— Вы от меня так легко не отделаетесь, Рэннок! Вызовите меня снова, и на этот раз я вас убью! — прохрипел Крэнем.
— И не подумаю, — сказал в ответ Эллиот, а его друзья за столом незаметно обменялись удивленными взглядами. Сэр Хью поудобнее расположился на стуле, чтобы наблюдать за словесной перепалкой.
— Ну же! — приставал Крэнем. — Я настаиваю!
— На чем? — спросил Эллиот, внимательно вглядываясь в карты. — Зачем бы мне вызывать вас, если вы имеете обыкновение не являться на место дуэли?
— Ну и черт с вами! — прошипел Крэнем, безуспешно пытаясь стянуть с руки перчатку, чтобы бросить ее в лицо Эллиоту. — Я сам вызову вас, Рэннок! Завтра утром я пришлю к вам своих секундантов. — Он повернулся и пошел прочь, но Эллиот схватил его за плечо:
— Полно вам, Мур. Возможно, нас обоих использовали. Уверяю, я не хочу драться с вами. Откажитесь от вызова, и забудем об этом.
— Ни за что! — спокойно ответил неожиданно протрезвевший Крэнем.
— Ну, как хотите, — сказал Эллиот, выпуская из рук плечо барона. — Пришлите секундантов к майору Уинтропу. Мне желательно покончить с этим делом на рассвете. Предлагаю пистолеты, по одному выстрелу. Есть возражения?
— Никаких, — коротко ответил его противник.
Эванджелина поднялась с кровати и в темноте натянула халатик. Она с трудом заснула, да и то проспала недолго. На этот раз ее бессонница была связана не с Эллиотом, а с гораздо более страшной проблемой.
Она взяла с прикроватного столика письмо, которое пришло с вечерней почтой, и сунула его в карман халата. Потом она медленно спустилась по лестнице в библиотеку, задержавшись в коридоре, чтобы зажечь свечу. Лампа напомнила ей, как всего несколько дней назад красивое лицо Эллиота склонялось здесь, чтобы прикурить манильскую сигару.
Нет! Так дело не пойдет! Ей не следует о нем думать, тем более сейчас, когда от нее, возможно, зависело счастье Майкла. В библиотеке, устроившись в своем обычном кресле, она перечитала письмо, но и при свете свечи, как и при дневном свете, не нашла в нем ничего, что содержало бы проблеск надежны.
Ее дедушка был при смерти. Поскольку Питер Уэйден отсутствовал, ее поверенный написал ей, чтобы предупредить, что дни лорда Трента сочтены. Доктора уже три дня как уехали из Кэмберт-Холла, прислав к нему священника. Он умирал от чахотки, и на сей раз у него не было шанса выжить.
Дед всегда был слабым во всем, кроме физического здоровья. Неужели теперь он подведет своих внуков и в этом смысле? Эванджелина вздохнула и откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Возможно, она придает слишком большое значение смерти деда. Ведь он уже давно лишился всякой власти, полностью подчинившись своей второй жене. Казалось бы, какая разница, жив ли он или умер. Но разница была. И Эванджелина это знала.
Следующим графом будет ее слабоумный дядюшка! Она, конечно, не зависела от его финансовой поддержки. Он будет служить марионеткой в руках своей мачехи, потому что леди Трент будет всего лишь вдовствующей графиней. Она понимала, что после смерти мужа ее власть сильно пошатнется. Но дядюшка был таким же слабовольным, как и ее дед. Неужели все мужчины из семейства Стоун такие бесхребетные слабаки? Эванджелина задумалась, до крови закусив губу.
Нет, конечно, это не так. Младший сын, ее дядюшка Фредерик, отдал жизнь за короля и отечество. Ее отец тоже не был трусом, он был тонкой натурой, но достаточно решительной, чтобы, отказавшись от всего, жениться на любимой женщине. Но семья держалась на сильном характере ее матери и, когда ее не стало, чуть не распалась. Максвелл Стоун, талантливый художник, настолько сильно любил жену, что так и не смог пережить утрату. Это не было слабостью. Это было безудержное горе. Именно так Эванджелина и расценивала то, что с ним происходило. Она понимала, что смерть принесла ему покой, и была готова выполнить обещание, которое дала своей матери. Мария ван Артевальде учила дочь, что долг женщины — не допускать распада семьи, чего бы это ни стоило.
Талант художника Эванджелина унаследовала от обоих родителей, но от матери она еще получила изящную внешность натуральной блондинки и, что еще важнее, фламандский прагматизм, который сейчас помогал ей выстоять в сложной ситуации. Угроза со стороны леди Трент была вполне реальной, но не могла реализоваться сразу. Они находятся в Англии. А здесь едва ли можно ожидать похищения под покровом ночи. Возможно, пройдут недели, а то и месяцы, пока что-нибудь случится. Утром она напишет поверенному и попросит его подготовить все правовые обоснования для того, чтобы Майкл остался с ней. А когда будут исчерпаны все легальные возможности, она увезет Майкла на родину, где все они и будут жить, скрываясь, если потребуется, до тех пор, пока вторая жена дедушки не присоединится к своему мужу в фамильном склепе.
