В общении с дамами полусвета такая практика всегда сулила успех, и ему вдруг показалось, что она может сработать и в отношениях с Эванджелиной.
Вчера он сразу же заметил, как участилось ее дыхание. А это был верный признак того, что он успешно продвигается к цели. Пусть даже к цели неблагородной. Его стремление задержаться в этом доме больше не оправдывалось тем, что он устал, промок и безнадежно заблудился на размытых ливнем сельских дорогах Англии. Оно объяснялось желанием побыть подольше в обществе этой прекрасной и такой целомудренной женщины.
— Мистер Робертс? — Глубокое контральто Эванджелины вывело его из состояния задумчивости. — Не повернетесь ли чуть-чуть вправо? Вот так, благодарю вас. — Она едва заметно улыбнулась Эллиоту и снова погрузилась в работу.
— Мисс Стоун! — окликнул он ее. Она вскинула голову и замерла, не донеся кисть до палитры. — Вчера вечером, когда вы назвали мою внешность потрясающей, что конкретно вы имели в виду?
— Боюсь, что я не вполне понимаю вас, мистер Робертс…
— Я хотел узнать, было ли это сказано как сомнительный комплимент. Скажем, какой-нибудь безобразной женщине говорят в утешение, что в ее лице чувствуется сильный характер.
Полные губки Эванджелины тронула озорная улыбка.
— В вашем лице, мистер Робертс, действительно чувствуется сильный характер. Кстати, это и есть самое важное. Когда я пишу портрет с удовольствием, я стараюсь прежде всего выразить на холсте характер человека.
При этих словах Эллиот внутренне содрогнулся. Он отнюдь не горел желанием увидеть на холсте отображение своего характера. И едва ли Эванджелина могла получить от этого удовольствие. Интересно, как бы это могло выглядеть? Как огромная зияющая черная дыра? Или еще того хуже?
Как будто прочитав его мысли, Эванджелина снова принялась за работу и в очередной раз вгляделась в его лицо.
— Будьте осторожны, мистер Роберте. Предупреждаю честно, что могу многое узнать о человеке, просто изучая его лицо.
Эллиот сделал глубокий вдох и попытался промолчать, однако его хваленая шотландская выдержка в присутствии этой женщины дала сбой.
— Допустим, мисс Стоун. Скажите, что же вы видите в моей физиономии?
— Прежде всего ум. Нерастраченную сердечную доброту. Отчаяние. Стремление что-то скрыть и, мне кажется, гнев.
— Понятно, — тихо сказал он. Теперь ему не хотелось продолжать разговор на эту тему. Его охватило непреодолимое желание убежать. Проницательность этой девушки вызвала беспокойство. Но он не мог заставить себя уйти от нее.
— Вы так и не ответили на мой первый вопрос, — сказал он, пытаясь придать голосу некоторую игривость.
Эванджелина покраснела и отвела взгляд.
— Мистер Робертс, вам, несомненно, хорошо известно, что вы необычайно красивы. Уверена, что вам говорили это многие женщины.
— Красив? Я? Возможно, некоторые из знакомых женщин произносили это слово, — нехотя признался он. — Однако необоснованная лесть может мотивироваться самыми низменными побуждениями, не так ли?
Эванджелина опустила кисть в баночку с растворителем и холодно сказала:
— В отличие от прежних эпизодов вашей жизни, мистер Робертс, в основе моей оценки лежат впечатления художника, а не побуждения экономического или плотского характера.
— Сдаюсь! — Пробормотал он, пораженный ее смелостью.
— Лицо ваше притягивает своей силой и правильностью черт, — бесстрастно продолжила она. — Любому художнику бывает особенно приятно, когда его объект обладает внутренней красотой. Как вы. Тогда отпадает необходимость идти на уловки. Я могу быть честной со своим холстом, не опасаясь вызвать разочарование клиента.
— Понимаю.
— Понимаете ли? Скажите откровенно, мистер Робертс, этот портрет действительно предназначен в подарок вашей невесте? Вы не похожи на влюбленного. А ведь только страстно влюбленный мужчина может отважиться отсиживать утомительные сеансы в студии художника.
Эллиот помедлил с ответом, как ему лучше отреагировать на столь тонкое замечание.
— Вы очень проницательны, мисс Стоун, вы меня разоблачили.
— В чем именно, мистер Робертс? Я не вполне поняла вас.
— Моя помолвка… расторгнута, — медленно произнес он. По крайней мере хотя бы это было правдой.
— Понятно. И все же вы приехали. Эллиот пожал плечами.
— Откровенно говоря, я не собирался заказывать свой портрет. Но когда я увидел вас… гм-м… когда я увидел ваши работы…
Эванджелина нахмурила брови:
— Вы хотите сказать, что проделали весь этот путь до Роугем-на-Ли для того лишь, чтобы сказать мне…
— До Роутем-на-Ли? — растерялся Эллиот. Черт возьми, значит, он заехал не в ту деревню?
