Проверенный сайт Wodolei.ru
Кошмары и сновидения отступили. Он понял, что наконец нашел место, которое все они искали, да как удачно нашел! Он сказал себе: «Видишь, правильно говорят, открытия совершаются в одиночестве и уединении. И от гашиша польза бывает!»…Ювелир, слушая отчет парня, внимательно наблюдал за его увлажнившимся взором. Слезы на глазах юнца настораживали : не терьяку ли он накурился? Тот, смекнув, в чем дело, проговорил:
– Ей-богу, я видел, разглядел как следует. Ювелир молчал. Он поверил. Но все-таки стал спрашивать:
– А дым откуда? Почему керосином пахло? Что означает красный костюм?
Парень снова задумался. Но мозги у него ворочались туго, и он лишь повторил:
– Дядюшка, поверьте, собственными глазами видел, клянусь вам. Слово даю!
Собственно говоря, ювелир был уверен, что все так и есть, яма существует и этот никчемный мальчишка говорит вовсе не под воздействием гашиша, это ему не приснилось. Но по части вопросов он был дока, хотя вместо ответов слышал только невнятное бормотание. Ювелир понимал, что необходимо осмотреть эту яму. Однако для поисков колодца и осмотра места, где были скрыты антиквариат и драгоценности, нужно было выбрать подходящий момент, нужно было произвести необходимые приготовления. Он понимал, что браться за дело надо с предельной осторожностью, деликатно и осмотрительно, чтобы все решить с первой попытки, второй может и не представиться. Это одноразовое предприятие. «Попусту ходить-бродить – можно голову сломить», и сказке конец, конец репутации, конец сложившимся отношениям, возможно, и жизни конец… Крестьянин никогда не согласится разделить с ним свою тайну. В ход будет пущена отрава, нож, толчок с крутого обрыва или Бог ведает что – быть может, всего лишь подушка. Ведь если накрыть подушкой лицо спящему и посидеть на ней несколько минут… Надо быть осторожным. Когда крестьянин спит, пускаться на поиски нельзя, так как фонарь в ночной темноте кого угодно наведет на дурные догадки, среди ночи свет в дальнем конце ущелья подозрителен. Дождаться, когда крестьянин уедет, тоже не удастся: во-первых, теперь он постоянно торчит в деревне, во-вторых, когда уезжает, обязательно берет с собой ювелира, и отказ ехать с ним вызовет приступ недоверия. Значит, остается затаиться и ждать: авось крестьянин заболеет или напьется или еще какой-нибудь случай представится.
Случай представился. Трихвостень, чтобы дать подзаработать приятелю и вместе с тем угодить крестьянину, привез в деревню художника, старинного приятеля, с которым некогда учился вместе, дабы тот написал на память портреты жениха и невесты в полный рост, и ювелир увидел в этом подарок судьбы. В первые же два дня после приезда живописца выяснилось, что каждое утро новобрачные, облаченные в свои свадебные наряды, должны по два-три часа ему позировать. И мешать им никому не разрешается. Сначала художник набросал фон, чтобы потом со спокойной душой вставить на свободное место фигуры крестьянина и его избранницы. Ювелир внимательно наблюдал за работой, чтобы в тот день, когда очередь дойдет до портретов, заняться исполнением своего плана. Он понимал, что этот роковой день решит все: надо во что бы то ни стало исхитриться, напрячь разум и добиться желанной цели, не спугнув противника.
* * *
Когда в чайхану, стоявшую на краю шоссе, там, где от него отходил проселок, приехал художник и стал расспрашивать хозяина насчет дороги и просить у него мула, чайханщик вызвался проводить его: он рассчитывал, что, привезя в деревню гостя, сумеет вместе с ним пробраться к крестьянину. Но из этой затеи ничего не вышло. Крестьянин его недолюбливал. Проболтавшись в деревне пару деньков, чайханщик и сам понял, что даром теряет время. Однажды утром он отбыл, решив, коли уж он оказался здесь, наведаться в новую чайхану, и двинулся напрямик через горы.
