары.И теперь он несся прямо на нее! Тут нельзя было ошибиться: все это не было ошибкой или случайностью, автомобиль не тормозил и даже не ехал прямо вдоль дороги, как этого можно было ожидать от слишком сильно разогнавшейся машины. Нет, он повернул к краю дороги, к тротуару и направлялся точно к ней. Анна узнала плоскую хромированную радиаторную решетку “Линкольн-таункара”, его сглаженные прямоугольные фары, придававшие машине хищное выражение и делавшие капот машины похожим на голову акулы. Живее! Колеса автомобиля визжали, двигатель ревел на полном газу, и автомобиль-маньяк неотвратимо приближался к ней.Скосив глаза, она увидела, что машина яростно мчится на нее, слепя фарами, и что их разделяет каких-нибудь десять-двадцать футов. Перепуганная, сознавая, что через долю секунды она может погибнуть, Анна с громким криком прыгнула в живую изгородь, которая окружала участок, примыкавший к дому вдовы. Жесткие колючие ветки вцепились в ее спортивные брюки, и она, несколько раз перекувыркнувшись через голову, покатилась по маленькой лужайке.Она услышала треск ломавшихся о корпус автомобиля кустов живой изгороди и громкий визг шин. Подняв голову, она успела заметить, что автомобиль, взметнув колесами фонтан влажной земли, вывернул на проезжую часть и понесся дальше по узкой темной улице, а потом его огни исчезли так же внезапно, как появились.Автомобиль исчез. Что это было? Аннавскочила на ноги, ее сердце бешено колотилось, она чувствовала во всем теле мощный прилив адреналина, а ее колени подгибались от страха.Что же, черт возьми, это значило?Автомобиль двигался прямо на нее с совершенно явной целью: задавить.А затем... затем он совершенно необъяснимо исчез!Она заметила, что в окнах домов по обеим сторонам улицы показалось несколько лиц; поняв, что она видит их, любопытствующие поспешно закрыли шторы.Если автомобиль по какой бы то ни было причине направлялся на нее, чтобы убить, то почему же тот, кто сидел за рулем, не довел дело до конца?Это было совершенно, просто невыносимо нелогично.Анна медленно шла, тяжело дыша, обливаясь потом; ее бил болезненный кашель. Она попыталась привести мысли в порядок, но никак не могла избавиться от испуга и потому была не в состоянии постичь значение этого странного и дикого инцидента.Действительно ли, кто-то пытался убить ее или нет?И если да, то почему?Мог ли это быть какой-нибудь пьяный дорожный хулиган? Вряд ли, слишком уж точным, продуманным, чуть ли не балетным было движение большого автомобиля.Все логические ответы лежали в области параноидального мышления, и она наотрез отказалась позволить мыслям двинуться в этом направлении. Там обитает безумие. Она думала о зловещих словах Бартлета насчет разработанных несколько десятков лет назад планов, окруженных глубочайшей тайной, о стариках, знающих секреты, которые нужно скрыть, о могущественных людях, готовых на все ради защиты своих репутаций. Но Бартлет, по его же собственным словам, сидел в кабинете, склоняясь над пожелтевшими от времени бумагами, и был слишком уж далек от действительности, погрузившись в хитросплетения теории заговоров.Однако не могло ли быть так, что инцидент с автомобилем устроили для того, чтобы напугать ее и заставить отказаться от расследования?Если так, то эти люди выбрали неподходящий объект для применения метода запугивания. Поскольку это могло привести лишь к одному: ее решимость выяснить реальную подоплеку всей этой истории станет еще крепче.* * * Лондон В пабе, носившем название “Альбион” — он находился на Гаррик-стрит, на краю Ковент-гарден, — были низкие потолки нарочито грубые деревянные столы, а пол посыпали опилками. Это было одно из тех заведений, где можно выпить любой из двадцати сортов настоящего эля и съесть сосиски с картофельным пюре, пудинг с почками и знаменитый “долматец” — вареный пудинг с изюмом. Во время ленча сюда битком набивались элегантные банкиры и деятели рекламного бизнеса.Жан-Люк Пассар, младший офицер охраны Корпорации, понял, почему англичанин выбрал для встречи именно это место, как только вошел в паб. Здесь было столько народу, что наверняка никто не обратит на них внимания.