Я не хочу сделать тебе больно.Джейн запрокинула голову. Маленькая?— Молли говорит, она знает хирурга… Он оторвался от нее, посмотрел ей в лицо:— Что ты несешь? Даже не думай об этом. Ты идеальна, Джейн. Идеальна. Просто я такой огромный, а ты такая маленькая…Он говорил не о груди. Он говорил о ней самой. Просто замечательно, он считает ее округлую фигуру маленькой. Не мог выбрать более удачного момента, чтобы думать, какая она хрупкая.Она не хрупкая. Ее не так просто сломать. Ей не хотелось, чтобы с ней обращались как с фарфоровой куклой.И она повернулась на бок, прижалась к его паху. Она чувствовала его возбуждение. Это можно было бы увидеть из космоса, как Великую Китайскую стену.Стоп, стоп. Хватит думать!— Кажется, мы совпадаем там, где это важно, — Джейн нервно улыбнулась. Какая же она развратница… И ей это нравится. Стыд и позор.— Похоже на то, — Джон гладил ее волосы, его рука спустилась к шее, потом еще ниже… проникла в вырез тонкого свитера и под лифчик.Он снова накрыл ее губы своими, и она сдалась его поцелуям. Ощущения пронизывали ее, заставляли теснее прижиматься к нему, чтобы почувствовать его целиком, спрятаться в его объятиях и остаться в них навсегда.Он был целым миром. И ей хотелось изучить его, сделать своим. Она никогда не чувствовала себя такой защищенной и в то же время свободной. Она могла отдаться ему душой и телом, и он охранял бы и то, и другое.И все это было прекрасно, какое-то время. Но вдруг Джейн поняла, что поцелуев и нежных прикосновений недостаточно.Она хотела большего.— Не сдерживайся, — прошептала она, когда он провел пальцами по ее талии. — Пожалуйста, Джон, не сдерживайся, — и, чтобы он не сомневался, Джейн уперлась ему в грудь ладонями, заставляя лечь на спину и следуя за ним всем телом, села на него, наклонила голову и прикусила его нижнюю губу.Наконец-то она стала настоящей женщиной — давно пора! Пусть слышат, как она стонет!Джон понял намек.Следующие несколько минут прошли как в тумане, Джейн помнила только тихий смех. А потом они оба оказались обнаженными, и волосатые ноги Джона касались ее гладких ног, а волосы у него на груди щекотали ее по-новому чувствительные соски.Он поцеловал ее, и его вечная щетина колола ей подбородок, но это тоже было приятно.Все было приятно.А потом было еще приятнее… Глава 15 Джон посмотрел на свою руку, лежащую на спине Джейн. Он знал, что у него большие руки, но никогда не думал, что сможет делать массаж одной рукой. Но для Джейн две — слишком много. И это хорошо, потому что вторая рука может массировать… другие места.— Кажется, мне пора сказать, что у тебя есть еще час, — Джейн вздохнула с откровенным удовольствием.Он прижал ее к груди, раскинувшись на подушках, которые ночью поднял с пола. Когда это было? О, да. Как раз после того, как они с Джейн свалились с кровати. Это было… довольно занимательно.Как им это удалось? Он тогда встал на колени, наклонился над ней и… Или это был третий раз, когда она напала на него — он простонал, посмеиваясь, что умрет, если прямо сейчас не отдохнет.— Джон…— М-м-м? — Он погладил ее обнаженное бедро, наслаждаясь гладкостью кожи. — Ты звала?— Несколько раз, — она игриво шлепнула его по груди. — Знаешь, иногда я жалею, что не веду дневник. Откровенная запись о последней ночи стала бы хитом.— Надо думать. Дорогой дневник, прошлой ночью аккуратная, славная, кроткая малышка Джейни Солнышко убила человека.