Жандарм вскоре получил сведения, что чайханщик уехал в деревню, на этот раз вместе с неизвестной личностью, якобы художником. Тут подозрения жандарма распустились пышным цветом. Он поспешил в деревню, но добрался туда лишь к вечеру; ночью ничего предпринять было нельзя, и он завалился спать, а утром проснулся поздно, когда же наконец пустился на поиски чайханщика, ему сказали, что тот четверть часа назад ушел. Жандарм отправился следом.
Было утро, погода стояла прекрасная. Разноцветные бабочки, дикие горные цветы, вольные птицы гор, солнечное сияние, легкий ветерок – ну что там еще? А, мелодия пастушьей дудочки, перезвон бубенцов стада, доносившиеся издалека, и прочие поэтические приметы и черты все были в наличии. Только вместо крестьянских девушек, которые, водрузив на плечо кувшин, с песнями направлялись к роднику, средь холмов шагал чайханщик. Шел он не торопясь. Иногда наклонялся сорвать цветок, нюхал его, восхваляя промысел Божий, но тотчас забывал о безвинно загубленном растении, и цветок в полном небрежении падал на землю. Так он брел, пока не заметил вдруг, как по холму крадучись поднимаются двое. Это были ювелир и юноша, жаждущий славы в мире искусства. Они ступали с такой подчеркнутой осторожностью, словно боялись звука собственных шагов, а вовсе не крутизны скользкого склона. Парень шел впереди, ювелир за ним, крепко держась за его руку и опасливо проверяя каждый шаг.
Эта осторожность пробудила подозрения чайханщика. Хоронясь за колючками, которыми заросли отроги холма, он бросился на землю. Из гущи колючек вылетела бабочка. Поскольку мир полон цинизма и дурных помыслов, чайханщик неправильно истолковал то обстоятельство, что молодой человек сопровождает старого и помогает ему на крутом подъеме. Он с возмущением сказал себе: «Ах, старый пес! Видать, седина в бороду…»
Когда паренек и ювелир достигли подножия холма, то оказались почти рядом с чайханщиком, но они так опасались далекой погони, что не заметили преследователя, находившегося вблизи. Минуту они постояли на тропке, окинули быстрым взглядом даль и оставшиеся позади холмы и, пригнувшись, словно боясь зацепить головой небесный свод, стали спускаться в ложбину. Ложок весь зарос здоровенными кустами репейника с широкими листьями, толстыми стеблями и колючими лиловыми цветами, похожими на душистые колкие точеные колотушки. Парень и ювелир, немного углубившись в заросли, остановились друг против друга, видны были только их головы, плечи и все прочее скрывалось за кустами. Чайханщик вынужден был вытянуть шею и передвинуться на другое место. Он увидел, как ювелир положил руку на плечо юноши, как бы побуждая того сесть. Чайханщик, для которого подглядывание было и привычкой, и ремеслом, еще больше вытянулся, готовый сорваться с места, кинуться к тем двоим, чтобы вынудить их дать отступного, но тут ювелир снова тронулся в путь, пошел дальше, причем один. У чайханщика от ожидания дыхание перехватило. Ювелир же добрался до устья колодца, бросил взгляд кругом, повернулся к юноше и знаками спросил: здесь? За кустами репейника чайханщику не было видно парня. Потом ювелир нагнулся. Он силился сдвинуть камень, но чайханщик, который не видел этого, сказал себе: «Это он, наверно, себя разжигает!» – и стал ждать, что будет дальше.
Тем временем из-за поворота тропы к холму вышел жандарм и внезапно увидел человека, затаившегося за кустами колючки. Разглядеть ювелира и юношу жандарму мешали даже не заросли репейника, а выступ холма, прикрывавший их; когда же он миновал его, ювелир уже опустился в колодец. Жандарм медленно отступил назад, потом тихонько согнулся, спрятался за колючим бугром, подстерегая чайханщика и нашаривая рукой свой пистолет. Пистолет был на месте.
