https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala-s-polkoy/
..
* * *
Кто к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой слух
в преждевременный рост.
Как земля,как вода
под небесною мглой,
в каждом чувстве всегда
сила жизни с иглой.
И невольным объят
страхом,вздрогнет,как мышь,
тот,в кого ты свой взгляд устремишь,
из угла устремишь.
Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то,что чувствуешь ты.
В этом доме ночном,
где скрывает окно,
словно скатерть с пятном,
темноты полотно.
Ставь на скатерть стакан,
чтоб он вдруг не упал,
чтоб сквозь стол-истукан,
словно соль проступал,
незаметный в окне,
ослепительный путь -
будто льется вино
и вздымается грудь.
Ветер,ветер пришел,
шелестит у окна,
укрывается стол
за квадрат полотна,
и трепещут цветы
у него позади,
на краю темноты,
словно сердце в груди.
И чернильная тьма
наступает опять,
как движенье ума
отметается вспять,
и сиянье звезды
на латуни осей
глушит звуки езды
на дистанции всей.
Камни на земле
Эти стихи о том,как лежат на земле камни,
Простые камни,половина которых не видит солнца.
Простые камни серого цвета.
Простые камни без эпитафий.
Камни,понимающие нашу поступь,
Белые под солнцем,а ночью камни
Подобны крупным глазам рыбы,
Камни,перемалывающие нашу поступь,
Вечные жернова вечного хлеба.
Камни,принимающие нашу поступь,
Словно черная вода - серые камни,
Камни,украшающие тело самоубийцы,
Драгоценные камни,отшлифованные благоразумием.
Камни,на которых пишут "свобода",
Камни,которыми однажды вымостят дороги,
Камни,из которых выстроят тюрьмы,
Или камни,которые станут неподвижны,
Словно камни,не вызывающие ассоциаций.
Так лежат на земле камни,
Простые камни,напоминающие затылки,
Простые камни,камни без эпитафий.
* * *
Воротится на родину.Ну что ж,
Гляди вокруг,кому еще ты нужен,
Кому теперь в друзья ты попадешь.
Воротишься,купи себе на ужин
Какого-нибудь сладкого вина.
Смотри в окно и думай понемногу:
Во всем твоя одна,твоя вина.
И хорошо.Спасибо.Слава Богу.
Как хорошо,что некого винить.
Как хорошо,что ты ничем не связан,
Как хорошо,что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо,что никогда во тьму
Ничья рука тебя не провожала.
Как хорошо на свете одному
Идти пешком с шумящего вокзала.
Как хорошо,на родину спеша,
Поймать себя в слезах неоткровенных
И вдруг понять,как медленно душа
Заботится о новых переменах.
Рождественский романс
Евгению Рейну с любовью...
Плывет в тоске необъяснимой
Среди кирпичного фасада
Ночной кораблик негасимый
Из Александровского сада.
Плывет кораблик нелюдимый,
На розу желтую похожий,
Над головой своих любимых
У ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
Пчелиный хор сомнамбул,пьяниц,
Ночной столицы фотоснимок
Печально сделал иностранец
И выезжает на Ордынку
Такси с больными седоками,
И мертвецы стоят в обнимку
С особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
Певец печальный по столице,
Печальный дворник круглолицый
Спешит по улице невзрачной
Любовник старый,и красивый
Полночный поезд новобрачный
Плывет в тоске необъяснимой.
Плывет в тоске замоскворецкой
Пловец в несчастии случайный,
Блуждает выговор еврейский
По желтой лемтнице печальной.
И от любви до новоселья,
Под Новый год,под воскресенье
Плывет красотка записная,
Своей любви не объясняя.
Плывет в глазах жолодный вечер,
Дрожат снежинки на вагоне,
Морозный ветер,бледный ветер
Оближет красные ладони.
И льется мед огней вечерних,
И пахнет сладкою халвою,
Ночной пирог несет сочельник
Над головою.
Твой Новый год по темно-синей
Волне средь шума городского
Плывет в тоске необ-яснимой,
Как-будто жизнь начнется снова,
Как-будто будет свет и слава,
Удачный день и вдоволь хлеба,
Как-будто жизнь качнется вправо,
Качнувшись влево.
* * *
Л.М.
