Эванджелина даже рот открыла от удивления — ведь это была ее работа! Она-то знала, что из всех ее полотен «Гибель Леопольда» является самой лучшей, ее шедевром, венчающим долгие годы напряженной учебы. Эванджелина даже огорчилась, когда Питеру удалось продать картину, несмотря на то что она запросила слишком высокую цену в тайной надежде отпугнуть покупателя. Но покупатель, пожелавший остаться неизвестным, заплатил за картину золотом и увез ее в неизвестном направлении. В то время ее это немало озадачило.
Пока Эванджелина, рассматривая картину, оказавшуюся на стене гостиной ее мужа, размышляла о превратностях судьбы, в приоткрытую дверь осторожно постучали. Круглолицая служанка, которую, насколько могла запомнить Эванджелина, звали Труди, робко вошла и, сделав книксен, окинула взглядом комнату.
— Прошу прощения, миледи, но милорд разрешил привести к нему Зою. Она слишком возбуждена и никак не может заснуть.
Из-за накрахмаленных юбок Труди выглянуло личико девочки в ночном чепчике.
Эванджелина встала и торопливо подошла к двери.
— Неудивительно, что ей не спится. После всей этой суеты мне тоже не хочется спать.
Труди неуверенно топталась на пороге, а Эванджелина присела, чтобы разглядеть дочурку Эллиота. Зоя была хорошенькая, словно фарфоровая куколка, с губками, изогнутыми, как лук Купидона, карими глазками и копной непослушных каштановых локонов, то здесь, то там выбивавшихся из-под чепчика, что делало ее похожей на только что проснувшегося лесного эльфа.
Эванджелина протянула ей руку.
— Здравствуй, Зоя, — тихо произнесла она. — Я Эванджелина.
Посмотрев на протянутую руку, Зоя чуть помедлила, потом упрямо сложила на животе собственные руки. Она воинственно выпятила челюсть и стала очень похожа на Эллиота, так что Эванджелина едва удержалась от смеха.
Девочка скептически прищурила глаза и стала пристально разглядывать Эванджелину.
— Мой папа сказал, что у меня будут кузины и кузены, с которыми можно играть. И еще будет мама.
— Все правильно. Так оно и будет. А что касается мамы, то папа, наверное, имел в виду меня. Ты не возражаешь?
— А кузенов ты привезла? — вопросом на вопрос ответила Зоя, словно договариваясь о покупке лошади. Она с неприкрытым недоверием продолжала осматривать Эванджелину.
— Привезла. Полную карету. Их столько, что тебе, наверное, и не сосчитать.
— Как бы не так! Мне уже семь лет. И я умею считать до пятисот. И складывать числа.
Эванджелина сделала вид, будто очень удивлена.
— В самом деле?
Зоя кивнула и наконец взяла протянутую руку. Эванджелина поднялась с корточек и повела Зою на диван.
— Признаюсь, Зоя, я удивлена твоими успехами. Мне говорили, что у тебя нет учителя, поэтому я привезла его с собой. Но тебе, возможно, не нужен учитель?
— Этого я не знаю, — призналась Зоя, взбираясь на диван. Поерзав, она нашла удобное положение и уселась, болтая ногами. Эванджелина села рядом с ней. — Наверное, мне потребуется учитель, — продолжила малышка, — потому что гувернантки у меня тоже нет.
— Не беспокойся, Зоя, я привезла с собой мистера Стокли. Он тебе наверняка понравится, — сказала Эванджелина, поправляя чепчик на головке девочки.
Зоя вяло кивнула. Глаза у нее закрывались.
— А волосы у тебя действительно такого же цвета, как желтые обои, — сонным голосом пробормотала она, уткнувшись в плечо Эванджелины. — И ты хорошенькая, как и рассказывал папа. Я должна называть тебя мамой?
— Как пожелаешь, Зоя, — прошептала Эванджелина. — Поспи, а утром решишь, чего ты хочешь. Утро вечера мудренее.
Некоторое время Эванджелина сидела не двигаясь и вглядывалась в личико спящей девочки, отыскивая черты, напоминавшие Эллиота, и она их находила — в изгибе шеки, в форме лба, в длинных густых ресницах. Она осторожно подобрала под чепчик прядь волос, упавшую Зое на нос.
— Какая милая парочка, леди Рэннок, — протяжно произнес тихий голос из темного коридора, и в комнату вошел ее муж. — Мне начинает казаться, что моей дочери ты нужна почти также сильно, как… — Заметив Труди, он пожал плечами и не закончил фразу. Эллиот был без пиджака, в одной руке держал наполовину наполненный бокал, украшенный его гербом, в другой — потрепанную книгу, которую читают на сон грядущий, и тряпичную куклу, у которой не хватало одного глаза.
Он довольно долго просто стоял и молча смотрел на жену и дочь, наслаждаясь покоем, которым веяло от этой картины. Его жена, его ребенок в его доме. Да, именно этого ему всегда не хватало.
