Да. Лучше поклонятся данности
С убогими ее мерилами,
Которые потом до крайности,
Послужат для тебя перилами,
/Хотя и не особо чистыми/
Удерживающими в равновесии
Твои хромающие истины
На этой выщербленной лестнице.
* * *
"Был светлый небосвод
светлей тех ног
И слиться с темнотою он не мог."

В тот вечер возле нашего огня
Увидели мы черного коня.
Не помню я чернее ничего,
Как уголь были зубы у него.
Он черен был, как ночь, как пустота,
Он черен был от гривы до хвоста.
Но черной по-другому уж была
Спина его, не знавшая седла.
Недвижно он стоял. Казалось спит.
Пугала чернота его копыт.
Он черен был, не чувствовал теней,
Так черен, что не делался темней,
Так черен, как полуночная мгла,
Так черен, как внутри себя игла.
Так черен, как деревья впереди.
Как место между ребрами в груди.
Как яма под землею, где зерно.
Я думаю: внутри у нас черно.
Но все-таки чернел он на глазах!
Была всего лишь полночь на часах.
Он к нам не приближался ни на шаг:
В паху его царил бездонный мрак.
Cпина его была уже не видна,
Не оставалось светлого пятна.
Глаза его блестели как щелчок.
Еще страшнее был его зрачок.
Как будто он был чей-то негатив.
Зачем же он, свой бег остановив,
Меж нами оставался до утра.
Зачем не отходил он от костра,
Зачем он черным воздухом дышал,
Раздавленными сучьями шуршал?
Зачем струил он черный свет из глаз?
Он всадника искал себе средь нас.

ПИСЬМО РИМСКОМУ ДРУГУ ИЗ МАРЦИАЛА
Нынче ветренно, и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
Чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
Дальше локтя не пойдешь, или колена.
Сколь же радостней, прекраснее вне тела:
Ни объятье невозможно , ни измена!
* * *
Посылаю тебе , Постум,эти книги.
Что в столице? Мягко стелят? Спать не жестко?
Как там Цезарь, чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги , ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
Лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
Был купцом он - деловит, но не заметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
Он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! А умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.

* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
Но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря подальше, и от вьюги.
Лебезить не надо, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюги мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой , гетера,
Я согласен, но давай-ка без торговли:
Брать сестерций с покрывающего тела -
Все равно, что дранку требовать от кровли.
Протекаю,говоришь? Но где лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
Он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины,
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы оглядываясь, видим лишь руины"
Взгляд, конечно , очень варварский, но верный.
Был в горах.Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им....
Как там в Ливии, мой Постум, - или где ты там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь,Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
........., Постум, и общается с богами.
Что ж, попьем вина, закусим хлебом.
..............Расскажешь мне известья...
Постелю тебе в саду, под чистым небом
Расскажу, как называются созвездья.
* * *
................ друг твой, любящий сложенье,
................вычитанию заплатит.
Забери из под подушки сбереженья,
Там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
В дом гетер, за городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
Чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе,
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Март 1972

ПЕСНЯ НЕВИННОСТИ, ОНА ЖЕ - ОПЫТА
"Дитя на облаке узрел я,
оно мне молвило, смеялось ..."
Вильям Блейк
1
Мы хотим играть на лугу в пятнашки,
Не ходить в пальто, а в одной рубашке.
Если вдруг на дворе будет дождь и слякоть,
Мы, готовя уроки, хотим не плакать.
Мы учебники прочтем, вопреки заглавью,
То, что нам приснится и будет явью.
Мы полюбим всех, и в ответ они - нас.
Это самое лучшее: плюс на минус.
Мы в супруги возьмем себе дев с глазами
Дикой лани, а если мы девы сами,
То юношей стройных возьмем в супруги,
И не будем чаять души друг в друге.
Потому что у куклы лицо в улыбке,
Мы смеясь совершим свои ошибки.
И тогда живущие на покое
Мудрецы нам скажут, что жизнь такое.
2
Наши мысли длинней будут с каждым годом.
Мы любую болезнь победим ходом.
Наши окна занавешены будут тюлем.
А не забраны черной решеткой тюрем.
Мы с приятной работы вернемся рано.
Мы глаза не спустим в кино с экрана.
Мы тяжелые броши приколем к платьям.
Если кто без денег , то мы заплатим.
Мы построим судно с винтом и паром,
Целиком из железа и с полным баром.
Мы взойдем на борт и получим визу,
И увидим Акрополь и Мону Лизу.
Потому что число континентов в мире
С временами года, числом четыре,
Перемножив, и баки залив горючим ,
Двадцать мест, поехать куда получим.
3
Соловей будет петь нам в зеленой чаще.
Мы не будем думать о смерти чаще,
Чем ворона в виду огородных пугал.
Согрешив мы сами встанем в угол.
Нашу старость мы встретим в глубоком кресле,
В окружении внуков и внучек. Если
Их не будет, дадут посмотреть соседи
В телевизоре гибель шпионской сети.
Как нас учат книги, друзья, эпоха:
Завтра не может быть так же плохо,
Как вчера, и словно сие писати
В .......... следует нам ...........
Потому что душа существует в теле,
Жизнь будет лучше, чем мы хотели,
Мы пирог свой зажарим на чистом сале,
Ибо так вкусно: нам так сказали.

