Его! Однако ее страстное желание было очевидным.
На сей раз он пойдет дальше и, будьте уверены, не ограничится простым пожатием руки в темноте или демонстрацией во всей красе собственного мокрого голого тела. Эллиот тщательно обдумал свою стратегию. У Эванджелины, конечно, сильный характер и твердые моральные принципы, однако перед страстью все это отступит на второй план. Эллиот представил себе, как густые белокурые волосы Эви разметались по его подушке, как вздымаются от прерывистого дыхания ее небольшие полные груди, как гостеприимно распахиваются ее изящные бедра. Его бросило в жар, а в воображении одна за другой возникали чарующие сцены чувственного исступления. Он соблазнит ее, и она его примет. С его-то мастерством он сумеет доставить ей удовольствие, а когда дело будет сделано, она будет принадлежать ему, и правда уже не будет иметь столь большого значения.
У Эванджелины не останется выбора.
Боже, о чем он думает? Что затевает? Неужели он действительно способен обесчестить порядочную девушку, чтобы заставить ее выйти за него замуж? Он понимал, что Эванджелину не следует пачкать своим прикосновением, но он был одержим, она была нужна ему. Или, может быть, просто зло слишком глубоко укоренилось в его характере?
Нет! Через два дня он приедет в Роутем-на-Ли и сразу же расскажет ей обо всем.
О чем он ей расскажет? О том, что предметом ее растущей сердечной привязанности является не кто иной, как то самое мерзкое чудовище — маркиз Рэннок?
Он уже имел представление о том, что ее семейство крайне отрицательно относится к маркизу Рэнноку и ему подобным людям. Хотя они не интересовались тем, что происходит в обществе, миссис Уэйден весьма откровенно высказала их отношение к этому «мерзкому чудовищу».
Эллиот не станет оправдываться. Он уже не наивный юноша, которого вовлекли в распутную жизнь по неопытности. Он вполне осмысленно избрал свой путь. Он сделал это в целях самозащиты от жестокой правды жизни, и не надо копаться в душе. Он всегда знал, что делает, даже если это был не слишком добропорядочный поступок.
И репутацию свою он вполне заслуживал. Многое из того, что о нем болтали, было правдой, а остальное, несомненно, рано или поздно тоже станет правдой. Он катился по наклонной плоскости, но не к разорению, как большинство Бенэмов, а прямиком в ад, хотя ему это было безразлично.
Эллиот стремительно вышел из комнаты и поднялся по винтовой лестнице на другой этаж. Прихватив с собой стоявшую в холле лампу, он направился по коридору в сторону классной комнаты и осторожно приоткрыл следующую дверь, потом крадучись проскользнул внутрь и, подойдя к кроватке дочери, поставил лампу на пол.
Глава 6
Зоя выглядела во сне необычайно умиротворенной. При свете дня девочка нередко бывала встревоженной и напряженной и казалась старше своих семи с половиной лет. Хорошенькая Фредерика д’Авийе была ее ровесницей, но они были такими разными! И Эллиот подозревал, что в этом каким-то образом виноват он сам: он упустил что-то очень важное в воспитании дочери, которая была его плотью и кровью.
Осторожно присев на краешек кроватки под балдахином, Эллиот окинул взглядом уютную розовую с золотом спальню дочери, с большим вкусом обставленную белой мебелью, импортированной из Франции. На полках, обрамляющих стены, было множество игрушек и книг, в гардеробе выстроились в ряд шелковые туфельки, шифоньер был полон самых разнообразных кружевных вещиц, предназначенных для маленьких девочек. Мисс Смит, гувернантка Зои, спала в смежной комнате. Как заверяли Эллиота, эта женщина обеспечивала самое лучшее воспитание, какое только можно купить за деньги. Но всего этого было явно недостаточно. После посещения Чатем-Лоджа Эллиот начал понимать, что именно от него требуется Зое. Однако от этого ему было не легче, он боялся, что ничего больше не сможет ей дать. Ему была необходима помощь.
Вот Эванджелина знала бы, что делать. Ему вдруг безумно захотелось, чтобы она была рядом. Эллиот импульсивно наклонился и поцеловал дочь в пухленькую розовую щечку. Выпрямляясь, он с испугом заметил, как затрепетали ее ресницы и она открыла глаза.
— Что случилось, папа? — настороженно спросила девочка, широко раскрыв черные глазки.
— Ничего, малышка. Я зашел, чтобы поцеловать тебя на ночь и сказать, что люблю.
Он увидел, как Зоя улыбнулась и кивнула, как будто отец заходил к ней каждый вечер и это было в порядке вещей. Так должно было быть, но не было, и они оба хорошо знали об этом.
— Зоя, — неуверенно пробормотал он, — ты здесь счастлива? Страт — большой и безлюдный дом. Иногда даже мне бывает здесь одиноко. Может быть, и тебе тоже?
— Мисс Смит говорит, что я должна быть благодарна за то, что у меня есть дом, — неохотно призналась Зоя. — И за то, что мне позволяют здесь жить, я должна хорошо учиться и быть послушной девочкой. Я не должна жаловаться и причинять беспокойство.