— До Роутем-на-Ли, — медленно и четко повторила Эванджелина.
— Да, именно Роутем-на-Ли. Я подумал, что прогулка верхом по сельской местности может доставить удовольствие…
— Под проливным дождем? И все для того лишь, чтобы отказаться от портрета?
Эллиот, уличенный во лжи, почувствовал угрызения совести. Как ни удивительно, ему не хотелось лгать Эваиджелине Стоун. Но и правду говорить не хотелось. Надо выбрать что-то среднее. Он улыбнулся.
— Если уж говорить честно, то у меня были кое-какие дела неподалеку отсюда. А когда я увидел, как прекрасны… как прекрасны ваши работы, то не смог устоять.
Эванджелина была в недоумении.
— Как странно! — только и сказала она и возобновила работу. Сеанс продолжался около часу, пока у Эллиота не затекли ноги. Он поднялся с табурета и стал прогуливаться по студии, глядя на картины. Но едва ли замечая их.
Пора. Пора уезжать. Эллиот не мог дольше откладывать неизбежное. У него было более чем достаточно причин, чтобы уехать отсюда, и практически никаких — чтобы остаться. Проблема с Антуанеттой все еще не решена. И в Лондоне ждут дела, а кроме того, его ждет Зоя. Ему давно пора заняться дочерью. Он скучал по ней, а дети в Чатем-Лодже заставили его еще острее почувствовать свое одиночество.
Как только он возвратится в Ричмонд после этого приятного приключения — а это было не более чем неожиданное приятное приключение, — он сразу же отправит Эванджелине письмо с нарочным и приложит чек в оплату заказа, а также извинится за то, что не сможет продолжать позировать. Так будет лучше для всех. Для нее особенно. А ему остается лишь поскорее и навсегда удалиться со сцены.
— Боюсь, мне пора ехать, — тихо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Я и без того слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством.
Он услышал, как Эванджелина бросила кисть в растворитель, потом, зашуршав юбками, поднялась, чтобы позвонить. В дверях немедленно появилась угрюмая служанка по имени Полли, и Эванджелина приказала ей позаботиться о том, чтобы из конюшни привели коня мистера Робертса. Потом девушка подошла к нему и, запрокинув голову, заглянула в лицо, а Эллиоту показалось, что она пытается вглядеться в его душу своими огромными голубыми глазами.
— Извините меня за неуместную шутку насчет оплаты моей работы, мистер Робертс, благовоспитанные леди так не ведут себя. Но меня обеспокоило то, что вы необоснованно умаляете собственные достоинства.
В лучах солнца ее белокурые волосы отливали золотом, а глаза приобрели лазурный оттенок. На чистой матовой коже щеки виднелось крошечное пятнышко белой масляной краски. Губы Эванджелины сложились в очаровательную улыбку.
— Мне было приятно… очень приятно начать работу над вашим портретом, мистер Робертс, — сказала она, — и я искренне надеюсь, что вы еще вернетесь.
Не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, Эллиот медленно поднял руку и большим пальцем слегка потер пятнышко краски.
— Краска, — пробормотал он и, достав из кармана носовой платок, вытер руку. Он заметил, как она слегка покраснела и на щеках ее расцвели два алых лепестка, что сделало Эванджелину еще прекраснее. И в этой красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Эллиот надолго застыл на месте, забыв, что все еще смотрит Эванджелине в глаза.
— Ведь вы вернетесь, не так ли? — спросила она слегка неуверенным тоном.
Она видела его насквозь. Она почувствовала его колебания. Эллиот понял это и заставил себя улыбнуться.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вернулся, мисс Стоун, после того как раскрыли некоторые из моих тайн?
— Откровенно говоря, даже больше, чем прежде, — ответила она. Как будто это само собой разумелось.
Они медленно прошли через весь дом к выходу. В кои-то веки ни Болтона, ни экономки нигде не было видно. Дом казался необитаемым. Эванджелина подала ему шляпу и перчатки, причем Эллиот тешил себя надеждой, что сделала она это неохотно.
Неожиданно выдержка покинула его.
— Когда, мисс Стоун? — воскликнул он. — Когда мне можно вернуться?
Эванджелина ответила без промедления:
— На следующей неделе. И пожалуйста, спланируйте свое время так, чтобы погостить здесь, хорошо? Вы понравились детям, и я надеюсь, они не слишком вас утомили. А я тем временем поработаю над «Леопольдом» для Питера, но потом буду целиком в вашем распоряжении.
Эллиот с трудом воздержался от восторженной реакции и лишь кивнул, вцепившись пальцами в поля шляпы.
— Я вернусь на следующей неделе. Эванджелина улыбнулась.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Эллиот Робертс. В вас есть какая-то загадка… а перед этим, я думаю, ни один настоящий художник устоять не сможет.