Англичанин сидел в кабинке один. Он выглядел именно так, как его описали: неприметный человек лет сорока, с торчащими ежиком преждевременно поседевшими волосами. При более пристальном взгляде становилось видно, что кожа на его лице была очень гладкой, почти натянутой, как после косметической операции. Одет он был в синюю спортивную куртку и белую водолазку. Плечи у него были широкими, а талия тонкой; даже издалека он казался очень хорошо развитым физически. И все же в толпе вряд ли кто-нибудь обратил бы на него особое внимание.Пассар сел напротив него за столик в кабинке и протянул руку.— Жан-Люк.— Тревор Гриффитс, — в свою очередь, представился англичанин. Рукопожатие его было вялым, чуть заметным, словно у человека, которого совершенно не интересует, что о нем могут подумать. Ладонь оказалась большой, гладкой и сухой.— Встреча с вами — это честь для меня, — сказал Пассар. — Об услугах, оказанных вами Корпорации за эти годы, рассказывают легенды.В мертвенно неподвижных серых глазах Тревора не появилось никакого выражения.— Мы не стали бы тревожить вас в вашей... вашей отставке, если бы не возникла крайняя необходимость.— Вы изгадили какое-то дело. — Это был не вопрос, а утверждение.— Мы потерпели неудачу.— И хотите повторить попытку.— Можно сказать, заручиться страховым полисом. До полнительной гарантией. Мы и впрямь не можем позволить себе неудачу.— Я работаю один. Вы это знаете.— Ну, конечно же. При тех результатах, которых вы добиваетесь, никому не придет в голову подвергать сомнению ваши методы. Вы сами решите проблему, как сочтете нужным.— Хорошо. Теперь дальше. Нам известно местонахождение цели?— В последний раз его видели в Цюрихе. Но мы не знаем точно, куда он отправился дальше.Тревор молча вскинул бровь. Пассар покраснел.— Он любитель. Периодически выходит на поверхность. Скоро мы снова выйдем на его след.— Мне потребуется хороший комплект фотографий цели, сделанных в максимальном количестве ракурсов.Пассар пододвинул к собеседнику через стол большой конверт из плотной бумаги.— Уже сделано. Там также лежат закодированные инструкции. Как вы понимаете, мы хотим, чтобы работа была проделана быстро и так, чтобы не осталось следов.Тревор Гриффитс одарил Пассара взглядом боа-констриктора.— Вы уже впутали в дело нескольких неумех. Мало того, что вы попусту потратили и деньги, и время, — вы еще и понапрасну встревожили клиента. Он теперь напуган, осторожен и, без сомнения, позаботился о том, чтобы передать своим поверенным документы, которые будут преданы гласности в случае его смерти при любых мало-мальски подозрительных обстоятельствах. Поэтому к нему теперь гораздо сложнее подобраться. Ни вам, ни вашим руководителям не стоит утруждать себя попытками давать мне советы по поводу того, как выполнять мою работу.— Но вы уверены, что справитесь с этим делом?— Я полагаю, вы пришли ко мне ради него?— Да.— В таком случае не задавайте дурацких вопросов. Мы все обсудили? Тогда давайте расстанемся, поскольку у меня намечается очень занятой вечер.Анна вернулась в свой номер, нашла в мини-баре крошечную бутылочку с белым вином, отвинтила пробку, налила вино в пластмассовый стаканчик, выпила одним глотком, а потом поспешила в ванную и пустила такую горячую воду, какую только могла выдержать. Пятнадцать минут она лежала в кипятке, пытаясь упорядочить мысли и начать спокойно думать, но перед глазами у нее все так же стояла тупая хромированная решетка “Линкольна”. И еще в мозгу звучал негромкий голос Призрака, его слова: “Я не верю в совпадения, мисс Наварро. А вы?” И все же самообладание постепенно возвращалось к ней. Что случилось, то случилось, не так ли? Важной частью ее работы являлось понимание того, чему следует придавать значение, а чему нет, но существовала еще профессиональная опасность искать смысл в тех вещах, в которых его вовсе не было.Затем она завернулась в махровый халат. После ванны она почувствовала себя гораздо спокойнее и поняла, что очень голодна. На полу лежал подсунутый под дверь конверт из крафт-бумаги. Анна подняла его и опустилась в кресло, обтянутое материей в цветочек. В конверте оказались копии банковских документов Мэйлхота за последних четыре года.Зазвонил телефон.Это был сержант Арсено.— В половине одиннадцатого мы с вами сможем встретиться со вдовой. Вас устраивает это время? — В телефонной трубке она слышала тот шум, который всегда можно услышать вечером в любом полицейском отделении.