Эллиот мысленно отметил, что мисс Смит следует уволить сразу же после завтрака.
— Я люблю тебя, Зоя, и ты всегда будешь рядом со мной. Независимо от того, плохо или хорошо ты себя ведешь, умная ты или глупенькая. Разве ты этого не понимаешь?
Девочка молча тряхнула головкой, и каштановые кудряшки, выбившиеся из-под ночного чепчика, блеснули в свете свечи. Несмотря на несколько запоздалое намерение Эллиота стать хорошим отцом, он видел, что его родное дитя страдает от неуверенности и чувства незащищенности, хотя такие эмоции противопоказаны любому ребенку, и в этом виноват он.
— Я люблю тебя, малышка, — снова повторил он и мысленно добавил: «Я хотел бы стать хорошим отцом, но не знаю, как это сделать».
Он осторожно уложил ее в кровать. Эллиот не хотел пугать дочь. Да и себя тоже.
В помещении, где уплачивались взносы за членство в фешенебельном лондонском клубе «Брукс», собралось множество представителей высшего общества. В соседних залах титулованная знать Англии и представители нетитулованного мелкопоместного дворянства сгрудились вокруг карточных столов, как они делали это каждый вечер во время светского сезона и в любое другое время года. Эллиот приехал поздно и в чрезвычайно плохом настроении. Ему не хотелось ни пить, ни играть. Он предпочел бы остаться в Страт-Хаусе и печально размышлять о том, какой могла бы быть его жизнь.
Но он не мог этого сделать, потому что дал слово Уинтропу в тщетной попытке прекратить расспросы о том, где и с кем он пропадает последнее время. Эванджелина не заслуживала того, чтобы стать объектом сальных шуточек, на которые были способны майор Уинтроп, лорд Линден и сэр Хью. Чтобы удовлетворить свое любопытство, они могли даже слежку за ним установить. Он молил Бога, чтобы это подольше не пришло им в голову.
Утомленно вздохнув, Эллиот прошел по комнатам в поисках дядюшки. Как всегда, люди уступали ему дорогу, даже те из них, кто в соответствии со строгой иерархической структурой английского общества занимал более высокое по сравнению с ним положение. И, как всегда, мужчины либо отводили взгляд, либо почтительно кивали, но никто не смотрел ему прямо в глаза. Никто не садился с ним играть, если он не приглашал сам, и никто никогда не осмеливался смеяться ему в лицо.
Больше не осмеливался.
Он заметил, что Хью и остальные уже сидели с бутылкой за карточным столом и с нетерпением ждали его. Ни слова не сказав, Эллиот сел на свое место, и Хью наполнил его бокал.
Мало-помалу Эллиот расслабился и подчинился ритму игры.
Играли не на деньги, а ради спортивного интереса. Он никогда не позволял себе обыгрывать своих друзей, а Уинтроп и Линден действительно были его друзьями, верными и преданными, как бы ни старались они казаться другими. Они играли около часа, разговор ограничивался отрывочными замечаниями.
— Так-так! — насмешливо пророкотал лорд Бартон, завсегдатай клуба, подходя к их столу. — Все змеиное гнездо в сборе! — Его широкая, с красными прожилками физиономия расплылась в улыбке, в руке он держал почти пустой стакан. — Что, пока еще не нашли невинных жертв?
Эллиот, оторвавшись от карт, окинул его мрачным взглядом.
— В этом виде спорта, Бартон, нет такого понятия, как «невинная жертва». И вам это хорошо известно.
— Тем не менее вечер только начинается, — с томной медлительностью произнес белокурый виконт Линден, бросая острый взгляд на Бартона. — Не хотите ли присоединиться к нам?
— Я еще не выжил из ума, Линден, — заявил Бартон. — Поищите себе другую жертву.
— У вас есть предложения, милорд? — сухо спросил майор Уинтроп, не отрывая глаз от карт. — Кто из присутствующих здесь сегодня при деньгах?
Бартон оглядел сквозь украшенный драгоценными камнями монокль собравшихся, потом указал рукой на дверь соседнего зала:
— Вон стоит молодой Карстерс. Он богат и достаточно неопытен. Попробуйте, может быть, вам повезет… Хотя, пожалуй, не стоит. Бедный парень уже спелся с новоиспеченным бароном Крэнемом. Они очень подходят друг другу.
— Как вы сказали? Крэнем? — ворчливо заметил сэр Хью. — Куда, черт возьми, катится этот клуб, хотел бы я знать! Сюда допускают всяких выскочек без роду без племени! Это сводит на нет репутацию клуба…
— Побойся Бога, Хью, — прервал его Эллиот. — Ты говоришь совсем как матушка. Удивляюсь, что у тебя за спиной еще не выросли крылья!
Майор Уинтроп как-то странно посмотрел на него и опустил глаза.
— Никто из нас не имеет более веской причины ненавидеть Крэнема, чем вы, Рэннок, — задумчиво произнес он. — Меня удивляет, что вы до сих пор не вызвали его на дуэль.
