– О, мама... – Он запнулся и неуверенно пожал плечами. – Но вы ведь знаете ее не хуже моего, правда?
– Она иногда подшибает меня кручеными ударами.
– А, это как в бейсболе?
– Примерно.
– А с тех пор, как вы здесь, она выбрала мишенью меня. Я как только увидел ее в выходной, сразу понял – что-то случилось.
Он заметил искру радости в глазах Эда.
– Вы оказываете на нее фантастическое влияние, – простодушно добавил Джеймс.
– Тебе это не по душе?
Джеймс спокойно выдержал прямой взгляд карих глаз.
– Поначалу – да, мне это не нравилось. Я дико ревновал ее. С ней ведь никогда ничего похожего не случалось. И я, конечно, был потрясен. До сих пор мне казалось, я знаю о ней все, а вышло – нет, далеко не все. Вообще ничего не знаю. Ну и взревновал.
– А сейчас?
– А сейчас эта дурацкая ревность рассеялась. Теперь, когда я с вами познакомился... И в конце концов – вы мой отец.
Он произнес это слово, небеса не обрушились, и ему совсем не больно было его выговаривать.
– Я в этом ни секунды не сомневался, – спокойно ответил Эд, и Джеймс снова улыбнулся ему.
– Глупо было бы ревновать к собственному отцу. Мы все же не герои древнегреческой трагедии.
– Нет. В нашем случае это скорее комедия ошибок.
Джеймс расхохотался. Ужасно жаль, что они встретились только сейчас. Сколько времени упущено зря, досадливо подумал он.
Эд, слегка нахмурясь, смотрел на сверток, лежавший у него на коленях.
– Не хотите ли взглянуть на фотографии? – предложил Джеймс. – Я могу прокомментировать; так сказать, закрасить «белые пятна».
– У тебя наверняка здорово получится, – бесцветно отозвался Эд.
– Мама говорит, в этом я тоже похож на вас – за словом в карман не лезу.
Эд помолчал.
– Да, за словом дело не станет, – наконец проговорил он.
Джеймс уловил в его словах невысказанную горечь потери. Да, он по-настоящему любит мать. Оба они любят друг друга. Ему припомнились слова Джайлза о том, что Эд Хардин – человек одинокий. Это правда. Джеймсу страстно захотелось протянуть Эду руку, прикоснуться к нему и сказать: «Я все понимаю». Но ему не хватило смелости.
Ему было невдомек, что его озабоченный, участливый взгляд лучше всяких слов выражал его мысли.
«Ох, Сара, – думал Эд. – Этот замечательный мальчик – твое дитя, хоть мы и похожи как две капли воды. Ты вылепила его по своему образу и подобию, это ясно как день. Внешне это мой сын, а по сути – твой. Это ты передала ему способность сочувствовать, честность и прямоту. В нем ни грана притворства, хитрости, мелкого тщеславия. Он смотрит на меня твоим взглядом, исполненным откровенной прямоты, открыто предлагает себя. Только он еще совсем юный, совсем щенок, полный радостного жизнелюбия, с восторгом принимающий нечаянные удовольствия».
– Давай посмотрим, что тут, – сказал Эд, отставляя стакан и берясь за пакет. Сверху на альбоме лежал конверт. Письмо. Эд вскрыл конверт, и Джеймс поднялся.
– Не покажете ли мне ванную, я хотел бы, как говорится, вымыть руки. Кстати, почему вы называете это место «Джоном»?
Эд рассмеялся.
– Ты меня достал, парень. Честно говоря, не знаю. Но постараюсь выяснить. Третья дверь, налево по коридору.
Эд проводил Джеймса глазами.
Потом начал читать.
Любовь моя, я подобрала эти фотографии в надежде, что в один прекрасный день ты сможешь их увидеть. Я надеялась и на то, что принесет их тебе именно Джеймс. Если все будет, как я задумала, он доставит их тебе сегодня лично. Теперь все в твоих руках. Если что не так, значит, виновата я, но, зная Джеймса, я уверена, что все будет хорошо. Он милый мальчик, Эд. Когда мы увидимся, ты скажешь, права ли я.