— Да, встретимся там в десять тридцать, — решительно ответила Анна. — Благодарю вас. — Она на мгновение задумалась, стоит ли говорить ему о случае с “Линкольном”, и решила, что не стоит. Почему-то она опасалась, что это подорвет ее авторитет — что она покажется коллеге уязвимой, напуганной, легко впадающей в панику.— Что ж... — сказал Арсено и немного замялся. — Пожалуй, в таком случае я поеду домой. Я не думаю... Я буду проезжать мимо вас, так что, если вы надумали чего-нибудь перекусить... — Он говорил быстро, обрывая фразы, не договорив. — Или, может быть, выпить рюмочку на сон грядущий. — Было видно, что он старается придать своим словам шутливый тон. — Или еще что-нибудь в этом роде...Анна ответила не сразу. Вообще-то она была бы не против того, чтобы провести вечер в компании.— Спасибо вам за предложение, — сказала она после паузы. — Но я на самом деле устала.— Я тоже, — быстро откликнулся он. — Долгий выдался день. Ну, что ж, в таком случае увидимся утром. — Его тон чуть заметно изменился: теперь это был уже не мужчина, уговаривавший женщину провести с ним вечер, а профессионал, говорящий с другим профессионалом.Положив трубку, Анна почувствовала ощущение пустоты. Потом она закрыла шторы на окнах и принялась изучать документы. Ей нужно было еще много чего сделать.Она была уверена в том, что настоящая причина того, что она до сих пор не вышла замуж и не допускала слишком серьезных отношений, состояла в том, что она хотела полностью управлять своей собственной жизнью. Как только вступишь в брак, сразу появляется обязанность перед кем-то отчитываться. Если ты хочешь что-то купить, то нужно доказывать необходимость покупки. Нельзя работать до глубокой ночи, не испытывая чувства вины перед супругом, нужно договариваться и оправдываться за задержку. Твоим временем распоряжаешься уже не ты, а кто-то другой.Коллеги по управлению, не слишком хорошо знавшие ее, называли ее Ледяной девой и, вероятно, какими-то куда более оскорбительными прозвищами — главным образом потому, что она редко с кем-нибудь встречалась. Причем так относился к ней не один только Дюпре. Людям не нравится, когда привлекательные женщины слишком долго остаются одинокими. Это оскорбляет их представление о естественном порядке вещей. Они были не в состоянии понять одного: она была самым настоящим трудоголиком и, мало общаясь с людьми, почти не имела времени на то, чтобы каким-то образом знакомиться с мужчинами. Все те мужчины, с которыми она часто имела дело, работали вместе с нею в УСР, а романы с коллегами не могли повлечь за собой ничего, кроме неприятностей.Или по крайней мере так она себе говорила. Она предпочитала не думать о том, что произошло с нею, когда она училась в школе, хотя все еще продолжала переживать этот случай и почти каждый день вспоминала о Брэде Риди — вспоминала со свирепой ненавистью. Если в метро ей случалось уловить запах цитрусового одеколона, которым обычно пользовался Брэд, то ее сердце стискивала мгновенная судорога страха, тут же сменявшегося рефлексивным гневом. Или же если она видела на улице высокого белокурого подростка, одетого в полосатую красно-белую футболку, то в первую секунду ей мерещился Брэд.Ей было шестнадцать лет, и внешне она уже превратилась в женщину; причем, как ей не раз говорили, в красивую женщину. Правда, она сама все еще не сознавала этого и не знала, стоит ли верить комплиментам. У нее все еще было не так уж много друзей, но на изгоя она больше не походила. Она почти ежедневно ссорилась с родителями, потому что не могла больше выносить жизнь в их крошечном домишке; она испытывала здесь приступы клаустрофобии, она задыхалась.Брэд Риди был старшеклассником и хоккеистом и поэтому принадлежал к школьной аристократии. Она была младше и в первый момент не поверила в реальность происходившего когда Брэд Риди — Брэд Риди! — остановился возле нее, стоявшей перед своим шкафчиком для вещей, и спросил, не хочет ли она когда-нибудь отправиться прогуляться. Она подумала, что это шутка, что он хочет как-то разыграть ее, и насмешливо отказалась. Уже тогда она начала применять сарказм в качестве защитной оболочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15