— О, неправда. — Джейн села и натянула на себя простыню. Снова скромница? Боже, она потрясающая. Он готов спорить, что когда она пойдет в ванную, то сначала наденет тапочки. И эта самая женщина, которая трижды за утро покрывала его поцелуями, спускаясь вниз и… нет, лучше не думать об этом. Он ведь не подросток; надо подумать и о других вещах, например, учащенном сердцебиении.— Что ты говоришь? — поддразнил он. — Тогда объясни, пожалуйста, почему я не чувствую ног.Обернув простыню — которая никогда прежде не удостаивалась такой чести — вокруг груди, Джейн переползла на край кровати.— Сейчас я оставлю тебя, чтобы ты отдохнул, бедняжка, — она глубоко вздохнула. — И они еще называют нас слабым полом.Джон посмотрел на нее. Волосы восхитительно растрепаны, щеки все еще горят после последнего захода — о нет, не последнего, они же только начали, — эти безумные веснушки, пляшущие на носу. Как он выяснил, веснушки у нее во многих местах… И большинство он успел поцеловать. Но у них полно времени. Целая жизнь. Он отыщет их все до одной.— Ну, товарищ, — он усмехнулся. — Хорошо повеселилась?Она слегка наклонила голову, потом взглянула на него из-под ресниц и улыбнулась:— Теперь ты напрашиваешься на комплименты?— Нет, — сказал он тихо, вдруг став серьезным. — Я хочу большего. На самом деле… — Джон с трудом верил тому, что собирался сказать. — Я нашел все, что искал, даже то, о чем не подозревал.Джон подождал, пока она переварит его слова. Она склонила голову набок, прищурилась.— Я правильно тебя поняла? Потому что если ты не всерьез, то лучше не говори ничего. Я уже большая и прекрасно знала, что делала ночью. Ну, большую часть времени. По правде говоря, несколько раз мне казалось, что сознание покинуло тело. Но ты не обязан что-то говорить.Он приподнялся на подушках.— Ты хочешь, чтобы я молчал?Она закатила глаза. Господи, она действительно закатила глаза.— Этого я не сказала.— Значит, ты не против услышать, что ты самая красивая, чудесная, невероятная женщина на свете и я хочу жить с тобой?На ее лице медленно появлялась улыбка.— Ты что, пишешь любовный роман? Скажи прямо. Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы ты сказал эти слова. Если ты серьезно.Он открыл было рот, но не смог. Он никогда не говорил этого и сомневался, что скажет. Человек со словарным запасом свыше десяти тысяч слов никак не мог произнести всего лишь три.Это оказалось трудно.И вдруг все стало просто. Он почему-то ощутил, что внутри все расцветает, появляется тепло, не имеющее ничего общего с сексом или желанием. Более чистое, глубокое, сильное чувство. Ему было хорошо, голова слегка кружилась. Он чувствовал… уверенность.Джон вдруг поверил в «жили они долго и счастливо». В божественную чистоту, голубые небеса, детский смех, в долгие прогулки и старение вместе, во всю эту милую чепуху. Циник, который всегда брал верх, произнес: «Ну конечно, ты — Гринч, и сегодня твое сердце стало в три раза больше».А оптимист, который давно поджидал момент, выскочил с молотком в руках и оставил от циника мокрое место.— Я люблю тебя, Джейни Престон, — сказал Джон, удивляясь звучности своего голоса. Он расплылся в улыбке, будто деревенщина, и сам это понимал, и ему было все равно. — Черт возьми, женщина, я в тебя влюбился.Джон и Джейн стояли у своих велосипедов и смотрели, как взлетает вертолет президента.— Жаль, что я его не увидела. Я не согласна с его политикой, но он президент, и это своего рода исторический визит. — Джейн приложила руку козырьком ко лбу и наблюдала, как огромный вертолет развернулся над океаном и полетел в сторону Филадельфии, где президент произнесет трехчасовую речь в «Индепенденс-холле».