Проходит время сожалений
При полусвете фонарей,
При полумраке озарений
Не узнавать учителей.
Так что-то движется меж нами,
Живет,живет,отговорив,
И побеждая временами,
Зовет любовников своих.
И вся-то жизнь - биенье сердца,
И говор фраз,да плеск вины,
И ночь над лодочкою секса
По слабой речке тишины.
Простимся,позднее творенье
Моих навязчивых щедрот,
Побед унылое паренье
И утлой нежности полет.
О,господи,что движет миром ?
Пока мы слабо говорим,
Что движет образом немилым
И дышит облаком моим ?
Затем,чтоб с темного газона
От унизительных утрат
Сметать межвременные зерна
На победительный асфальт.
О,все проходит понемногу
И говорит - живи,живи,
Кружи,кружи передо мною
Безумным навыком любви.
Свети на горестный посев
Фонарь сегодняшней печали
И пожимай во тьме плечами,
И сокрушайся обо всех.
Проплывают облака
Слышишь ли,слышишь ли ты в роще детское пенье,
Над серебряными деревьями звенящие,звенящие голоса,
В сумеречном воздухе пропадающие,затихающие постепенно,
В сумеречном воздухе исчезающие небеса.
Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
И негромко шумят,и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ты голоса,видишь волосы с красными гребнями,
Маленькие ладони,поднятые к мокрой листве.
"Проплывают облака,проплыают облака и гаснут"-
Это дети поют и поют,черные ветки шумят,
Полого взлетают между листьев,между стволов неясных,
В сумеречном воздухе их не обнять,не вернуть назад.
Только мокрые листья летят по ветру,спешат из рощи,
Улетают,словно слышат издали какой-то осенний зов.
Проплывают облака,это дети поют ночью,ночью,
От травы до вершин все биение,все дрожание голосов.
Проплывают облака,это жизнь проплывает,проходит.
Привыкай,привыкай,это смерть мы в себе несем,
Среди черных ветвей облака с голосами,с любовью,
Проплывают облака,это дети поют обо всем.
Слышишь ли,слышишь ли ты в роще детское пенье,
Блестящие нити дождя переплетают звенящие голоса
Возле узких вершин и новых сумерках на мгновенье
Видишь сызнова,видишь сызнова угасающие небеса.
Проплывают облака,проплывают,проплывают над рощей,
Где-то льется вода,только плакать и нет,вдоль осенних оград,
Все рыдать и рыдать,и смотреть все наверх,быть ребенком ночь
И смотреть все наверх,только плакать и петь,и не знать утрат.
Где-то льется вода,вдоль осенних оград,вдоль деревьев неясных,
В новых сумерках пенье,только плакать и петь,только листья сложить.
Что-то выше нас,что-то выше нас проплывает и гаснет.
Только плакать и петь,только плакать и петь,только жить.
Сонет
Переживи всех,
переживи вновь,
словно они - снег,
пляшущий снег снов.
Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.
Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.
Переживи стих.
Переживи всех.
Темза в Челси.
I
Ноябрь.Светило,поднявшееся натощак,
замирает на банке соды в стекле аптеки.
Ветер находит преграду во всех вещах:
в трубах,в деревьях,в движущемся человеке.
Чайки бдят на оградах,что-то клюют жиды;
неколесный транспорт ползет по Темзе,
как по серой дороге,извивающейся без нужды.
Томас Мор взирает на правый берег с тем же
вожделением,что прежде,и напрягает мозг.
Тусклый взгляд из себя прочней,чем железный мост
принца Альберта,и,говоря по чести,
это лучший способ покинуть Челси.
II
Бесконечная улица,делая резкий крюк,
выбегает к реке,кончаясь железной стрелкой.
Тело сыплет шаги на землю из мятых брюк,
и деревья стоят,словно в очереди за мелкой
осетриной воли;это все,на что
Темза способна по части рыбы.
Местный дождь затмевает трубу Агриппы.
Человек,способный взглянуть на сто
лет вперед,узреет побуревший портик,
который вывеска "бар" не портит,
вереницу барж,ансамбль водосточных флейт,
автобус у галереи Тейт.
III
Город Лондон прекрасен,особенно в дождь.Ни жесть
для него не преграда,ни кепка или корона.