Эванджелина еще раз мысленно повторила свой план. Она и Майкл могли бежать в любой момент. Уинни с остальными детьми могли приехать позднее, потому что никому не пришло бы в голову их преследовать. Военные действия наконец закончились, и она знала не менее десятка способов нелегального въезда во Францию и Фландрию. У ее родителей было множество друзей в каждой провинции. Она сама говорила на шести языках, Майкл — на четырех. Они могли сойти за французов, швейцарцев или австрийцев. Среди эмигрантов, с континента, бежавших в Англию от Наполеона, у нее и Питера Уэйдена было немало друзей и деловых партнеров. Так что спрятаться, а потом бежать из страны было нетрудно.
Эванджелина понимала, что должна сдержать обещание, данное матери, хотя на этот раз это было совсем нелегко — она должна будет оставить в Англии свое сердце. Отвергнув одного за другим нескольких претендентов на ее руку, она, сама того не желая, поддалась чарам Эллиота Робертса, о котором почти ничего не знала. Она безнадежно влюбилась в него, в чем могла признаться только себе. Несмотря на то что они были знакомы совсем недолго, ее страсть к нему превратилась в адское пламя, переходившее в сладкую пытку, когда он был рядом. Хотя она не была уверена относительно чувств Эллиота к ней, пребывание в Европе без надежды когда-либо вновь встретиться с ним было бы настоящей агонией.
Покинуть Англию ей было нетрудно, потому что, как бы ни любила она Чатем-Лодж, Фландрию она любила не меньше. Чатем-Лодж принадлежал Майклу, Николетте было выделено щедрое приданое, но дом в Генте был собственностью Эванджелины. Это был ее родной дом. Несмотря на частые поездки по Европе, мать родила в этом доме пятерых детей. Этот старинный дом, расположенный на живописном берегу канала, был свидетелем рождения нескольких поколений ее предков ван Артевальде в течение трех сотен лет.
Однако даже радость возвращения домой не сможет утешить ее, если она потеряет единственного мужчину, которого способна полюбить. Эванджелина ломала голову, пыталась придумать, каким образом сохранить и то и другое. Может быть, отправить Майкла к друзьям, а самой бесстыдно броситься на шею Эллиоту? Нет, она понимала, что не сделает этого. Может быть, уговорить его уехать с ними? Нет, это было бы неприлично и глупо. К. тому же отсутствие опыта не позволяло ей разобраться в чувствах Эллиота к ней. Он совсем недавно расторг помолвку и все еще не оправился от своей потери. Эванджелина чувствовала, что его к ней тянет. Но мужчины часто желают женщин, и нередко за этим ничего, кроме физиологического влечения, не кроется. В их ситуации она едва ли могла позволить себе делать какие-либо заключения.
Эванджелина хотела было рассказать ему обо всем, но испугалась. Эллиот, как и большинство мужчин, был упрям и самоуверен. Если он испытывает к ней глубокое чувство, то, возможно, сочтет своим долгом вмешаться в предстоящую борьбу с леди Трент, а этого нельзя допустить. Победить он не сможет, а навредить своими усилиями — вполне. Пример ее родителей показал ей, что воевать с леди Трент бесполезно. Было бы глупо даже отрубить ей голову острым топором, как бы заманчиво это ни казалось. Эта дама была настоящей горгоной Медузой во плоти.
Более того, разрыв ее семьи с родней по отцовской линии делал потомков отца, согласно суровым канонам высшего света, неприемлемыми для общества личностями. Одно это могло заставить Эллиота воздержаться от дальнейших отношений с ней.
Как ни ужасно, но ее мысли возвращались все к тому же греховно-заманчивому варианту. Можно стать любовницей Эллиота и насладиться каждым мгновением того времени, которое осталось в их распоряжении. Это будет нетрудно осуществить. Уинни сделает вид, что ничего не замечает, к тому же они слишком долго прожили на континенте, чтобы их смущали строгие моральные нормы английского общества. Правда, это было рискованно, плотская любовь способна захватить ее. Будет ли ей труднее уехать? Несомненно. Поколеблется ли ее решимость защитить Майкла? Никогда!
К сожалению, еще большее беспокойство вызывала возможность забеременеть. В Англии Фредерика, незаконнорожденный ребенок, считалась парией. Во Фландрии к этому относились проще, особенно в среде художников. Тем не менее над тем, чтобы родить внебрачное дитя, следовало тщательно подумать. Мысль о том, чтобы держать ребенка Эллиота на руках, потрясла ее до глубины души. Еще семь лет назад, пока был жив отец, она всегда мечтала иметь мужа и детей. Тогда в их доме было всегда много гостей с континента, и у Эванджелины не было недостатка в поклонниках. Ей всегда хотелось иметь собственного ребенка, потому что, как бы не любила она Николетту и Майкла, это было совсем не то. Но она и мечтать не могла о том, чтобы полюбить такого мужчину, как Эллиот Робертс, нежного и сильного, который ответил бы на ее любовь, и, возможно, даже иметь от него ребенка.