Что же касается старосты, то он тоже приближался к тем местам. Напрямик через холм он шел к новому дому крестьянина, чтобы, традиционно исполнив ежедневный обряд выражения покорности, разжиться деньгами. Дорогой он то рвал цветы, то перебирал четки, как вдруг заметил жандарма, который, припав к земле, притаился под холмом. Староста остановился как вкопанный. Бесшумно присел, замер на месте. Потом вытянул шею, чтобы взглянуть, из-за чего жандарм сидит тут в засаде, но ничего не увидел. Он и не мог ничего видеть, так как выступ холма скрывал от него и чайханщика, и парня. А ювелир, дрожа от страха, продолжал спускаться в колодец.
Ювелир нашел веревку, к которой был привязан мешок с красным костюмом, но не решился ухватиться за нее – он боялся, а вдруг она плохо привязана или гвоздь выскочит… Он ставил ногу в небольшие выбоины в стенке колодца, осторожно нажимал, проверяя, насколько прочна опора, и, уверившись окончательно, отрывал руку от верхней ямки и упирался в другую, пониже. Затем переносил ногу ниже. Так он добрался до последней впадины. Однако сразу не осмелился спрыгнуть на дно пещеры, хотел было вернуться назад; но он устал и сгорал от любопытства. Он, правда, позвал на помощь юношу, но это ни к чему не привело, потому что тот его не услышал. В конце концов усталость взяла свое, руки старика больше не могли удерживать тяжесть его тела, она победила, и ювелир рухнул вниз. Конечно, с громким воплем.
Хотя вопль этот не заглох в колодце, а вырвался наружу и долетел до того места, где остался парень, это не имело никаких последствий, так как прелесть и спокойствие окружающего пейзажа навели наделенного чувствительной душой юношу на мысль курнуть гашиша. Он уютно устроился среди колючек, свернул сигаретку и тихонько дымил, пока его не охватило блаженство. Теперь он совершенно отключился.
Однако то, что старик ювелир больше не показывается, пробудило в чайханщике сомнения. Он говорил себе: «Как бы у него там все ни усохло, но чтоб столько времени мешкать?…» К тому же там, где оставался юноша, не видно было никакого движения. Чайханщик вынужден был встать, согнувшись, прокрасться вперед, пока он не достиг черты, откуда ему все равно ничего не было видно, но зато сам он при этом скрылся из глаз того, кто его выслеживал, – жандарма. Идти сложившись пополам было очень неудобно, в конце концов он устал, выпрямился (но все же не до конца) и зашагал снова, пока не обнаружил, что юноша сидит и спит. Чайханщик испугался: больной тот, что ли, сознания лишился? – и замер на месте. Стал оглядываться по сторонам. В результате жандарм, который тихонько вылез из-за своего колючего прикрытия и ползком пробирался вперед, чтобы снова отыскать чайханщика, опять бросился в кусты – на этот раз в те, где несколько минут назад укрывался чайханщик. Теперь жандарм приметил, что чайханщик углубился в заросли репейника. Он следил взглядом за мелькавшей между крупных цветочных головок фигурой, но сам он теперь скрылся из поля зрения старосты. Старосту очень удивил вид ползущего на четвереньках жандарма: куда это он, зачем, что тут происходит? Он немного помедлил. Но сообразил, что отсутствие информации ничего хорошего ему не сулит, так он ничего не выиграет. Волей-неволей, обмотав четки вокруг запястья и стараясь, чтобы камешки у него из-под ног не посыпались вниз по склону, староста бесшумно стал спускаться, забирая вправо, туда, куда скрылся жандарм. Он нашел его опять сидящим в засаде за кустом, теперь уже за другим. Пробормотав: «Нет Бога, кроме Аллаха» – и подкрутив усы, староста и сам тихонько опустился на землю. Теперь он оказался за тем самым кустом, который минутой раньше служил убежищем жандарму. Отсюда старосте был виден только жандарм, у жандарма перед глазами был лишь чайханщик, чайханщик же в свою очередь лицезрел парня, погруженного в дремоту. Но старика и след простыл! Старик в пещере был напуган. Вначале он ушиб при падении ногу. Потом он, правда, хорошенько растер ее, а глаза тем временем привыкли к темноте, он поднялся и двинулся по пещере. Пальцы его скользили по холодному золоту статуй, руки ощупывали отшлифованную каменную поверхность вместительных