— Это как футбол, дорогая. Если стоишь дальше пятидесяти ярдов, то лучше смотреть его дома, по телевизору.— Наверное, — ответила она, улыбаясь. Этим утром она много улыбалась. — Ив одиннадцать всегда показывают фильм.— Точно. Или «Прямой эфир в шесть», если только наш Джим не пустит свой сюжет.— Думаешь, он появится в пятницу?Джон кивнул, садясь на велосипед, и они покатили вниз по песчаной дороге, огибающей пляж.— Ему просто нечем больше заняться. Куда мы едем?Джейн посмотрела на него через плечо. Он выглядел таким привлекательным. Самый большой велосипед из проката «Конгресс-Холла» казался крошечным по сравнению с ним.— Я хочу посмотреть Дувоп и классические мотели в стиле Майами-Бич в Уайлдвуде, но это слишком далеко для велосипедной прогулки.— Ду — что? — Джон остановился на перекрестке рядом с ней. — Что это за штука?— Попробую вспомнить, как написано в путеводителе. Итак. Дувоп расположен в Уайлдвуде, это памятник поп-культуры и архитектуры пятидесятых.— Пятидесятых? В пятидесятых была архитектура? Я думал, тогда были только коробки, поставленные на другие коробки…Джейн посмотрела вперед, увидела знак, который искала, и покатила к тропинке.— Как много вы знаете, профессор. Комплекс ООН построили в пятидесятых.— Я пас, — Джон подъехал к ней, поставил ногу на дорожку и потер колено — он постоянно ударялся коленями об руль.— Фрэнк Ллойд Райт Фрэнк Ллойд Райт (1867-1959) — американский архитектор. Среди его работ — спиралевидное здание музея Гуггенхайма в Нью-Йорке (1959); дом «Падающая вода» в Милл-Ране, Пенсильвания (1936); административное здание фирмы «Джонсон Уэкс» (1939) и др.

творил в пятидесятых.— Снова пас, — Джон опустил подпорку велосипеда и отошел от него. — Я люблю камень, кирпич, резное дерево, водосточные трубы и башенки. И плющ.— Ты живешь в старинном доме?— Нет, в куче коробок, приставленных к склону горы.Джейн тоже опустила подпорку, и они пошли по тропинке.— Почему? Ты же не любишь современную архитектуру.Он взял ее за руку. Его руки были такие большие, что ей пришлось ухватиться за его безымянный палец, чтобы держаться поудобнее.— Я не знаю. Там красивый вид. Я люблю такие. Но знаешь что? Я вдруг понял, что у меня совсем мало соседей, и все далеко. Подъезд к дому слишком крутой, и я не могу поставить там баскетбольную корзину. И вообще ни одного ровного места, так что брусья и лесенки тоже отпадают. Нет. Этот дом не подходит. Там останется тетушка Мэрион, если ты не захочешь, чтобы она жила с нами, хотя ты наверняка ее полюбишь. Она тебя точно полюбит.Джейн посмотрела на него и покачала головой:— О чем это ты?Он остановился и положил руки ей на плечи.— Джейн, я прошу тебя выйти за меня замуж.— Ой, — она произнесла это очень тихо и почувствовала, как начинают гореть щеки. — Как славно.— Славно? Черт побери, Джейн, мы же поклялись никогда больше не произносить это слово.— Да, Джон, — Джейн прижалась к его широкой груди и обняла за талию.— Да — что? «Да, Джон, мы не будем говорить это слово», или «да, Джон, я выйду за тебя замуж» ?Ее ухо было как раз напротив его сердца, и она слышала, как оно колотится! Такой большой шерстяной медвежонок.— Да, Джон, да. Да, я выйду за тебя замуж, — она медленно перевела дух. — Когда-нибудь.Он отстранился и посмотрел на нее.— Когда-нибудь? Что это значит?— Это значит, Джон, что мы знакомы меньше недели. Я люблю тебя, правда люблю…— Ты сказала это в первый раз. Тогда, в комнате, ты не ответила.