Лишь у тех,кто зонты производит,есть
в этом климате шансы захвата трона.
Серым днем,когда вашей спины настичь
даже тень не в силах,и на исходе деньги,
в городе,где как ни темней кирпич,
молоко будет вечно белеть на сырой ступеньке,
можно,глядя в газету,столкнуться со
статьей о прохожем,попавшим под колесо,
и только найдя абзац о том,как скорбит родня,
с облегченьем подумать: "не про меня".
IV
Эти слова мне диктовала не
любовь,и не Муза,но потерявший скорость
звука пытливый бесцветный голос.
Я отвечал,лежа лицом к стене.
"Как ты жил в эти годы ?"-"Как буква "г" в "ого".
"Опиши свои чувства".-"Смущался дороговизны".
"Что ты любишь на свете сильнее всего ?"
-"Реки и улицы - длинные вещи жизни".
"Вспоминаешь о прошлом ?"-"Помню,была зима.
Я катался на санках,меня продуло".
"Ты боишься смерти ?"-"Нет,это та же тьма.
Но,привыкнув к ней,не различишь в ней стула".
V
Воздух живет той жизнью,которой нам не дано
уразуметь;живет своей голубою
ветренной жизнью,начинаясь над головою
и нигде не кончаясь.Взглянув в окно,
видишь шпили и трубы,кровлю,ее свинец,
это начало большого сырого мира,
где мостовая,которая нас вскормила,
собой представляет его конец
преждевременный.Брезжит рассвет.Проезжает почта.
Больше не во что верить,опричь того,что
покуда есть правый берег у Темзы,есть
левый берег у Темзы.Это - благая весть.
VI
Город Лондон прекрасен,в нем всюду идут часы.
Сердце может только отстать от Большого Бена.
Темза катится к морю,разбухшая,точно вена,
и буксиры в Челси дерут басы.
Город Лондон прекрасен.Если не ввысь,то вширь
он раскинулся вниз по реке как нельзя безбрежней.
И когда в нем спишь,номера телефонов прежней
и бегущей жизни,сливаясь,дают цифирь
астрономической масти.И палец,вращая диск
зимней Луны,обретает бесцветный писк
"занято",и этот звук во много
раз неизбежней,чем голос Бога.
* * *
Мне говорят,что нужно уезжать.
Да-да.Благодарю.Я собираюсь.
Да-да.Я понимаю.Провожать
не следует.Да,я не потеряюсь.
Ах,что вы говорите - дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок.
Ах,нет,не беспокойтесь.Как-нибудь.
Я вовсе налегке.Без чемоданов.
Да-да.Пора идти.Благодарю.
Да-да.Пора.И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
над родиной деревья поднимают.
Все кончено.Не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел.Нужно уезжать.
Да-да.Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине,такси.
Как-будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я,знаешь ли,с отчизны выбываю.
Как-будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну
и над рекой,которую любил,
я расплачусь и лодочника крикну.
( Все кончено.Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно,ради Бога.
Я в небо погляжу и подышу
холодным ветром берега другого.)
Ну,вот и долгожданный переезд.
Кати назад,не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в под-езд,
я к берегу пологому причалю.
* * *
Все чуждо в доме новому жильцу,
поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И,как бы за нехваткой той отваги,
замок,не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да,сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол,и думал,
что больше не покинет этих стен,
но должен был уйти;ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица,характером,надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом.
Обоз
Скрип телег тем сильней,
чем больше вокруг теней.
Сильней,чем дальше они
от колючей стерни.
Из колеи в колею
дерут они глотку свою
тем громче,чем дальше луг,
чем гуще листва вокруг.
Вершина голой ольхи
и желтых берез верхи
видят,уняв озноб,
как смотрит связанный сноп
в чистый небесный свод.
Опять коряга,и вот
деревья слышат не птиц,
а скрип деревянных спиц
и громкую брань возниц.
1964
* * *
Топилась печь.Огонь дрожал во тьме.
Древесные угли чуть-чуть искрились.
Но мысли о зиме,о всей зиме,
каким-то странным образом роились.
Какой печалью нужно обладать,
чтоб вместо парка,что за три квартала,
пейзаж неясный долго вспоминать,
но знать,что больше нет его;не стало.
