А то, что с ними связано, снаружи.
Они теперь мне снятся. А жена
не снится мне. И правильно, где тонко,
там рвется. Эта мысль не лишена...
Я сделал ей намернно ребенка.
Я думал, что останется она.
Хоть это - психология подонка.
Но, видимо, добрался я до дна.
Не знаю, как душа, а перепонка
цела. Я слышу шелест полотна.
Поет в зубах Бабанова гребенка...
Я голос чей-то слышу в тишине.
Но в нем с галлюцинациями слуха
нет общего: давление на дне -
давление безвредное для уха.
И голос тот противоречит мне.
Уверенно, настойчиво и глухо.
Кому принадлежит он? Не жене.
Не ангелам. Поскольку царство духа
безмолвствует с женою наравне.
Жаль, нет со мною старого треуха!
Больничная аллея. Ночь. Сугроб.
Гудит ольха, со звездами сражаясь.
Из-за угла в еврейский телескоп
глядит медбрат, в жида преображаясь.
Сужается постель моя, как горб.
Хрусталик с ней сражается, сужаясь.
И кровь шумит, как клюквенный сироп.
И щиколотки стынут, обнажаясь.
И делится мой разум, как микроб,
в молчанье безгранично размножаясь!
Она ушла. Я одержим собой.
Собой? А не позвать ли Горчакова?
Эй, Горчаков!..Да нет, уже отбой.
Да так ли это, впрочем, бестолково,
когда одни уста наперебой
поют двоих в отсутствии алькова?
Я сам слежу за собственной губой.
Их пополам притягивает слово.
Я - круг в сеченье. Стало быть, любой
из нас двоих - магнитная подкова.
Ночь. Губы на два голоса поют.
Ты думаешь, не много ли мне чести?
Но в этом есть особенный уют:
пускай противоречие, но вместе.
Они почти семейство создают
в молчанье. А тем более - в присесте.
Возлюбленному верхняя приют.
А нижняя относится к невесте.
Но то, что на два делится, то тут
разделится, бесспорно, и на двести.
А все, что увеличилось вдвойне,
приемлемо и больше не ничтожно.
Проблему одиночества вполне
решить за счет раздвоенности можно.
Отчаянье раскачивает мне,
как доску, душу надвое, как нож, но
не я с ним остаюсь наедине.
А если двоедушие безбожно,
то не дрова нуждаются в огне,
а греет то, что противоположно.
Ты, Боже, если властен сразу двум,
двум голосам внимать, притом бегущим
из уст одних,и видеть в них не шум,
а вид борьбы минувшего с грядущим,
восхить к Себе мой кашляющий ум,
микробы расселив его по кущам,
и сумму дней и судорожных дум
Ты раздели им жестом всемогущим.
А мне оставь, как разность этих сумм,
победу над молчаньем и удушьем.
А ежели мне впрямь необходим
здесь слушатель, то, Господи, не мешкай:
пошли мне небожителя. Над ним
ни болью не возвышусь, ни усмешкой,
поскольку он для них неуязвим.
По мне, коль оборачиваться решкой,
то пусть не Горчаков, а херувим
возносится над грязною ночлежкой
и кружит над рыданьями и слежкой
прямым благословением Твоим."

IY
ГОРЧАКОВ И ВРАЧИ
"Ну, Горчаков, давайте ваш доклад."
"О Горбунове?" "Да, о Горбунове."
"Он выражает беспартийный взгляд
на вещи, на явления - в основе
своей диалектический; но ряд -
но ряд его высказываний внове
для нас." "Они, бесспорно, говорят
о редкостной насыщенности крови
азотом, разложившим аппарат
самоконтроля." "Сросшиеся брови,
ассиметричность подбородка, жир
на подбородке. Нос его расцвечен
сосудами, раздавшимися вширь..."
"Я думаю, разрушенная печень."
"Компрессами и путаницей жил
ассиметричный лоб его увенчан.
Лисички - его слабость и кумир.
Он так непривлекателен для женщин,
- "Преувеличен внутренний наш мир,
а внешний, соответственно, уменьшен" -
вот характерный для него язык.
В таких вот выражениях примерных
свой истинный показывает лик
сторонник непартийных, эфемерных
воззрений..." "В этом чувствуется сдвиг
налево от открытий достоверных
марксизма." "Недостаточно улик."