Он понимал, что это глупые, сентиментальные мысли. Но это его не беспокоило. Наконец-то этот безумный день закончился. Эванджелина теперь принадлежит ему. Она для него — воплощение тепла и спокойствия в этом холодном, сумасшедшем мире, и его Зоя у нее на руках. Вместе они были так безупречны, так изящны, что напоминали сонет, воплощенный в плоть и кровь. Эллиот в третий раз с тех пор, как познакомился с Эванджелиной Стоун, пожалел, что он не художник.
— Она заснула, — сказала Эванджелина. Труди тут же подошла и хотела взять девочку.
— Я сам уложу дочь, — остановил ее Эллиот и, положив на стол книгу и куклу, взял малышку на руки. — Ты тоже иди спать, Труди. Я очень скоро вернусь, — добавил он, обращаясь к Эванджелине. — Ты подождешь меня?
— Ответь сначала: правда ли, что ты сказал, будто у меня волосы цвета твоих обоев?
Губы Эллиота дрогнули в озорной мальчишеской улыбке.
— Если мне не изменяет память, это были очень дорогие обои, миледи, — заявил он и ушел.
Оставшись одна, Эванджелина стала размышлять о мужчине, за которого только что вышла замуж. Прислушиваясь к его шагам на винтовой лестнице, она подумала, что интересно было бы узнать, что он имел в виду, когда не договорил фразу, увидев в комнате Труди. Что она нужна ему? Он уже говорил об этом и раньше, но стоит ли ему верить? Любит ли он ее? Она убедилась, что он способен любить. Что, если не любовь, светилось в его глазах, когда он смотрел на свою дочь? Одно было ей совершенно ясно: оба они — и Эллиот, и его дочь — отчаянно нуждались в нормальной любящей семье.
Какое счастливое совпадение! Он только что женился на целой семье, разве не так?
В последующие несколько дней у Эванджелины не оставалось свободного времени для размышлений. Поскольку пока еще не было решено, надолго ли семейство задержится в Страт-Хаусе, Эванджелина распорядилась, чтобы занятия детей шли как обычно, а это означало включение дочери Эллиота не только в повседневные дела семьи, но и в учебу тоже. Для работы Эванджелины была устроена временная студия, а небольшая классная комната тщательно вычищена и оборудована всем необходимым. Даже будучи очень занятой, Эванджелина успела заметить, что, несмотря на браваду Зои, ее уровень знаний оставлял желать лучшего. Сменявшие одна другую гувернантки, видимо, обращали больше внимания на вышивание, чем на географию. Она попросила мистера Стокли дать оценку знаниям Зои и определить, какие пробелы необходимо восполнить. Как ни печально, дети довольно быстро заскучали в Страт-Хаусе. В первую неделю их пребывания в Лондоне наперебой высказывались пожелания побывать в цирке, где выступали дрессированные лошадки, съездить за новыми книгами или за мороженым к Гюнтеру. Эллиот баловал детей, беспрекословно исполняя их желания. Эванджелина посмеивалась про себя над тем, какую сенсацию должно было произвести в свете появление безнравственного маркиза Рэннока в окружении такой компании. Однако несмотря на неукоснительное выполнение Эллиотом родительских обязанностей, дети быстро утратили интерес к городским удовольствиям и все чаще поговаривали о возвращении в деревню. Даже Зоя, узнавшая о том, что поедет вместе с ними, быстро включилась в общий хор заскучавших детей.
Эванджелина вздохнула.
Сидевший рядом с ней мистер Стокли откашлялся и поправил очки, которые медленно сползали со вспотевшего носа.
— Возвращаясь к теме нашего разговора, мисс… извините, миледи, я должен сказать, что мисс Армстронг — очень умный ребенок. Несмотря на то что она практически не получила никакого классического образования, — он презрительно хмыкнул, — ей присущи способность логически мыслить и творческое воображение. Она быстро нагонит всех остальных и займет достойное место в классе.
Эванджелина внимательно слушала его, наблюдая, как Тео, ударив ракеткой по волану, направил его куда-то в сторону мистера Стокли. Не долетев нескольких ярдов, волан упал в цветущий кустарник.
Младшие дети бросились в кусты на поиски волана. Неожиданно раздался пронзительный крик. Эванджелина, привыкшая немедленно брать под контроль любую критическую ситуацию, в мгновение ока оказалась рядом. Раздвинув ветви кустарника, она увидела Зою, которая со слезами протягивала к ней руку. Тут же были Майкл и Фредерик.
— Мама! Мама! Она меня укусила! — рыдая, жаловалась Зоя.
— Пчела, — пояснил Майкл.
— Пчела, — подтвердила Фредерика. — Она ужалила ее в указательный палец!
— Видишь? — простонала Зоя и показала Эванджелине палец.
Палец действительно распухал на глазах. Эванджелина, взяв девочку на руки, поднесла ее палец к губам.
— Знаю, малышка, тебе больно, — успокаивая Зою, прошептала Эви. Значит, теперь она стала мамой. Потребовалось менее двух недель, чтобы заслужить столь почетное звание. Эванджелина втайне была очень довольна. Она прижалась щекой к волосам девочки. — Надо сразу же смазать мазью. Давай-ка поищем миссис Вуди, а?