— Я не хочу ссориться с Крэнемом, Уинтроп. Я вызвал его десять лет назад, а он сбежал. Сам себя опозорил. Так что вопрос закрыт. — Сэр Хью презрительно фыркнул, но, заметив сердитый взгляд Эллиота, притих. — Я не хочу вмешиваться в чужие дела, — добавил Эллиот, — и вам, господа, рекомендую сделать то же самое.
Сам он так и поступил и в течение следующих двух часов сосредоточивал внимание на картах, не выпуская при этом из поля зрения Крэнема. Новоиспеченный барон, казалось, не подозревал, что Рэннок присутствует в зале, хотя Эллиот чувствовал, что это не так.
Крэнем и Карстерс подошли ближе и теперь стояли всего в нескольких футах от него, наблюдая за яростным сражением игроков в кости. Все уже знали, что Крэнем испытывает немалые финансовые затруднения. Эта парочка пила с полуночи, а такое сочетание, насколько понимал Эллиот, неизбежно вело к какой-нибудь неприятности. Оба джентльмена хватили лишнего, и Крэнем явно опьянел. «Если немного повезет, — удрученно подумал Эллиот, — то он умрет от пьянства, и никому не придется его убивать». Вдруг сэр Хью бросил карты на стол.
— Ну, все, джентльмены. На сегодня с меня хватит.
— Решено, — сказал лорд Линден, сгребая карты. — Вызывайте свой экипаж, Уинтроп. Закатамся-ка мы к мадам Клер, возьмем отдельный кабинет, закажем шампанского. Говорят, у нее есть аппетитные новенькие девочки…
— Можно попробовать, — сказал майор Уинтроп.
— Я ни с кем не делю женщин, — резко заявил Эллиот. Неподалеку от них кто-то умышленно громко прокашлялся.
— Напрасно вы говорите это с такой уверенностью, лорд Рэннок. Например, ласками Антуанетты Фонтэйн вы делились с другими, причем весьма щедро. Хотя, возможно, вы даже не подозревали о своей щедрости?
Эллиот узнал голос, поднялся из-за стола и подошел к Крэнему. Это оскорбительное высказывание не было для него неожиданностью. Он давно знал, что это неизбежно и что ему все-таки придется убить этого мерзавца. В данный момент он не хотел этого, однако Крэнем настойчиво лез на рожон.
Его друзья и дядюшка заерзали на стульях, но из-за стола не встали. Он был вполне способен в одиночку справиться с новоявленным бароном. И они хорошо это знали.
Эллиот окинул Крэнема насмешливым взглядом.
— Видите ли, Мур, я не хочу с вами ссориться и надеюсь, что вы получили удовольствие от мисс Фонтэйн. Это шлюха более высокого класса, чем та, которой нам с вами чуть не пришлось пользоваться одновременно.
За его спиной рассмеялся лорд Линден. Толпа вокруг поспешно рассеялась, и препирающиеся джентльмены остались один на один.
Физиономия Крэнема побагровела от ярости.
— Как вы смеете оскорблять мою… мою…
— Что именно? — вкрадчиво спросил Эллиот. — Вашу неразборчивость в выборе женщин?
— Ты был недостоин целовать землю, по которой ходила Сесили Форсайт, неотесанный шотландец! И я не намерен спокойно слушать, как ты ее оскорбляешь!
Эллиот неестественно вытаращил глаза и приподнял брови.
— Ладно вам, Крэнем! Единственное, чего хотела Сесили, — это пойти к алтарю со мной под руку и с вашим ублюдком в животе.
— Вы лжете, Рэннок! Это вы обесчестили ее и бросили. А я любил ее, и она любила меня. Я бы женился на ней!
— Вот как? — тихо спросил Эллиот, повернувшись лицом к Крэнему. — Значит, вы сбежали в Бомбей, не выполнив сразу два обязательства?
Крэнем, покраснев как рак, принялся оправдываться:
— Она хотела выйти за меня замуж, черт возьми! Но ее дядюшка запретил ей, потому что я был беден и не имел титула. Моему отцу пришлось связать меня, заткнуть кляпом рот и вывезти морем из страны, чтобы спасти семью от унижения. И вам, черт возьми, прекрасно известно, что это правда!
Эллиот на мгновение даже посочувствовал пьяному разгневанному мужчине, стоявшему перед ним.
— Возможно, так оно и было, Крэнем, но, умоляю вас, не лгите себе относительно того, что хотела Сесили. Ее дядюшка с радостью выдал бы ее даже за торговца с рынка Ковент-Гарден. Это Сесили рассчитывала обвести меня вокруг пальца и женить на себе, но проиграла.
— Она проиграла и умерла, Рэннок, — прошипел Крэнем, который, приподнявшись на цыпочки, мог смотреть теперь Эллиоту в лицо. — Она умерла, потому что вы ее обесчестили и прогнали. И рано или поздно, с Божьей помощью, вы за это поплатитесь!
— Идите домой, Мур, — печально ответил Эллиот, потеряв всякое желание спорить с ним. — Идите домой. Проспитесь и начните жить заново, как это сделал я, а меня оставьте в покое. — Он отвернулся от Крэнема и снова уселся на свое место за столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43