"А как насчет явлений атмосферных?"
"А он отвык от женщины?" "Отвык.
В нем нет телодвижений, характерных
для этого...ну как его...ах ты!..!
"Спокойно, Горчаков!" "...для женолюба."
"А как он там...ну, в смысле наготы?..
Там органы и прочее?" "Сугубо,
сугубо от нужды и до нужды.
Простите, что высказываюсь грубо."
"Ну что вы! Не хотите ли воды?"
"Воды?" "А вы хотели коньяку бы?"
"Не признаю я этой ерунды."
"Зачем же вы облизывали губы?"
"Не знаю...Что-то связано с водой."
"Что именно?" "Не помню, извините."
"Наверное, стакан перед едой?"
"Да нет же, вы мне спутали все нити...
Постойте, вижу...человек...худой...
вокруг - пустыня...Азия...взгляните:
ползут пески татарскою ордой,
пылает солнце...как его?..в зените.
Он окружен враждебною средой...
И вдруг - колодец..." "Дальше! Не тяните!"
"А дальше вновь все пусто и мертво.
Колодец...это самое...сокрылся."
"Эй, Горчаков! Что с вами?" "Я...того.
Я, знаете, того...заговорился.
Во всем великолепье своего
идеализма нынче он раскрылся."
"Кто? Горбунов?" "Ну да, я про него.
Простите мне, товарищи, что сбился."
"Нет-нет, вы продолжайте. Ничего."
"Я слишком в Горбунова углубился...
Он - беспартийный, вот его беда!
И если день особенно морозен,
он сильно отклоняется туда...
ну, влево, к отопленью..." "Грандиозен!"
"А он религиозен?" "О, да-да!
Он так религио...религиозен!
Я даже опасаюсь иногда:
того гляди, что бухнется он оземь
и станет Бога требовать сюда."
"Он так от беспартийности нервозен."
"Он влево уклоняется." "Ха-ха!"
"Чему вы усмехаетесь, коллега?"
"Тому, что это, в общем, чепуха:
от Горчакова батареи слева,
от Горбунова, стало быть.." "Ага!
Как в шахматах? Король и королева?
Напротив!" "Справедливо." "От греха
запишем, так сказать, для подогрева
два мнения." "Идея неплоха."
"Какая ж это песня без припева?
Ну вот и заключение...шнурков!
подшить!..Эй, Гочаков, вы не могли бы
автограф свой?" "Я нынче без очков."
"Мои не подойдут?" "Да подошли бы.
Так: "влево уклоняется"...каков!
..."и вправо"...справедливо! Справедливы
два мнения. Мы этих барчуков...
Одно из двух: мы выкурим их, либо..."
"Спасибо вам, товарищ Горчаков.
На Пасху мы вас выпустим." "Спасибо.
Да-да. Благодарю. Благодарить...
Не сделать ли поклона поясного?...
Где Горбунов?! Глаза ему раскрыть!..
О, ужас, я же истины - ни слова...
Да, собственно, откуда эта прыть?
Плевать на параноика лесного!
Уток теряет собственную нить,
когда под ним беснуется основа.
Как странно Горчакову говорить
безумнымаи словами Горбунова!"

Y
ПЕСНЯ В ТРЕТЬЕМ ЛИЦЕ
"И он ему сказал." "И он ему
сказал." "И он сказал." "И он ответил."
"И он сказал." "И он." "И он во тьму
воззрился и сказал.""Слова на ветер."
"И он ему сказал." "Но, так сказать,
сказать "сказал" сказать совсем не то, что
он сам сказал." "И он "к чему влезать
в подробности" сказал, все ясно. Точка."
"Один сказал другой сказал струит."
"Сказал греха струит сказал к веригам."
"И молча на столе сказал стоит."
"И, в общем, отдает татарским игом."
"И он ему сказал." "А он связал
и свой сказал и тот, чей отзвук замер."
"И он сказал." "Но он тогда сказал."
"И он ему скзал, и время занял."
"И он сказал." "Вот так булыжник вдруг
швыряют в пруд. Круги - один, четыре..."
"И он сказал." "И это - тот же круг,
но радиус его, бесспорно, шире."
"Сказал - кольцо." "Сказал - еще кольцо."