— Ну да. Я хотела ответить и хотела, чтобы ты сказал, и вот говорю сейчас. Но… я подумала, и мне кажется, что мы торопимся. Мы же почти не знаем друг друга. Нам, наверное, нужно… время.Джон коротко усмехнулся и посмотрел в небо.— Не могу поверить. Первый раз в жизни я… а женщина отвечает «когда-нибудь»!— Джон, пожалуйста, не сердись. Ты же знаешь, что я права.Он посмотрел на нее, открыл рот и закрыл.— Хорошо, — отрезал он. — Хорошо, ты права. И что мы теперь будем делать? Признаваться начистоту?Она снова обняла его.— Нет, глупый. Мы просто два человека, которые хотят узнать друг друга получше. Мы будем… разговаривать. Но не сейчас, ладно? А то получится смешно. Как интервью. Давай пойдем и посмотрим на остатки кораблекрушения.— Здесь было кораблекрушение?Джейн взяла его за руку и потянула за собой.— Да, было. Корабль британских ВМС «Мартин» принимал участие в войне в начале восемнадцатого века. Где-то под Кейп-Мэй есть еще один корабль, «Атлантина» — через «н», не «Атлантида», а «Атлантина». Это был экспериментальный корабль, построенный во время Первой мировой войны. Из цемента. А потом удивлялись, почему он затонул.— Прямо как Атлантида. Ты любишь историю, правда, солнышко?— Да. А ты?— Не слишком. Может, вернемся в комнату и сотворим немного этой истории?— О, Джон, — выдохнула она.— О, Джейни, — передразнил он. — Ну и?— Хочешь заставить меня это сказать, да?— Если смущаешься, можешь просто кивнуть. Джейн кивнула, и он сгреб ее в охапку, будто она весила меньше двухлетнего ребенка, и понес к велосипедам.Корабли подождут… Они собирались творить историю.Джон пел в ванной что-то из репертуара Элвиса — возможно, из уважения к Дувоп. Элвиса он пел не лучше, чем Спрингстина, но Джейн все равно улыбалась, расчесываясь перед зеркалом.Они заказывали еду в номер ночью и утром. И если бы не запланировали встречу с Генри и Брэнди, то не выходили бы из комнаты весь день.Прошлой ночью они вышли на балкон. Джон в одних трусах, Джейн в простыне со своей кровати — им понадобились обе кровати, так или иначе, — и смотрели на фейерверк над пляжем и океаном.— Подумать только, я собиралась жечь бенгальские огни с родителями. Потом смотреть концерты по Пи-би-эс и лечь спать в одиннадцать, — произнесла она, прислоняясь к его обнаженной груди.Он ткнулся носом ей в шею и сказал, что лучшие фейерверки случаются дома, и она пропустила кульминацию на пляже, с радостью променяв ее на вспышки цвета под закрытыми веками, когда он любил ее, обнимал и показывал, что на самом деле значит «праздновать»…Джейн покраснела и отвернулась от зеркала. Надо сосредоточиться на других вещах, а не на том, что Джон не может от нее оторваться… А она не может оторваться от него.И они разговаривали. Во всяком случае, она. Он задавал такие хорошие вопросы, ему было все интересно. И она рассказывала о своем детстве, о родителях, о Молли.— Молли, — Джейн отложила расческу, схватила телефон и набрала домашний номер кузины.— Привет, можете говорить со мной. А я поговорю с вами, только позже. Дождитесь короткого…Джейн повесила трубку. До этого она оставила уже пять сообщений.Она позвонила и на мобильный, без особой надежды, но Молли ответила со второго гудка.— Молли! — Джейн буквально влезла в телефон. — Где ты? Почему не звонишь? Тебе нужно приехать сюда. Сегодня вечером, крайний срок — завтра утром.— Я не смогу, Джейни, — Молли, похоже, ее не слышала.— Что значит — не сможешь? Молли, я достала тебе сенсацию. Это больше того, что ты хотела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33