гробниц, пока он не стукнулся лбом о нависший свод, не отпрянул и не уткнулся носом в стену. Он понял, что в темноте наиболее безопасно передвигаться на четвереньках и на ощупь. Так он и поступил. Он полз мимо лопаты, паяльной лампы, газового баллона, принесенных сюда крестьянином, пока не добрался до надгробия, на котором стоял маленький транзисторный приемник. Этот предмет, конечно, нельзя было причислить к сокровищам или погребальному инвентарю обитателей гробниц, его притащил крестьянин, чтобы, пока мозг его решает, как бы изломать эти шедевры древности, уши не упускали бы ничего из современных достопримечательностей (особенно по средам, когда передают результаты розыгрыша лотереи). Ювелир провел ладонью по приемнику, выключатель под его рукой щелкнул. Шла передача «Сказки для детей», которую вел Моулуд Атафи. Он рассказывал про удода, пустившегося в погоню за излишествами – так велики были его притязания – и отправившегося в долгое путешествие. Его жене, удодихе, только и оставалось, что горевать о нем. Удодиха очень тосковала, она боялась, как бы супруга не подстерег черный ворон – ведь он бросится на удода и заклюет его… Но ювелир продолжал на четвереньках ползти вперед.
Чайханщик опять опустился на четвереньки. Он осторожно выбрался на тропинку, пересек ее ползком и оказался перед густыми зарослями кустарника и травы. Дальше так передвигаться было невозможно – колючки ему все руки изодрали. Пришлось снова согнуться в три погибели. Он украдкой огляделся, пригибаясь, осторожными скачками двинулся вперед. Издали слышалось воронье карканье, где-то в ущелье кричали куропатки. Подойдя к юноше, он было струсил, но парень и не думал просыпаться. Тогда чайханщик подошел ближе, оглядел спящего, подержал за руку и стал озираться в поисках старика, но тут взгляд его упал на камень возле отверстия ямы. Юноша не шелохнулся, продолжая пребывать в каком-то ином мире, мире дремотного уединения. Чайханщик повернул к камню. Заметил колодец. Жандарм наблюдал за ним.
Жандарму было видно: чайханщик повозился в траве, медленно наклонился, повернулся с трудом, опять выпрямился, огляделся еще раз. Потом снова согнулся и куда-то пропал. Куда он мог деться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Ей-богу, я видел, разглядел как следует. Ювелир молчал. Он поверил. Но все-таки стал спрашивать:
– А дым откуда? Почему керосином пахло? Что означает красный костюм?
Парень снова задумался. Но мозги у него ворочались туго, и он лишь повторил:
– Дядюшка, поверьте, собственными глазами видел, клянусь вам. Слово даю!
Собственно говоря, ювелир был уверен, что все так и есть, яма существует и этот никчемный мальчишка говорит вовсе не под воздействием гашиша, это ему не приснилось. Но по части вопросов он был дока, хотя вместо ответов слышал только невнятное бормотание. Ювелир понимал, что необходимо осмотреть эту яму. Однако для поисков колодца и осмотра места, где были скрыты антиквариат и драгоценности, нужно было выбрать подходящий момент, нужно было произвести необходимые приготовления. Он понимал, что браться за дело надо с предельной осторожностью, деликатно и осмотрительно, чтобы все решить с первой попытки, второй может и не представиться. Это одноразовое предприятие. «Попусту ходить-бродить – можно голову сломить», и сказке конец, конец репутации, конец сложившимся отношениям, возможно, и жизни конец… Крестьянин никогда не согласится разделить с ним свою тайну. В ход будет пущена отрава, нож, толчок с крутого обрыва или Бог ведает что – быть может, всего лишь подушка. Ведь если накрыть подушкой лицо спящему и посидеть на ней несколько минут… Надо быть осторожным. Когда крестьянин спит, пускаться на поиски нельзя, так как фонарь в ночной темноте кого угодно наведет на дурные догадки, среди ночи свет в дальнем конце ущелья подозрителен. Дождаться, когда крестьянин уедет, тоже не удастся: во-первых, теперь он постоянно торчит в деревне, во-вторых, когда уезжает, обязательно берет с собой ювелира, и отказ ехать с ним вызовет приступ недоверия. Значит, остается затаиться и ждать: авось крестьянин заболеет или напьется или еще какой-нибудь случай представится.