"Внемлите глас певца!"
Вильям Блейк

1
Мы не пьем вина на краю деревни.
Мы не ладим себя в женихи царевне.
Мы в густые щи не макаем лапоть.
Нам смеяться стыдно и скучно плакать.
Мы дугу не гнем пополам с медведем.
Мы на сером волке вперед не едем,
И ему не встать , уколовшись шприцем
Или оземь грянувшись, стройным принцем.
Зная медные трубы мы в них не трубим.
Мы не любим подобных себе, не любим
Тех, кто сделан из другого теста.
Нам не нравиться время, но чаще место.
Потому что север далек от юга,
Наши мысли цепляются друг за друга.
Когда меркнет солнце, мы свет включаем,
Завершая вечер грузинским чаем.
2
Мы не видим всходов из наших пашен
Нам судья противен, а защитник страшен.
Нам дороже свайка , чем матч столетья.
Дайте нам обед и компот на третье.
Нам звезда во лбу, что слеза в подушке.
Мы боимся короны во лбу лягушки,
Бородавок на пальцах и прочей мрази.
Подарите нам тюбик хорошей мази.
Нам приятней глупость, чем хитрость лисья,
Мы не знаем зачем на деревьях листья.
И когда их срывает бурей до срока,
Ничего не чувствуешь, кроме шока.
Потому что тепло переходит в холод,
Наш пиджак зашит, а тулуп проколот.
Не рассудок наш, а глаза ослабли,
Чтоб искать отличье орла от цапли.
3
Мы не боимся смерти, посмертной казни.
Нам знаком при жизни предмет боязни:
Пустота вероятней и хуже ада.
Мы не знаем кому сказать: "Не надо!"
Наши жизни, как строчки, достигли точки.
В изголовьи дочки в ночной сорочке
Или сына в майке не встать нам с нами.
Наша тень длиннее, чем тень перед нами.
То не колокол бьет над угрюмым вечем!
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.
Мы спускаем флаги, жжем бумаги.
Дайте нам припасть напоследок к фляге.
Почему так вышло? И будет ложью
На характер свалить или на волю Божью.
Разве должно было быть иначе?
Мы платим за всех, и не надо сдачи.
1972г.

НАБРОСОК
Холуй трясется. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.
Cе вид Отечества. Гравюра.
На лежаке Солдат и Дура.
Старуха чешет мертвый бок.
Се вид Отечества. Лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей - куча на полу.
Луна сверкает , зренье муча.
Под ней, как мозг отдельный, туча ....
Пускай художник, паразит,
Другой пейзаж изобразит.