Он ей нравится? Нет, едва ли он понравился бы мисс Эванджелине Стоун, если бы она имела несчастье узнать его как следует. Тем не менее она так сказала, так что можно считать, что ему крупно повезло. Интересно, каково быть просто мистером Робертсом? Эллиота поразил тот факт, что маркизу Рэнноку вдруг захотелось быть кем-то другим. Как и в какой момент случилось так, что дебоширство перестало приносить ему удовлетворение? Да и приносило ли оно удовлетворение когда-нибудь? Этого Эллиот и сам не мог бы сказать.
Стиль его жизни характеризовался расточительством. Огромные доходы с богатых земельных владений позволяли ему не беспокоиться о проигрышах, ведя рискованную игру.
Эванджелина Стоун была просто состоятельной женщиной, но как уютно была обустроена ее жизнь. Не только она, но и все члены ее многочисленного семейства имели в своем распоряжении все самое лучшее и были довольны жизнью. Эллиот попытался вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя так же, — и не мог. А вот гнев и раздражение он испытывал всегда.
— Значит, до следующей недели, мисс Стоун? Я буду считать минуты до встречи. — Он импульсивно схватил ее руку и прижал к губам. Почувствовав тепло ее кожи, он понял, что обязательно приедет к ней снова, и снова, и снова. Пока она не обнаружит, какой он мерзавец, или пока он не наберется мужества и не расскажет ей всю правду, какими бы неприятными ни были последствия такого поступка.
Эллиот круто повернулся на каблуках и сбежал вниз по ступеням на подъездную дорожку.
Эванджелина стояла в дверях, наблюдая, как Эллиот, с небрежной ленцой закинув ногу через седло, сел на коня и плавным движением тронул гнедого с места. Конь, грациозно перебирая ногами, описал круг; Эллиот, не сводя глаз с Эванджелины, прикоснулся пальцами к шляпе, и конь, взметнув копытами гравий, помчался по подъездной дорожке. Затем конь и всадник свернули на север, к Роутем-Форду, и вскоре исчезли из виду. Эллиот больше не оглянулся.
Погруженная в свои мысли, Эванджелина не заметила, как к ней подошла Уинни и теплой ручкой обняла ее за талию.
— Черт побери, Эви! Я видела, как он поцеловал тебе руку! Он то, что надо. То, что надо для тебя, Эви. Какое невезение, что этот мужчина помолвлен!
Эванджелина тяжело . вздохнула:
— В том-то и проблема, Уинни, что он уже не помолвлен. Уинни, тихо охнув, прикрыла рукой рот и потащила ее в библиотеку. Войдя туда, она плотно закрыла за собой дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он уже не помолвлен? — спросила она, прислонившись спиной к двери. Она даже руки раскинула в стороны, словно боялась, что Эви попробует удрать от допроса.
— Помолвка мистера Робертса расторгнута, Уинни, — тихо сказала Эви, опускаясь в кресло. — Это все, что я могу тебе сказать.
Уинни медленно отошла от двери, подошла к окну и задумчиво посмотрела на небо, сияющее голубизной. Погода наладилась, солнечные лучи насквозь пронизали воздух, ласковый день был напоен ароматом цветущих трав. За окном была такая тишина, такое спокойствие, способное благотворно воздействовать на растревоженную душу.
— Помолвка расторгнута по инициативе невесты? — спросила наконец Уинни.
Эви прижала кончики пальцев к вискам в напрасной попытке остановить начинающуюся головную боль.
— Не знаю, Уинни. Он просто сказал, что помолвка расторгнута.
Уинни принялась сновать по комнате, пытаясь чем-нибудь занять руки: то выравнивала книги на полке, хотя они стояли в полном порядке, то переставляла какие-то предметы, и без того стоявшие на своем месте. Двигаясь по комнате, она без умолку говорила.
— Дорогая, — начала она тихим, задушевным тоном, который использовала для того, чтобы успокоить расстроенных детей. Эванджелина всегда мысленно называла этот ее голос гувернантским. — Питер доверил мне заботиться о твоих интересах, хотя я не понимаю, почему ему кажется, что я способна это сделать, потому что я легкомысленная, а ты у нас самая разумная. — Она остановилась, чтобы поправить цветы в букете, которые в этом абсолютно не нуждались. — Мне мистер Робертс показался весьма порядочным джентльменом, и я думаю, что нам следует поверить ему на слово. Кстати, Эви, мне показалось, что он тобой очарован. Вчера во время ужина он не сводил с тебя глаз. Клянусь, он был похож на беднягу Стокли. Питер надеется, что я окажу тебе моральную поддержку в сложившейся ситуации, но, черт возьми, Эви, ты не становишься моложе. Подумай о своем будущем!
— Именно об этом, дорогая, я и думаю! И о будущем Майкла тоже. Ах, Уинни, мальчику всего одиннадцать лет. Что будет, если умрет дедушка и они попытаются забрать у меня Майкла?
— Вздор! — заявила Уинни, тряхнув головой. — Леди Трент сама говорила, что лучше сгорит в аду, чем признает…
— Она лжет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43