Да,понимать,что все пришло к концу
тому назад едва ль не за два века,
- но мыслями блуждать в ночном лесу
и все не слышать стука дровосека.
Стоят стволы,стоят кусты в ночи,
вдали холмы лежат во тьме угрюмой.
Луна горит,как весь огонь в печи,
и жжет стволы.Но только нет в ней шума.
К садовой ограде
Снег в сумерках кружит,кружит.
Под лампочкой дворовой тлеет.
В развилке дерева лежит.
На ветке сломанной белеет.
Не то,чтобы бело-светло.
Но кажется (почти волнуя
ограду) у ствола нутро
появится,кору минуя.
По срубленной давно сосне
она ту правду изучает,
что неспособность к белизне
ее от сада отлучает.
Что белый свет - внутри него.
Но,чуть не трескаясь от стужи,
почти не чувствуя того,
что снег покрыл ее снаружи.
Но все-таки безжизнен вид.
Мертвеет озеро пустое.
Их только камень оживит
своей подспудной краснотою.
Окна
Дом на отшибе сдерживает грязь,
растущую в пространстве одиноком,
с которым он поддерживает связь
посредством дыма и посредством окон.
Глядят шкафы на хлюпающий сад,
от страха створки мысленно сужают.
Три лампы настороженно висят,
но стекла ничего не выражают.
Хоть,может быть,и это вещество
способно на сочувствие к предметам,
они совсем не зеркало того,
что чудится шкафам и табуретам.
И только с наступленьем темноты
они в какой-то мере сообщают
армаде наступающей воды,
что комнаты борьбы не прекращают;
что ей торжествовать причины нет,
хотя бы все крыльцо заняли лужи;
что здесь,в дому,еще сверкает свет,
хотя темно,совсем темно снаружи...
-но не тогда,когда молчун,старик,
во сне он видит при погасшем свете
окрестный мир,который в этот миг
плывет в его опущенные веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
* * *
Кто к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой слух
в преждевременный рост.
Как земля,как вода
под небесною мглой,
в каждом чувстве всегда
сила жизни с иглой.
И невольным объят
страхом,вздрогнет,как мышь,
тот,в кого ты свой взгляд устремишь,
из угла устремишь.
Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то,что чувствуешь ты.
В этом доме ночном,
где скрывает окно,
словно скатерть с пятном,
темноты полотно.
Ставь на скатерть стакан,
чтоб он вдруг не упал,
чтоб сквозь стол-истукан,
словно соль проступал,
незаметный в окне,
ослепительный путь -
будто льется вино
и вздымается грудь.
Ветер,ветер пришел,
шелестит у окна,
укрывается стол
за квадрат полотна,
и трепещут цветы
у него позади,
на краю темноты,
словно сердце в груди.
И чернильная тьма
наступает опять,
как движенье ума
отметается вспять,
и сиянье звезды
на латуни осей
глушит звуки езды
на дистанции всей.
Камни на земле
Эти стихи о том,как лежат на земле камни,
Простые камни,половина которых не видит солнца.
Простые камни серого цвета.
Простые камни без эпитафий.
Камни,понимающие нашу поступь,
Белые под солнцем,а ночью камни
Подобны крупным глазам рыбы,
Камни,перемалывающие нашу поступь,
Вечные жернова вечного хлеба.
Камни,принимающие нашу поступь,
Словно черная вода - серые камни,
Камни,украшающие тело самоубийцы,
Драгоценные камни,отшлифованные благоразумием.
Камни,на которых пишут "свобода",
Камни,которыми однажды вымостят дороги,
Камни,из которых выстроят тюрьмы,
Или камни,которые станут неподвижны,
Словно камни,не вызывающие ассоциаций.
Так лежат на земле камни,
Простые камни,напоминающие затылки,
Простые камни,камни без эпитафий.
* * *
Воротится на родину.Ну что ж,
Гляди вокруг,кому еще ты нужен,
Кому теперь в друзья ты попадешь.
Воротишься,купи себе на ужин
Какого-нибудь сладкого вина.
Смотри в окно и думай понемногу:
Во всем твоя одна,твоя вина.
И хорошо.Спасибо.Слава Богу.
Как хорошо,что некого винить.
Как хорошо,что ты ничем не связан,
Как хорошо,что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.