С любовью – Сара Милый мальчик, подумал Эд. Надо же! Милый мальчик! Ох уж эта ваша пресловутая английская сдержанность! Какого Бога благодарить мне за такое дивное создание? Ох, Сара...
Вернулся Джеймс.
– Роскошная ванная, – сказал он. – Не то, что наша.
– Она в твоем распоряжении, – улыбнулся Эд.
Заметано, – отозвался Джеймс. – Ну что, начнем прогулку по волнам памяти?
Альбом представлял собой иллюстрированную историю жизни Джеймса Латрела, начиная со снимка в крестильной рубашечке из атласа с кружевами, фотографий из раннего детства, отрочества, запечатленных сцен школьных экзаменов (он был в коротких штанишках) и заканчивая фото из студенческой жизни сначала в Итоне, где Джеймс снимался в котелке, и позднее уже в Оксфорде. Ранние фотографии были черно-белыми, поздние – цветными. На многих рядом с сыном была Сара, а также Джайлз и сэр Джордж. Некоторые были сделаны на традиционных сборах ветеранов. На одну из них Эд смотрел дольше, чем на другие.
– Мне тут лет семь, – охотно комментировал Джеймс. – Меня все старались чем-нибудь накормить, и я объелся клубникой со сливками. Меня стошнило прямо на лужайке. – Он хмыкнул. – Мама мне тогда задала перцу.
Сара стояла на лужайке, одной рукой обнимая темноволосого мальчика в белой рубашке и серых шортиках, другой рукой прикрывалась от солнца. Она смотрела вдаль. «Высматривает меня?» – подумал Эд. Малыш рядом с ней, словно чувствуя напряженность матери, замер, не замечая, как тает мороженое в его руке и капает на идеально отутюженные штанишки.
Несколько фотографий было сделано под каштаном у озера.
– Мы часто приходили на это место, – сообщил Джеймс. – Я всегда знал, что это мамино любимое, только не догадывался почему. На одном из снимков Сара лежала там же, где он впервые заговорил с ней, а Джеймс, которому было лет десять, щекотал ее травинкой.
– Она хотела меня поймать, я побежал и бухнулся прямо в озеро. Хорошо, что я уже умел плавать.
Джеймс вновь почувствовал в отце горечь потери. От него исходили токи одиночества. Это было в его глазах, в жестах тонких выразительных рук, во всей его фигуре. Опять Джеймсу захотелось сказать ему что-нибудь утешительное, и он опять не решился. Просто молча ждал, когда можно будет вставить что-нибудь ободряющее. Он увидел, как Эд тяжело, но бесшумно вздохнул. Потом он перевернул страницу.
Последней в альбоме была вклеена фотография Сары, Джайлза и Джеймса на террасе. Сара сидела с закрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам. Джайлз погрузился в газету, а Джеймс в белом теннисном костюме строил рожу камере.
– Это снимала Памела, – пояснил он. – Моя девушка.
Эд улыбнулся.
– Я встречался со многими девушками, пока не познакомился с твоей матерью.
Под каштаном у озера. Она говорила. Вы сказали, что не верили в принца, который разбудил Спящую красавицу поцелуем. Это она вам напомнила сказочную принцессу?
– Да, – улыбнулся Эд.
– Она была красивой? То есть она и сейчас красивая, но когда была молодой...
– У нее была фарфоровая кожа и шелковые волосы. Губы ее были выпачканы шоколадом, и я не мог оторвать от них глаз.
– Вы знали, кто она?
– Мы все знали. Хоть все мы, янки, были сексуально озабочены, о ней даже помыслить никто не смел.
– Но вас это не остановило.
Эд пожал плечами.
– Мне раньше никто не говорил слова «нет».