1971-й год
Птица уже не влетает в форточку,
Девица, как зверь, защищает кофточку.
Поскользнувшись о вишневую косточку,
Я не падаю: сила трения
Возрастает с падением скорости.
Сердце скачет, как белка в хворосте
Ребер. И горло поет о возрасте.
Это уже старение.
Старение. Здравствуй, мое старение.
Крови медленное струение.
Некогда стройное ног строение
Мучает зрение. Я заранее
Область своих ощущений пятую
Обувь скидывая, спасаю ватою
Всякий, кто мимо идет с лопатою,
Ныне объект внимания.
Правильно! Тело в страстях раскаялось.
Зря оно пело, рыдало, скалилось.
В полости рта не уступит кариес
Греции древней, по крайней мере.
Смрадно дыша и треща суставами
Пачкаю зеркало. Речь о саване
Еще не идет. Но уже те самые,
Что тебя вынесут, входят в двери.
Здравствуй, младое и незнакомое
Племя! Жужжащее, как насекомое,
Время нашло, наконец, искомое
Лакомство в твердом моем затылке.
В мыслях разброд и разгром на темени.
Точно царица - Ивана в тереме,
Чую дыхание смертной темени
Фибрами всеми я жмусь к подстилке.
Боязно! То-то и есть, что боязно.
Даже когда все колеса поезда
Прокатятся с грохотом ниже пояса,
Не замирает полет фантазии.
Точно рассеянный взор отличника,
Не отличая очки от лифчика,
Боль близорука, а смерть расплывчата,
Как очертания Азии.
Все,что я мог потерять, утрачено
Начисто. Но достиг я начерно
Все, чего было достичь назначено.
Даже кукушки в ночи звучания
Трогает мало - пусть жизнь оболгана
Или оправдана им на долго,но
Старение есть отрастание органа
Слуха, рассчитанного на молчание.
Старение! В теле все больше смертного
То есть ненужного жизни. С медного
Лба исчезает сияние местного
Света. И черный прожектор в полдень
Мне заливает глазные впадины.
Силы из мышц у меня украдены.
Но не ищу себе перекладины:
Совестно браться за труд Господен.
Впрочем , дело , должно быть, в трусости.
В страхе . В технической акта трудности
Это - влияние грядущей трупности:
Всякий распад начинается с воли,
Минимум коей - основа статики.
Так я учил, сидя в школьном садике.
Ой, отойдите, друзья-касатики!
Дайте выйти во чисто поле!
Я был как все. То есть жил похожею
Жизнью. С цветами входил в прихожею.
Пил. Валял дурака под кожею,
Брал, что давали. Душа не зарилась
Не на своё. Обладая опорою,
Строил рычаг. И пространству в пору я
Звук извлекал, дуя в дудку полую.
Что бы такое сказать под занавес?!
Слушайте, дружина, враги и братия!
Всё, что творил я, творил не ради я
Слезы в эпоху кино и радио,
Но не ради речи родной,словесности.
За каковое реченье - жречество
/Сказано ж доктору: сам пусть лечится/
Чаши лишились в пиру Отечества,
Нынче стою в незнакомой местности.
Ветренно. Сыро, темно и ветренно.
Полночь швыряет листву и ветви на
Кровлю. Можно сказать уверенно:
Здесь исключаю я дни, теряя
Волосы, зубы, глаголы, суффиксы,
Черпая кошкой, что шлемом суздальским,
Из океана волну, чтобы сузился.
Хрупай рыбу, пускай сырая.
Cтарение! Возраст успеха, знание
Правды. Изнанки её. Изгнания.
Воли. Ни против её, ни за неё
Я ничего не имею. Коли ж
Переборщит - возоплю: нелепица
Сдерживать чувства. Покамест - терпится.
Ежели что-то во мне и теплится,
Это не разум, а кровь всего лишь.
Данная песня не вопль отчаянья.
Это - следствие одичания.
Это - точней - первый крик отчаянья,
Царствие чьё представляю суммою
Звуков, исторгнутых прежде мокрою,
Затвердевшей нынче в мёртвую
Как бы натуру гортанью твердую.
Это и к лучшему. Так я думаю.
Вот сие то, о чем я глаголю:
О превращении тела в голую
Вещь! Ни горе не гляжу, ни долу я,
Но в пустоту, чем её не высветили.
Это к лучшему. Чувство ужаса
Вещи не свойственно. Так что лужица
Подле вещи не обнаружится,
Даже если вещица при смерти.
Точно Тезей из пещеры Миноса,
Выйдя на воздух и шкуру вынеся,
Не горизонт вижу я - знак минуса
К прожитой жизни. Острей, чем меча
Лезвие это, и им отрезана
Лучшая часть. Так вино от трезвого
Прочь убирают, и соль от пресного.
Хочется плакать. Но плакать нечем.
Бей в барабан о своём доверии
К ножницам, в коих судьба материи
Скрыта. Только размер потери и
Делает смертного равным Богу.
/Это суждение стоит галочки
даже в виду обнажённой парочки/
Бей в барабан пока держишь палочки
С тенью своей маршируя в ногу!
18.09.82

В ОЗЕРНОМ КРАЮ
В те времена, в стране зубных врачей,
Чьи дочери выписывают вещи
Из Лондона, чьи стиснутые клещи
Вздымают вверх на знамени ничей
Зуб Мудрости, для, прячущей во рту,
Развалины почище Парфенона,
Шпион, лазутчик, пятая колонна
Гнилой цивилизации - в быту
Профессор красноречия - я жил
В колледже возле Главного из Пресных
Озер, куда из водорослей местных
Был призван для вытягиванья жил.
Всё то, что я писал в те времена,
Сводилось неизбежно к многоточию.
Я падал, не расстёгиваясь, на
Постель свою. И ежели я ночью
Отыскивал звезду на потолке,
Она, согласно правилам сгоранья,
Сбегала на подушку по щеке
Быстрей, чем я загадывал желанье.
1972

НА СМЕРТЬ ДРУГА
Имя реку тебе - потому что не станет за труд
Из-под камня тебя раздобыть - от меня, анонима,
Как по тем же делам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70