Продолжая нашептывать ей что-то утешительное, она понесла Зою к дому и практически наткнулась на массивную фигуру своего мужа. Эллиот стоял, расставив ноги, на дорожке и, судя по выражению его лица, был чем-то рассержен.
— Я сам отнесу Зою к миссис Вуди. Фредди может пойти со мной, — сказал он, заметив встревоженное личико Фредерики, стоявшей рядом с Эванджелиной, — а тебе придется поговорить с неким мистером Джонсом, который ждет тебя в библиотеке. Ты должна ответить на вопросы этого господина… даже если они покажутся тебе оскорбительными. С тобой будет мой секретарь Джералд Уилсон. Извини меня, Эви, — прошептал он.
Эванджелина изумленно уставилась на него, но он повернулся и вместе с Фредерикой и Зоей на руках решительно зашагал в сторону кухни.
В библиотеке царило тяжелое молчание. Когда пять минут назад маркиз Рэннок, в гневе стукнув кулаком по столу, выбежал из комнаты, сыщик полицейского суда Джонс вскочил со своего места, да так и остался стоять возле стула.
Джералд Уилсон, стоявший у окна, подошел к нему.
— Мистер Джонс, — обратился он к сыщику, пытаясь, хотя и без особого успеха, скопировать высокомерный взгляд своего хозяина, который только что возымел столь устрашающий эффект, — вы собрали какие-нибудь дополнительные сведения относительно пропавшего браслета? Сыщик взглянул ему в лицо.
— Собрал, — ответил он с некоторой неохотой. — Я еще раз побывал у матери мисс Фонтэйн в Роутем-Форде. Миссис Таннер твердо стоит на своем. Она утверждает, что милорд оставил записку, которая, по ее словам, носила угрожающий характер, и ничего больше.
— И вы этому поверили? — презрительно фыркнув, сказал Уилсон.
Джонс пожал плечами.
— Я знаю, что на таких, как миссис Таннер, нельзя полагаться, и я не так глуп, чтобы не понимать, что если она прикарманила браслет, то едва ли сразу раскается в содеянном.
В это мгновение Маклауд распахнул двери библиотеки, пропуская новоиспеченную маркизу. Уилсон на мгновение встретился с ней взглядом. Леди Рэннок всегда двигалась с уверенной грацией, неизменно производя впечатление человека компетентного и заслуживающего доверия. Однако сегодня ко всему этому добавлялось явное раздражение.
Уилсон чуть заметно усмехнулся, он готов был поклясться, что эта леди, которая прибрала к рукам Рэннока, справится и с Джонсом. Десять дней назад маркиз весь дом перевернул с ног на голову, когда прибыл с молодой женой, четырьмя детьми и воспитателем в придачу. Такого светопреставления Уилсон еще не видывал, а уж ему-то за долгие годы работы в Страт-Хаусе пришлось повидать многое.
Молодая жена Рэннока была для досужих сплетников личностью несколько загадочной. Она никак не походила на наивную девочку, сошедшую только что со школьной скамьи. Красивая леди с легким иностранным акцентом, причем чуть старше, чем обычно принято выходить замуж. Более того, Уилсону из весьма авторитетных источников стало известно, что именно она — кто бы мог подумать! — является тем самым знаменитым художником Э. ван Артевальде! Это по крайней мере объясняло возникшее недавно увлечение милорда фламандской живописью, ведь в прошлом Рэннок интересовался отнюдь не высоким искусством, а более грубыми сторонами жизни, А за последнее время в Страт-Хаусе появились три великолепные работы ван Артевальде, и хотя они стоили недешево, Рэннок и глазом не моргнул, подписывая чеки.
А удивительнее всего было то, что Рэннок уже несколько месяцев пребывал в отличном настроении. Как там говорит его чудаковатый камердинер? «Шерше ля фам»? В этом он, пожалуй, прав! Когда леди Рэннок быстро пересекла комнату и подошла к ним, у Уилсона исчезли последние сомнения относительно причины неожиданной перемены характера его хозяина. Вместо этого он начал всерьез подумывать, не пора ли присягнуть на верность новой хозяйке.
Целых десять дней в доме царили шум и суета, повсюду бегали дети, комнаты меняли свое предназначение. Переставлялась мебель, перераспределялись обязанности слуг, на кухню нанимали дополнительную рабочую силу, вносили изменения в меню. Анри, драгоценный французский повар Рэннока, промучившись два дня, ушел в истерике, заявив, что не в состоянии без конца готовить яичницу для банды ненасытных чудовищ, хотя, по мнению Уилсона, такое определение больше подходило к старым друзьям, чем к новому семейству маркиза. Кембл пребывал в радостном волнении, а миссис Вуди, судя по всему, была чрезвычайно довольна переменами и без устали твердила всем и каждому, что новая маркиза знает толк в том, как управлять приличным хозяйством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43