"И вот его сказал уткнулся в берег."
"И собственный сказал толкнул в лицо,
вернувшись вспять." "И больше нет Америк."
"Сказал." "Сказал." "Сказал." "Сказал." "Сказал."
"Суть поезда." "Все дальше, дальше рейсы."
"И вот уже сказал почти вокзал."
"Никто из них не хочет лечь на рельсы."
"И он сказал." "А он сказал в ответ."
"Сказал исчез." "Сказал пришел к перрону."
"И он сказал." "Но раз сказал - предмет,
то также относиться должно к он'у."
"И он ему." "И он." "И он ему."
"И я готов считать, что вечер начат."
"И он ему." "И все это к тому,
что оба суть одно взаимно значат."
"Он, собственно, вопрос." "Ему - ответ."
"Потом ноаборот." "И нет различья."
"Конечно, между ними есть просвет."
"Но лишь как средство избежать двуличья."
"Он кем /ему/ приходится ему?"
"И в неживой возможны ли природе
сношенья неподсудные уму?"
"Пусть не родня обычная, но вроде?"
"Чего не разберет судебный зал!
Сидит судья; очки его без стекол."
"Он кто ему?" "Да он ему - сказал."
"И это грандиознее, чем свекор."
"Огромный дом. Слепые этажи.
Два лика, побледневшие от вони."
"Они не здесь." "А где они, скажи?"
"Где? В он-ему-сказал'е или в он'е."
"Огромный дом. Фигуры у окна.
И гомон, как под сводами вокзала.
Когда здесь наступает тишина?"
"Лишь в промежутках он-ему-сказал'а."
"С к а з а л а, знаешь, требует о н а."
"Но это же сказал во время он'а."
"А все-таки приятна тишина."
"Страшнее, чем анафема с амвона."
"Так, значит, тут страшатся тишины?"
"Да нет; как обстоятельствами места
и времени, все объединены
сказал'ом наподобие инцеста."
"И это образ действия?" "О да.
Они полны сношеньями своими."
"Когда они умолкнут?" "Никогда."
"Наверное, как собственное имя."
"Да, собственное имя - концентрат.
Оно не допускает переносов,
замен преображений и утрат."
"И это, в общем, двигатель вопросов."
"Вот именно! И косвенная речь
в действительности - самая прямая."
"И этим невозможно пренебречь
без личного ущерба." "И, внимая,
тому, что Он Сказал произнесет,
как дети у церковного притвора,
мы как бы приобщаемся высот,
достигнутых еще до разговора."
"Что вам приснилось Он Ему Сказал?"
"Кругом - врачи." "Рассказывать подробно."
"Мне ночью снился океанский вал.
Мне снилось море." "Неправдоподобно!"
"Должно быть, он забыл уже своих
лисичек." "Невозможно!" "Вероятно."
"Да нет, он отвечает за двоих."
"И это уж, конечно, необъятно."
"Я видел сонмы сумеречных вод.
Отчетливо и ясно. Но при этом,
я видел столь же ясно небосвод..."
"И это вроде выстрела дуплетом."
"И гребни, словно гривы жеребцов,
расставшихся с утопленной повозкой."
"А не было там, знаете, гребцов,
утопленников?" "Я не Айвазовский.
Я видел гребни пенившихся круч.
И берег - как огромная подкова...
И Он Сказал носился между туч
с улыбкой Горбунова, Горчакова."

YI
ГОРБУНОВ И ГОРЧАКОВ
"Ну, что тебе приснилось? Говори."
"Да я ж тебе сказал о разговоре
с комиссией." "Да брось ты, не хитри.
Я сам его подслушал в коридоре."
"Ну вот, я говорю..." "Держу пари,
ты станешь утверждать, что снится море."
"Да, море, разумеется." "Не ври,
не верю." "Не настаиваю. Горе
невелико." "Ты только посмотри,
как залупился! Истинно на воре
и шапка загорается." "Ну, брось."
"Чего ж это я брошу, интересно?"
"Да я же, Горчаков, тебя насквозь..."
"Нашелся рентгенолог!" "Неуместно
подшучиваешь. Как бы не пришлось
раскаиваться." "Выдумаешь!" "Честно.
Как только мы оказывались врозь,
комиссии вдруг делалось известно,
о чем мы тут...Сексотничал, небось?