Как хорошо,что никогда во тьму
Ничья рука тебя не провожала.
Как хорошо на свете одному
Идти пешком с шумящего вокзала.
Как хорошо,на родину спеша,
Поймать себя в слезах неоткровенных
И вдруг понять,как медленно душа
Заботится о новых переменах.
Рождественский романс
Евгению Рейну с любовью...
Плывет в тоске необъяснимой
Среди кирпичного фасада
Ночной кораблик негасимый
Из Александровского сада.
Плывет кораблик нелюдимый,
На розу желтую похожий,
Над головой своих любимых
У ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
Пчелиный хор сомнамбул,пьяниц,
Ночной столицы фотоснимок
Печально сделал иностранец
И выезжает на Ордынку
Такси с больными седоками,
И мертвецы стоят в обнимку
С особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
Певец печальный по столице,
Печальный дворник круглолицый
Спешит по улице невзрачной
Любовник старый,и красивый
Полночный поезд новобрачный
Плывет в тоске необъяснимой.
Плывет в тоске замоскворецкой
Пловец в несчастии случайный,
Блуждает выговор еврейский
По желтой лемтнице печальной.
И от любви до новоселья,
Под Новый год,под воскресенье
Плывет красотка записная,
Своей любви не объясняя.
Плывет в глазах жолодный вечер,
Дрожат снежинки на вагоне,
Морозный ветер,бледный ветер
Оближет красные ладони.
И льется мед огней вечерних,
И пахнет сладкою халвою,
Ночной пирог несет сочельник
Над головою.
Твой Новый год по темно-синей
Волне средь шума городского
Плывет в тоске необ-яснимой,
Как-будто жизнь начнется снова,
Как-будто будет свет и слава,
Удачный день и вдоволь хлеба,
Как-будто жизнь качнется вправо,
Качнувшись влево.
* * *
Л.М.
Проходит время сожалений
При полусвете фонарей,
При полумраке озарений
Не узнавать учителей.
Так что-то движется меж нами,
Живет,живет,отговорив,
И побеждая временами,
Зовет любовников своих.
И вся-то жизнь - биенье сердца,
И говор фраз,да плеск вины,
И ночь над лодочкою секса
По слабой речке тишины.
Простимся,позднее творенье
Моих навязчивых щедрот,
Побед унылое паренье
И утлой нежности полет.
О,господи,что движет миром ?
Пока мы слабо говорим,
Что движет образом немилым
И дышит облаком моим ?
Затем,чтоб с темного газона
От унизительных утрат
Сметать межвременные зерна
На победительный асфальт.
О,все проходит понемногу
И говорит - живи,живи,
Кружи,кружи передо мною
Безумным навыком любви.
Свети на горестный посев
Фонарь сегодняшней печали
И пожимай во тьме плечами,
И сокрушайся обо всех.
Проплывают облака
Слышишь ли,слышишь ли ты в роще детское пенье,
Над серебряными деревьями звенящие,звенящие голоса,
В сумеречном воздухе пропадающие,затихающие постепенно,
В сумеречном воздухе исчезающие небеса.
Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
И негромко шумят,и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ты голоса,видишь волосы с красными гребнями,
Маленькие ладони,поднятые к мокрой листве.
"Проплывают облака,проплыают облака и гаснут"-
Это дети поют и поют,черные ветки шумят,
Полого взлетают между листьев,между стволов неясных,
В сумеречном воздухе их не обнять,не вернуть назад.
Только мокрые листья летят по ветру,спешат из рощи,
Улетают,словно слышат издали какой-то осенний зов.
Проплывают облака,это дети поют ночью,ночью,
От травы до вершин все биение,все дрожание голосов.
Проплывают облака,это жизнь проплывает,проходит.
Привыкай,привыкай,это смерть мы в себе несем,
Среди черных ветвей облака с голосами,с любовью,
Проплывают облака,это дети поют обо всем.
Слышишь ли,слышишь ли ты в роще детское пенье,
Блестящие нити дождя переплетают звенящие голоса
Возле узких вершин и новых сумерках на мгновенье
Видишь сызнова,видишь сызнова угасающие небеса.