Эванджелина решительно остановила разгулявшуюся фантазию. Не следует даже думать об этом. По крайней мере сейчас, когда многое поставлено на карту. У нее будет достаточно времени на сожаления и на глупые мечты, когда она останется в одиночестве в своем доме в Генте. Она задула свечу и остальную часть пути наверх проделала в темноте. Проходя мимо спальни Майкла, Эви остановилась и открыла дверь.
Мальчик разметался на простынях, а одеяло было давно сброшено на пол. Сквозь широко распахнутое окно в спальню проникал призрачный лунный свет. В этом слабом освещении поблескивали белокурые волосы Майкла. На его лице было такое милое выражение, что Эванджелина тут же поклялась ни за что не допустить, чтобы что-нибудь нарушило эту безмятежность.
Жизнь — жестокая штука, и Эванджелина не питала иллюзий относительно того, что не сможет оградить Майкла от ее грубых реальностей, когда он станет молодым человеком. Тем не менее она не позволит, чтобы этого мирно спящего малыша, которого она любила как собственное дитя и о котором обещала заботиться, научили считать себя лучше, чем другие, потому лишь, что у него в жилах течет другая кровь. И она не допустит, чтобы его оторвали от семьи. Эванджелина дала слово и сдержит его любой ценой. А главное, она любит его и умрет, если потеряет.
Годфри Мур, барон Крэнем, ясно почувствовал, как над ним пролетел ангел смерти, обдав тело могильным холодом. Он не сомневался, что это конец. С чувством обреченности он вынул украшенный резьбой дуэльный пистолет из бархатного гнездышка и взвесил его на ладони. Потом он передал его Генри Карстерсу, чтобы тот осмотрел и зарядил его. На другом конце поляны его второй секундант, Эдвин Уилкинс, стоял рядом с элегантным лордом Линденом, обсуждая расстояние. По правде говоря, Крэнему с трудом удалось раздобыть секундантов для этой утренней дуэли. Он слишком поздно понял, что участвовать в дуэли на стороне противника Рэннока желающих мало.
А он сам вызвал на дуэль Рэннока! Рядом с ним майор Уинтроп, мрачно улыбаясь, захлопнул шкатулку из красного дерева с гербом Армстронгов на крышке, что заставило Крэнема еще явственнее ощутить ужас происходящего. С какой это стати он так распетушился, что отклонился от своего хорошо продуманного плана?
Он вовсе не собирался раскрывать свой план мести за смерть Сесили. Сначала Крэнем применил более тонкую тактику. Он попытался заручиться поддержкой дядюшки Сесили, но не добился ничего. Лорд Хауэлл упорно отказывался встретиться с ним. А когда Крэнему наконец удалось поймать барона в клубе, тот побелел как смерть и наотрез отказался выслушать его, повторяя, что боится гнева Рэннока.
Он без особого труда соблазнил любовницу Рэннока, но это оказалось пустой тратой времени. Потратив на это три недели и шесть сотен фунтов, Крэнем пришел к выводу, что остался без гроша, но так и не добился ничего, что могло бы способствовать осуществления плана мести. Антуанетта Фонтэйн не сообщила ему никакой полезной информации, а лишь без конца болтала о том, какие позиции предпочитает Рэннок, занимаясь любовью, и какого огромного размера у него то, что необходимо в этом деле в первую очередь. Такое однообразие тематики ее болтовни его быстро утомило. Но чашу его терпения переполнил отвратительный характер и бесконечное пьянство этой женщины.
А потом Рэннок вообще исчез с горизонта. Каждый вечер Крэнем рыскал по всяким злачным местам Лондона, поджидая его появления, но Рэннок не появлялся. Где этот сукин сын находился, никто не знал, да, кажется, и знать не хотел, потому что Рэннок не был любимчиком общества. Маркиз не появлялся даже в клубе «Брукс», членом которого посчастливилось стать Крэнему. Но если бы его покойный дедушка, предыдущий барон Крэнем, не был членом этого клуба, ему наверняка отказали бы. Однако теперь, несмотря на то что его высокомерный предок с голубой кровью не признавал его существования, не говоря уже о том, чтобы начертать его имя на фамильном древе, эксклюзивный лондонский клуб принял его в свои члены, потому что Крэнем заполучил титул. Удивительно, как много можно сделать с помощью изготовленного из мангового дерева ящичка с не облагаемым налогом индийским опиумом, презентованного нужному человеку в нужное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43