Карие глаза потускнели, и Джеймс понял, что он подумал о том «нет», которое сказала ему Сара много лет назад.
– Она была тем, что мой командир назвал «настоящей английской розой», – продолжил Эд. – И мне безумно хотелось холить и лелеять этот прекрасный цветок.
– Она была... добра к вам?
Эд надолго замолчал.
– Она была как глоток родниковой воды в пустыне для умирающего от жажды, – наконец сказал он. – Возродила меня к жизни. А потом мне хотелось еще и еще пить из этого источника. Я знал, что она замужем и очень серьезно относится к браку. У нее уже тогда чувство долга граничило с фанатизмом. Но к тому моменту, когда я в полной мере это осознал, я уже был околдован Сарой Латрел. Это было похоже на наркотическую зависимость. Я не мог быть вместе с ней, но и без нее мне не было жизни. Глаза Эда затуманились воспоминаниями.
– У меня никогда не было проблем с женщинами; отношения складывались по принципу «пришел, увидел, победил». Но с той минуты, как в мою жизнь вошла Сара, все изменилось. Даже трава стала зеленее. А ведь я даже еще и пальцем ее не коснулся! Она была словно из другого мира. Я знал, что на душе у нее неспокойно, что наш роман разрывает ей сердце, хотя это был не роман в пошлом смысле слова. Мне впервые не нужна была легкая интрижка. Мне нужна была Сара. Вся, без остатка. И вот мы подошли к тому барьеру, у которого все должно было кончиться... или измениться. Я попробовал выложить карты на стол. И она дала мне отставку. Конечно, ей это дорого обошлось, но она не могла поступить иначе. Мы расстались.
Эд опять замолчал, а Джеймс сидел неподвижно, боясь разрушить атмосферу доверительности, которая воцарилась между ними.
– Разлука длилась десять дней. Каждый из них тянулся как год. Я все поставил на карту, и выпало зеро. Большой круглый нуль. Я даже подумывал о том, чтобы перевестись на другую базу, потому что невыносимо было бы жить рядом с ней и оставаться ей чужим.
А потом возобновились боевые вылеты в Германию, и я уже не мог летать, если она не ждала меня назад. В общем, я пришел к сэру Джорджу и напрямик спросил, когда она возвращается домой. Он был на редкость славный старик. И, конечно, все знал о нас. Он мог бы отчитать меня, как мальчишку, но не сделал этого. Не хотел вмешиваться в наши дела. Он сказал, что она скоро будет дома. Эд тяжело вздохнул.
– Это был мой самый трудный вылет. Мне было страшно не столько из-за обстоятельств полета, сколько оттого, что я мог не вернуться и она никогда не узнала бы, что для меня значила. И мы чудом вернулись. Трое из экипажа погибли, трое были тяжело ранены. «Девушка из Калифорнии» занялась, как олимпийский факел. Все же мне удалось дотянуть до базы и посадить самолет. Не помню, как это получилось. Помню только, как при посадке увидел из самолета во тьме ее фигуру – там, где мы всегда встречались, у павильона. А дальше я помню, как очнулся от сильной боли в лазарете при базе, весь в бинтах. И потребовал, чтобы меня отпустили в Парк. К счастью, доктор был моим хорошим приятелем, он сам меня отвез. Было совсем темно, но она еще ждала... и сразу бросилась мне навстречу...
Эд опять погрузился в молчание. Снова вздохнул.
– Если я вспоминал тогда о Джайлзе Латреле, то без капли сочувствия. Вопрос стоял так: или он, или я, и мне чертовски хотелось, чтобы это был я. И считал, что право на моей стороне. Сара была воплощением моей мечты. Больше того, я даже мечтать о таком не смел. Неделя, которую мы провели вместе, была самым счастливым временем в моей жизни. Сара подарила мне величайшее счастье. Она ввела меня в волшебную страну, и сколько бы я потом ни пытался найти туда дорогу в одиночку, мне это не удавалось. Путь туда известен только ей.