Случай представился. Трихвостень, чтобы дать подзаработать приятелю и вместе с тем угодить крестьянину, привез в деревню художника, старинного приятеля, с которым некогда учился вместе, дабы тот написал на память портреты жениха и невесты в полный рост, и ювелир увидел в этом подарок судьбы. В первые же два дня после приезда живописца выяснилось, что каждое утро новобрачные, облаченные в свои свадебные наряды, должны по два-три часа ему позировать. И мешать им никому не разрешается. Сначала художник набросал фон, чтобы потом со спокойной душой вставить на свободное место фигуры крестьянина и его избранницы. Ювелир внимательно наблюдал за работой, чтобы в тот день, когда очередь дойдет до портретов, заняться исполнением своего плана. Он понимал, что этот роковой день решит все: надо во что бы то ни стало исхитриться, напрячь разум и добиться желанной цели, не спугнув противника.
* * *
Когда в чайхану, стоявшую на краю шоссе, там, где от него отходил проселок, приехал художник и стал расспрашивать хозяина насчет дороги и просить у него мула, чайханщик вызвался проводить его: он рассчитывал, что, привезя в деревню гостя, сумеет вместе с ним пробраться к крестьянину. Но из этой затеи ничего не вышло. Крестьянин его недолюбливал. Проболтавшись в деревне пару деньков, чайханщик и сам понял, что даром теряет время. Однажды утром он отбыл, решив, коли уж он оказался здесь, наведаться в новую чайхану, и двинулся напрямик через горы.
Жандарм вскоре получил сведения, что чайханщик уехал в деревню, на этот раз вместе с неизвестной личностью, якобы художником. Тут подозрения жандарма распустились пышным цветом. Он поспешил в деревню, но добрался туда лишь к вечеру; ночью ничего предпринять было нельзя, и он завалился спать, а утром проснулся поздно, когда же наконец пустился на поиски чайханщика, ему сказали, что тот четверть часа назад ушел. Жандарм отправился следом.
Было утро, погода стояла прекрасная. Разноцветные бабочки, дикие горные цветы, вольные птицы гор, солнечное сияние, легкий ветерок – ну что там еще? А, мелодия пастушьей дудочки, перезвон бубенцов стада, доносившиеся издалека, и прочие поэтические приметы и черты все были в наличии. Только вместо крестьянских девушек, которые, водрузив на плечо кувшин, с песнями направлялись к роднику, средь холмов шагал чайханщик. Шел он не торопясь. Иногда наклонялся сорвать цветок, нюхал его, восхваляя промысел Божий, но тотчас забывал о безвинно загубленном растении, и цветок в полном небрежении падал на землю. Так он брел, пока не заметил вдруг, как по холму крадучись поднимаются двое. Это были ювелир и юноша, жаждущий славы в мире искусства. Они ступали с такой подчеркнутой осторожностью, словно боялись звука собственных шагов, а вовсе не крутизны скользкого склона. Парень шел впереди, ювелир за ним, крепко держась за его руку и опасливо проверяя каждый шаг.