Проплывают облака,проплывают,проплывают над рощей,
Где-то льется вода,только плакать и нет,вдоль осенних оград,
Все рыдать и рыдать,и смотреть все наверх,быть ребенком ночь
И смотреть все наверх,только плакать и петь,и не знать утрат.
Где-то льется вода,вдоль осенних оград,вдоль деревьев неясных,
В новых сумерках пенье,только плакать и петь,только листья сложить.
Что-то выше нас,что-то выше нас проплывает и гаснет.
Только плакать и петь,только плакать и петь,только жить.
Сонет
Переживи всех,
переживи вновь,
словно они - снег,
пляшущий снег снов.
Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.
Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.
Переживи стих.
Переживи всех.
Темза в Челси.
I
Ноябрь.Светило,поднявшееся натощак,
замирает на банке соды в стекле аптеки.
Ветер находит преграду во всех вещах:
в трубах,в деревьях,в движущемся человеке.
Чайки бдят на оградах,что-то клюют жиды;
неколесный транспорт ползет по Темзе,
как по серой дороге,извивающейся без нужды.
Томас Мор взирает на правый берег с тем же
вожделением,что прежде,и напрягает мозг.
Тусклый взгляд из себя прочней,чем железный мост
принца Альберта,и,говоря по чести,
это лучший способ покинуть Челси.
II
Бесконечная улица,делая резкий крюк,
выбегает к реке,кончаясь железной стрелкой.
Тело сыплет шаги на землю из мятых брюк,
и деревья стоят,словно в очереди за мелкой
осетриной воли;это все,на что
Темза способна по части рыбы.
Местный дождь затмевает трубу Агриппы.
Человек,способный взглянуть на сто
лет вперед,узреет побуревший портик,
который вывеска "бар" не портит,
вереницу барж,ансамбль водосточных флейт,
автобус у галереи Тейт.
III
Город Лондон прекрасен,особенно в дождь.Ни жесть
для него не преграда,ни кепка или корона.
Лишь у тех,кто зонты производит,есть
в этом климате шансы захвата трона.
Серым днем,когда вашей спины настичь
даже тень не в силах,и на исходе деньги,
в городе,где как ни темней кирпич,
молоко будет вечно белеть на сырой ступеньке,
можно,глядя в газету,столкнуться со
статьей о прохожем,попавшим под колесо,
и только найдя абзац о том,как скорбит родня,
с облегченьем подумать: "не про меня".
IV
Эти слова мне диктовала не
любовь,и не Муза,но потерявший скорость
звука пытливый бесцветный голос.
Я отвечал,лежа лицом к стене.
"Как ты жил в эти годы ?"-"Как буква "г" в "ого".
"Опиши свои чувства".-"Смущался дороговизны".
"Что ты любишь на свете сильнее всего ?"
-"Реки и улицы - длинные вещи жизни".
"Вспоминаешь о прошлом ?"-"Помню,была зима.
Я катался на санках,меня продуло".
"Ты боишься смерти ?"-"Нет,это та же тьма.
Но,привыкнув к ней,не различишь в ней стула".
V
Воздух живет той жизнью,которой нам не дано
уразуметь;живет своей голубою
ветренной жизнью,начинаясь над головою
и нигде не кончаясь.Взглянув в окно,
видишь шпили и трубы,кровлю,ее свинец,
это начало большого сырого мира,
где мостовая,которая нас вскормила,
собой представляет его конец
преждевременный.Брезжит рассвет.Проезжает почта.
Больше не во что верить,опричь того,что
покуда есть правый берег у Темзы,есть
левый берег у Темзы.Это - благая весть.
VI
Город Лондон прекрасен,в нем всюду идут часы.
Сердце может только отстать от Большого Бена.
Темза катится к морю,разбухшая,точно вена,
и буксиры в Челси дерут басы.
Город Лондон прекрасен.Если не ввысь,то вширь
он раскинулся вниз по реке как нельзя безбрежней.
И когда в нем спишь,номера телефонов прежней
и бегущей жизни,сливаясь,дают цифирь
астрономической масти.И палец,вращая диск
зимней Луны,обретает бесцветный писк
"занято",и этот звук во много
раз неизбежней,чем голос Бога.
* * *
Мне говорят,что нужно уезжать.
Да-да.Благодарю.Я собираюсь.
Да-да.Я понимаю.Провожать
не следует.Да,я не потеряюсь.