Эд откинулся на спинку кресла.
– Мой план был таков: она оставляет Джайлза и выходит замуж за меня. Я увожу ее в Калифорнию, и мы живем долго и счастливо. Осталось только следовать этой схеме. Но тут нас подбили на «Салли Б.», и я исчез из ее жизни на три месяца. Как раз тогда-то и случилась беда с Джайлзом. Будь я в то время с ней, все могло бы обернуться иначе, но три месяца отсутствия, когда она считала меня погибшим, сделали свое дело. И она приняла решение. А отступать было не в ее правилах. Да и рядом с тем, что осталось от ее мужа, я не имел никаких шансов. Я тысячу раз пытался потом представить себе, могла ли Сара поступить по-другому, даже если бы я был тогда с ней. Ее совестливость достойна войти в поговорку.
Он задумчиво пожал плечами.
– Так или иначе, она сшибла меня влет. Я был раздавлен. Нельзя преуменьшать роль чувств в жизни человека, Джеймс. Они способны убить. Буквально.
Он посмотрел на сына и улыбнулся. – Но твоя мать – существо удивительнейшее. Вот еще одна вещь, которую не следует недооценивать: нельзя исключать ни одну, самую малую возможность, ибо то, что ты считаешь невозможным, как раз скорее всего и происходит. Я намеревался приехать сюда, чтобы испытать себя – смогу ли наконец избавиться от наваждения? А обнаружил, что люблю ее сильнее, чем прежде. Ну а ты – подарок судьбы, который я никак не мог ожидать. А ты рад?
– Очень, – честно признался Джеймс.
– И я тоже, – сказал Эд. – Думал ли ты, что мы когда-нибудь встретимся?
– Нет, – с той же прямотой ответил Джеймс. – Я, конечно, знал о вашем существовании и принимал как должное, но вы были так далеко... Понимаете... вы были для меня некой абстракцией. И я ужасно нервничал, когда оказалось, что нам предстоит встреча. Я даже сомневался, что мы сможем... поладить. Сколько бы мне о вас ни рассказывали, сомнения не развеивались. Откровенно говоря, на мой взгляд, все это было слишком красивым для правды. Мама рисовала вас неправдоподобно замечательным. Но выяснилось, что она нисколько не преувеличивала.
– В этом ее не упрекнешь, – без выражения сказал Эд. – В чем, в чем, но только не в этом.
Джеймс молча разглядывал остатки виски на дне стакана.
– – А что... что вы намерены делать теперь?
– В каком смысле?
– Со мной.
– А что бы ты хотел?
Джеймс помолчал.
– Мне хотелось бы поближе познакомиться с вами. Нам ведь обоим это нужно, правда? Но в то же время не хотелось бы...
– Гнать волну?
– Вот именно.
– Мне тоже. Лучше всего, на мой взгляд, пустить все на самотек. Это пока самый верный выход. Как по-твоему?
– По-моему, тоже, – с облегчением сказал Джеймс.
– Ну тогда... – Эд взглянул на часы. – Ты отсюда прямо в Оксфорд?
– Нет, у меня семинар только завтра в одиннадцать.
– Тогда, может, пообедаем вместе? Продолжим знакомство, так сказать?
– С великим удовольствием.
– О'кей. Мама не ждет тебя домой с отчетом для разбора полетов?
Джеймс рассмеялся.
– Нет. Она даже не знает, что я здесь.
– В таком случае...
Эд опять поглядел на часы.
– Эти часы вам она подарила? – полюбопытствовал Джеймс.
– Да.
Эд снял часы с руки и передал Джеймсу.
– Хорошая фирма, – одобрил Джеймс и вопросительно взглянул на отца: – Можно?
– Тебе можно.
Джеймс открыл заднюю крышку и прочел гравировку.
– Я тоже люблю этого поэта, – сказал он.
– Твоя мама часто читала мне стихи, – сказал Эд, надевая часы на запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31