Эта осторожность пробудила подозрения чайханщика. Хоронясь за колючками, которыми заросли отроги холма, он бросился на землю. Из гущи колючек вылетела бабочка. Поскольку мир полон цинизма и дурных помыслов, чайханщик неправильно истолковал то обстоятельство, что молодой человек сопровождает старого и помогает ему на крутом подъеме. Он с возмущением сказал себе: «Ах, старый пес! Видать, седина в бороду…»
Когда паренек и ювелир достигли подножия холма, то оказались почти рядом с чайханщиком, но они так опасались далекой погони, что не заметили преследователя, находившегося вблизи. Минуту они постояли на тропке, окинули быстрым взглядом даль и оставшиеся позади холмы и, пригнувшись, словно боясь зацепить головой небесный свод, стали спускаться в ложбину. Ложок весь зарос здоровенными кустами репейника с широкими листьями, толстыми стеблями и колючими лиловыми цветами, похожими на душистые колкие точеные колотушки. Парень и ювелир, немного углубившись в заросли, остановились друг против друга, видны были только их головы, плечи и все прочее скрывалось за кустами. Чайханщик вынужден был вытянуть шею и передвинуться на другое место. Он увидел, как ювелир положил руку на плечо юноши, как бы побуждая того сесть. Чайханщик, для которого подглядывание было и привычкой, и ремеслом, еще больше вытянулся, готовый сорваться с места, кинуться к тем двоим, чтобы вынудить их дать отступного, но тут ювелир снова тронулся в путь, пошел дальше, причем один. У чайханщика от ожидания дыхание перехватило. Ювелир же добрался до устья колодца, бросил взгляд кругом, повернулся к юноше и знаками спросил: здесь? За кустами репейника чайханщику не было видно парня. Потом ювелир нагнулся. Он силился сдвинуть камень, но чайханщик, который не видел этого, сказал себе: «Это он, наверно, себя разжигает!» – и стал ждать, что будет дальше.
Тем временем из-за поворота тропы к холму вышел жандарм и внезапно увидел человека, затаившегося за кустами колючки. Разглядеть ювелира и юношу жандарму мешали даже не заросли репейника, а выступ холма, прикрывавший их; когда же он миновал его, ювелир уже опустился в колодец. Жандарм медленно отступил назад, потом тихонько согнулся, спрятался за колючим бугром, подстерегая чайханщика и нашаривая рукой свой пистолет. Пистолет был на месте.
Что же касается старосты, то он тоже приближался к тем местам. Напрямик через холм он шел к новому дому крестьянина, чтобы, традиционно исполнив ежедневный обряд выражения покорности, разжиться деньгами. Дорогой он то рвал цветы, то перебирал четки, как вдруг заметил жандарма, который, припав к земле, притаился под холмом. Староста остановился как вкопанный. Бесшумно присел, замер на месте. Потом вытянул шею, чтобы взглянуть, из-за чего жандарм сидит тут в засаде, но ничего не увидел. Он и не мог ничего видеть, так как выступ холма скрывал от него и чайханщика, и парня. А ювелир, дрожа от страха, продолжал спускаться в колодец.
Ювелир нашел веревку, к которой был привязан мешок с красным костюмом, но не решился ухватиться за нее – он боялся, а вдруг она плохо привязана или гвоздь выскочит… Он ставил ногу в небольшие выбоины в стенке колодца, осторожно нажимал, проверяя, насколько прочна опора, и, уверившись окончательно, отрывал руку от верхней ямки и упирался в другую, пониже. Затем переносил ногу ниже. Так он добрался до последней впадины. Однако сразу не осмелился спрыгнуть на дно пещеры, хотел было вернуться назад; но он устал и сгорал от любопытства. Он, правда, позвал на помощь юношу, но это ни к чему не привело, потому что тот его не услышал. В конце концов усталость взяла свое, руки старика больше не могли удерживать тяжесть его тела, она победила, и ювелир рухнул вниз. Конечно, с громким воплем.
Хотя вопль этот не заглох в колодце, а вырвался наружу и долетел до того места, где остался парень, это не имело никаких последствий, так как прелесть и спокойствие окружающего пейзажа навели наделенного чувствительной душой юношу на мысль курнуть гашиша. Он уютно устроился среди колючек, свернул сигаретку и тихонько дымил, пока его не охватило блаженство. Теперь он совершенно отключился.