Чего же ты зарделся, как невеста?
"Ты сердишься?" "Да нет, я не сержусь."
"Не мучь меня!" "Что, я - тебя? Занятно!"
"Ты сердишься." "Ну хочешь, побожусь?"
"Тебе же это будет неприятно."
"Да нет, я не особенно стыжусь."
"Вот это уже искренне." "Обратно
за старое? Неужто я кажусь
тебе достойным слежки? Неопнятно."
"А что ж не побожился?" "Я боюсь,
что ты мне не поверишь." "Вероятно,
Не дочка, не жена,
а Горчаков!" "Все дело в эгоизме."
"Да Горчаков ли?" "Форма не важна.
Эй, Горбунов, а ну-ка, покажись мне.
Твоя, ты знаешь, участь решена."
"А Горчаков?" "Предайся укоризне:
отныне вам разлука суждена.
Отпустим. Не вздыхай об этом слизне.
да поздорову..."
"Чего ты там таращишься во тьму?"
"Уланову я вижу и Орлову."
"Я, знаешь ли, смотаюсь в коридор."
"Зачем?" "Да так, покалывает темя."
"Зачем ты вечно спрашиваешь?" "Вздор!"
"Что, истины выискиваешь семя?"
"Ты тоже ведь таращишься во двор."
"Сексотишь, ветоятно, сучье племя."
"Я просто расширяю кругозор."
"Не веря?" "Недоверчивость не бремя.
Ты знаешь, и донос, и разговор -
все это как-то скрашивает время."
"А время как-то скрашивает дни."
"Вот, кажется, и темя отпустило...
Ну, что тебе приснилось, не темни!"
"А, все это тоскливо и постыло...
Ты лучше посмотрел бы на огни."
"Ну, тени от дощатого настила..."
"Орлова! и Уланова в тени..."
"Ты знаешь, как бы кофе не остыло."
"Война была, ты знаешь, и они
являлись как бы символами тыла."
"Вторая половина февраля.
Смотри-ка, что показывают стрелки."
"Я думаю, лишь радиус нуля."
"А цифры?" "Как бордюрчик на тарелке...
Сервиз я видел, сделанный а ля
Мейсенские..." "Мне нравятся подделки."
"Там надпись: "мастерская короля"
и солнце - вроде газовой горелки."
"Сейчас я взял бы вермуту." "А я
сейчас не отказался бы от грелки...
Смотри, какие тени от куста!"
"Прости, но я материю все ту же...
те часики..." "Обратно неспроста?"
"Ты судишь обо мне гораздо хуже,
чем я того..." "Виной твои уста."
"Неужто ж ноль?" "Ага." "Но почему же?"
"Да просто так; снаружи - пустота."
"Зато внутри теплее, чем снаружи."
"Ну, эти утепленные места
являются лишь следствиями стужи."
"А как же быть со штабелями дров?"
"Наверное, связующие звенья...
О, Господи, как дует из углов!
И холодно, и голоден как зверь я."
"Болезни - это больше докторов."
"Подворье грандиознее преддверья."
"Но все-таки, ты знаешь, это кров."
"Давай-ка, Горчаков, без лицемерья;
и знай - реальность высказанных слов
огромней, чем реальность недоверья."
"Да, стужа грандиознее тепла."
"А время грандиознее, чем стрелка."
"А древо грандиознее дупла."
"Дупло же грандиознее, чем белка."
"А белка грандиознее орла."
"А рыбка...это самое...где мелко."
"Мне хочется раздеться догола!"
"Где радиус, там вилка и тарелка!"
"А дерево, сгоревшее дотла..."
"Едва ли грандиознее, чем грелка."

YII
ГОРБУНОВ И ГОРЧАКОВ
"Ты ужинал?" "Да, прежняя трава.
Все овощи..." "Не стоит огорчаться.
Нам птичьи тут отпущены права."
"Но мясо не должно бы запрещаться."
"Взгляни-ка лучше: новые дрова..."
"Имею же я право возмущаться!"
"Ну нет, администрация права,
права в пределах радиуса." "Вжаться
в сей радиус не жаждет голова,
а брюхо..." "Не желаю возвращаться
к изложенному выше; и к тому ж,
мне кажется, пошаливает почка."
"Но сам-то я - вне радиуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70