Ах,что вы говорите - дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок.
Ах,нет,не беспокойтесь.Как-нибудь.
Я вовсе налегке.Без чемоданов.
Да-да.Пора идти.Благодарю.
Да-да.Пора.И каждый понимает.
Безрадостную зимнюю зарю
над родиной деревья поднимают.
Все кончено.Не стану возражать.
Ладони бы пожать - и до свиданья.
Я выздоровел.Нужно уезжать.
Да-да.Благодарю за расставанье.
Вези меня по родине,такси.
Как-будто бы я адрес забываю.
В умолкшие поля меня неси.
Я,знаешь ли,с отчизны выбываю.
Как-будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну
и над рекой,которую любил,
я расплачусь и лодочника крикну.
( Все кончено.Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно,ради Бога.
Я в небо погляжу и подышу
холодным ветром берега другого.)
Ну,вот и долгожданный переезд.
Кати назад,не чувствуя печали.
Когда войдешь на родине в под-езд,
я к берегу пологому причалю.
* * *
Все чуждо в доме новому жильцу,
поспешный взгляд скользит по всем предметам,
чьи тени так пришельцу не к лицу,
что сами слишком мучаются этим.
Но дом не хочет больше пустовать.
И,как бы за нехваткой той отваги,
замок,не в состояньи узнавать,
один сопротивляется во мраке.
Да,сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол,и думал,
что больше не покинет этих стен,
но должен был уйти;ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица,характером,надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом.
Обоз
Скрип телег тем сильней,
чем больше вокруг теней.
Сильней,чем дальше они
от колючей стерни.
Из колеи в колею
дерут они глотку свою
тем громче,чем дальше луг,
чем гуще листва вокруг.
Вершина голой ольхи
и желтых берез верхи
видят,уняв озноб,
как смотрит связанный сноп
в чистый небесный свод.
Опять коряга,и вот
деревья слышат не птиц,
а скрип деревянных спиц
и громкую брань возниц.
1964
* * *
Топилась печь.Огонь дрожал во тьме.
Древесные угли чуть-чуть искрились.
Но мысли о зиме,о всей зиме,
каким-то странным образом роились.
Какой печалью нужно обладать,
чтоб вместо парка,что за три квартала,
пейзаж неясный долго вспоминать,
но знать,что больше нет его;не стало.
Да,понимать,что все пришло к концу
тому назад едва ль не за два века,
- но мыслями блуждать в ночном лесу
и все не слышать стука дровосека.
Стоят стволы,стоят кусты в ночи,
вдали холмы лежат во тьме угрюмой.
Луна горит,как весь огонь в печи,
и жжет стволы.Но только нет в ней шума.
К садовой ограде
Снег в сумерках кружит,кружит.
Под лампочкой дворовой тлеет.
В развилке дерева лежит.
На ветке сломанной белеет.
Не то,чтобы бело-светло.
Но кажется (почти волнуя
ограду) у ствола нутро
появится,кору минуя.
По срубленной давно сосне
она ту правду изучает,
что неспособность к белизне
ее от сада отлучает.
Что белый свет - внутри него.
Но,чуть не трескаясь от стужи,
почти не чувствуя того,
что снег покрыл ее снаружи.
Но все-таки безжизнен вид.
Мертвеет озеро пустое.
Их только камень оживит
своей подспудной краснотою.
Окна
Дом на отшибе сдерживает грязь,
растущую в пространстве одиноком,
с которым он поддерживает связь
посредством дыма и посредством окон.
Глядят шкафы на хлюпающий сад,
от страха створки мысленно сужают.
Три лампы настороженно висят,
но стекла ничего не выражают.
Хоть,может быть,и это вещество
способно на сочувствие к предметам,
они совсем не зеркало того,
что чудится шкафам и табуретам.
И только с наступленьем темноты
они в какой-то мере сообщают
армаде наступающей воды,
что комнаты борьбы не прекращают;
что ей торжествовать причины нет,
хотя бы все крыльцо заняли лужи;
что здесь,в дому,еще сверкает свет,
хотя темно,совсем темно снаружи...
-но не тогда,когда молчун,старик,
во сне он видит при погасшем свете
окрестный мир,который в этот миг
плывет в его опущенные веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70