Однако то, что старик ювелир больше не показывается, пробудило в чайханщике сомнения. Он говорил себе: «Как бы у него там все ни усохло, но чтоб столько времени мешкать?…» К тому же там, где оставался юноша, не видно было никакого движения. Чайханщик вынужден был встать, согнувшись, прокрасться вперед, пока он не достиг черты, откуда ему все равно ничего не было видно, но зато сам он при этом скрылся из глаз того, кто его выслеживал, – жандарма. Идти сложившись пополам было очень неудобно, в конце концов он устал, выпрямился (но все же не до конца) и зашагал снова, пока не обнаружил, что юноша сидит и спит. Чайханщик испугался: больной тот, что ли, сознания лишился? – и замер на месте. Стал оглядываться по сторонам. В результате жандарм, который тихонько вылез из-за своего колючего прикрытия и ползком пробирался вперед, чтобы снова отыскать чайханщика, опять бросился в кусты – на этот раз в те, где несколько минут назад укрывался чайханщик. Теперь жандарм приметил, что чайханщик углубился в заросли репейника. Он следил взглядом за мелькавшей между крупных цветочных головок фигурой, но сам он теперь скрылся из поля зрения старосты. Старосту очень удивил вид ползущего на четвереньках жандарма: куда это он, зачем, что тут происходит? Он немного помедлил. Но сообразил, что отсутствие информации ничего хорошего ему не сулит, так он ничего не выиграет. Волей-неволей, обмотав четки вокруг запястья и стараясь, чтобы камешки у него из-под ног не посыпались вниз по склону, староста бесшумно стал спускаться, забирая вправо, туда, куда скрылся жандарм. Он нашел его опять сидящим в засаде за кустом, теперь уже за другим. Пробормотав: «Нет Бога, кроме Аллаха» – и подкрутив усы, староста и сам тихонько опустился на землю. Теперь он оказался за тем самым кустом, который минутой раньше служил убежищем жандарму. Отсюда старосте был виден только жандарм, у жандарма перед глазами был лишь чайханщик, чайханщик же в свою очередь лицезрел парня, погруженного в дремоту. Но старика и след простыл! Старик в пещере был напуган. Вначале он ушиб при падении ногу. Потом он, правда, хорошенько растер ее, а глаза тем временем привыкли к темноте, он поднялся и двинулся по пещере. Пальцы его скользили по холодному золоту статуй, руки ощупывали отшлифованную каменную поверхность вместительных гробниц, пока он не стукнулся лбом о нависший свод, не отпрянул и не уткнулся носом в стену. Он понял, что в темноте наиболее безопасно передвигаться на четвереньках и на ощупь. Так он и поступил. Он полз мимо лопаты, паяльной лампы, газового баллона, принесенных сюда крестьянином, пока не добрался до надгробия, на котором стоял маленький транзисторный приемник. Этот предмет, конечно, нельзя было причислить к сокровищам или погребальному инвентарю обитателей гробниц, его притащил крестьянин, чтобы, пока мозг его решает, как бы изломать эти шедевры древности, уши не упускали бы ничего из современных достопримечательностей (особенно по средам, когда передают результаты розыгрыша лотереи). Ювелир провел ладонью по приемнику, выключатель под его рукой щелкнул. Шла передача «Сказки для детей», которую вел Моулуд Атафи. Он рассказывал про удода, пустившегося в погоню за излишествами – так велики были его притязания – и отправившегося в долгое путешествие. Его жене, удодихе, только и оставалось, что горевать о нем. Удодиха очень тосковала, она боялась, как бы супруга не подстерег черный ворон – ведь он бросится на удода и заклюет его… Но ювелир продолжал на четвереньках ползти вперед.
Чайханщик опять опустился на четвереньки. Он осторожно выбрался на тропинку, пересек ее ползком и оказался перед густыми зарослями кустарника и травы. Дальше так передвигаться было невозможно – колючки ему все руки изодрали. Пришлось снова согнуться в три погибели. Он украдкой огляделся, пригибаясь, осторожными скачками двинулся вперед. Издали слышалось воронье карканье, где-то в ущелье кричали куропатки. Подойдя к юноше, он было струсил, но парень и не думал просыпаться. Тогда чайханщик подошел ближе, оглядел спящего, подержал за руку и стал озираться в поисках старика, но тут взгляд его упал на камень возле отверстия ямы. Юноша не шелохнулся, продолжая пребывать в каком-то ином мире, мире дремотного уединения. Чайханщик повернул к камню. Заметил колодец. Жандарм наблюдал за ним.
Жандарму было видно: чайханщик повозился в траве, медленно наклонился, повернулся с трудом, опять выпрямился, огляделся еще раз. Потом снова согнулся и куда-то пропал. Куда он мог деться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23