Тайт разинул рот.
– Солидными?
– Верно. И я не намерен унести их с собой. Остальное мое богатство – это драгоценные камни, которые гораздо легче спрятать. Они находятся в фальшивых днищах бочек с вином, в погребах рядом с портом в Харвиче, которыми владеет голландский контрабандист, обязанный мне жизнью. Я уверен, что он не тронет принадлежащие мне товары, пока знает, что я жив. Учитывая, что меня ждет скорая смерть, мы должны сделать так, чтобы ты побыстрее до них добрался, а потом нашел им надежное хранилище до того времени, когда Уолсингем и подобные ему уйдут.
Вино вдруг показалось Тайту кислым.
– Я не понимаю. Почему ты должен умереть?
– А как еще Уолсингем может оставить меня в покое? Он выписал приказ о моем аресте. Я предатель, которого следует немедленно задержать и живым доставить в Тауэр. Он прекратит преследовать меня только после моей смерти.
– Но если ты предатель и тебя ждет смерть, то все твое состояние перейдет короне. Если у тебя так много золота, как ты утверждаешь, Елизавета найдет способ отобрать Новый Свет у Испании и Португалии, она…
– Вот почему мне следует умереть нищим, а мое состояние должно быть надежно спрятано на многие годы. Что ты больше всего любишь, Барнабас?
На этот вопрос ему было нетрудно ответить.
– Бидз, – ответил проректор. – Мой колледж – это моя жизнь.
– Значит, ты готов помочь мне передать мои бриллианты колледжу так, чтобы Уолсингем не сумел наложить на них руки?
– Господи, да!
– Даже если это приведет к моей смерти?
Тайт почувствовал, как у него сжимается горло.
– Ты готов упасть на свой меч из-за этого человека?
– Ну, я упаду на чужой меч. Мой собственный Уолсингема не устроит, а мне не стоит его разочаровывать.
Оуэн усмехнулся, но потом его лицо стало серьезным, в нем возникло напряжение, он стал похож на сокола, увидевшего добычу, и даже напомнил Тайту Уолсингема. И Тайт вдруг понял, что не хотел бы стать врагом этого человека, который когда-то был его другом.
– Кто еще находится на содержании у Уолсингема? – резко спросил Оуэн, и в его голосе появилась незнакомая Тайту твердость.
– Кроме Мейплторпа, я никого не могу назвать наверняка. Но сомневаюсь, что существует магистр колледжа в Кембридже или Оксфорде, который бы в какой-то форме не брал деньги от Уолсингема. После лютеранской ереси в двадцатых годах человек, который отказывался помочь королеве, тем самым признавался в измене. Должны быть и другие. Но мне не известны их имена; хозяин не сообщает слугам о своих тайнах.
– Тогда мы должны их выманить.
Теперь, когда голубой камень был полностью освобожден от плаща, Оуэн держал его в руке, и сидящему рядом Тайту показалось, что свет исходит из самого центра черепа.
Оуэн мгновение смотрел на череп, а потом повернулся к однорукому испанцу, который, похоже, был его телохранителем. Между ними произошел безмолвный разговор, в конце которого Седрик Оуэн набросил свой плащ, чтобы скрыть голубой камень, повернулся к Тайту и сказал:
– Барнабас, сегодня Рождество. Если я предложу тебе должность ректора Бидза в качестве рождественского подарка, что ты мне ответишь?
Тайт невесело рассмеялся.
– Я отвечу, что тебе лучше лечь спать и принять настойку опиума, чтобы завтра мы могли начать разговор с чистого листа.
– Ты не хочешь стать ректором Бидза?
– Конечно хочу. Я отдал всю жизнь колледжу и достаточно тщеславен, чтобы принять в ответ главную почесть. Я бы предпочел ее званию короля Англии, впрочем, даже думать об этом небезопасно. Мейплторп принадлежит к таким людям, которых не стоит задевать. У него трое крепких слуг, и один из них способен победить лучших бойцов Лондона. Он называет их своими мастифами в человеческом облике, и они не раз убивали людей темными ночами, так что никому и в голову не приходило призвать их к ответу. Он скрывается под маской аскетизма и благочестия, но уничтожает тех, кто встает на его пути. Именно по этой причине он и избран ректором; никто из нас не осмелился выступить против.
На лице испанца появилась свирепая улыбка.
– Вызов! Наконец! Англия хорошее место, сеньор Тайт.
Седрик Оуэн не обратил ни малейшего внимания на слова своего телохранителя, что позволило обрадованному Тайту поступить так же. Он уже собрался перевести разговор на более безопасную почву, когда Оуэн встал и допил вино в своем кубке.
– Что ж, значит, сейчас самое подходящее время сходить к Роберту Мейплторпу и рассказать ему о неожиданных гостях, посетивших твой дом. Покажи ему письмо и попроси у него совета как у ректора Бидза, а не как у шпиона Уолсингема, Скажи, что мы измучены и просим тебя о христианском милосердии. Сейчас Рождество, и все дороги непроходимы. Нас невозможно доставить в Лондон, и ты просишь у него совета.
– Он тебя убьет, – коротко сказал Тайт.
Оуэн поклонился.
– В таком случае ты исполнишь свой долг и Уолсингем будет хорошо к тебе относиться. Если я не смогу сделать тебя ректором Бидза, то лучшего рождественского дара не придумаешь. Пожалуйста, иди. Если кто-то видел, как мы к тебе пришли, у тебя будут неприятности, если ты задержишься с докладом Мейплторпу.
ГЛАВА 25
Колледж Бидз, Кембридж, Англия
Канун Рождества 1588 года
Лишь эхо ударов ночного колокола нарушало тишину на совершенно темных улицах Кембриджа.
Снегопад ослабел, адский ветер стихал. Молодая луна упала за край земли, оставив лишь далекие звезды, которые тщетно пытались разогнать мрак.
Однако на сей раз Седрику Оуэну не требовалось зрение, чтобы определить, куда идти. Его вели инстинкт и воспоминания, а когда и они перестали помогать, он вытянул перед собой обе руки, следуя за Барнабасом Тайтом по дороге от Магдален-стрит и вдоль реки к Мидсаммер-Коммон.
Костяшки его пальцев задели дерево, и он свернул налево, под арку геометрического моста Джона Ди. По тому, как изменился хруст снега под ногами и потеплело у него на сердце, Седрик Оуэн понял, что пришел домой.
Он сжал руку старого наставника. Тайт не был бесстрашным человеком по своим инстинктам; его мужество было другого происхождения, он продолжал действовать, несмотря на охвативший все его существо ужас.
– Мы будем ждать здесь, – сказал Оуэн. – Пока ты в безопасности. Держись подальше от схватки, и с тобой ничего не случится.
– А если уловка с факелами не сработает? – спросил Тайт дрогнувшим голосом.
– В Слюисе у нас получилось, – ответил Оуэн. – Сработает и здесь. Люди сражаются намного хуже, когда не знают, сколько у них противников. Темнота наш союзник и их враг.
– У него трое охранников, да и сам он фехтует не хуже любого из них. Возможно, даже лучше.
– А в Реймсе их было шестеро. Все они мертвы. Если и можно верить чему-нибудь в нашем мире, так это быстроте клинка Фернандеса.
– Ты не будешь сражаться?
– Мне не потребуется.
Оуэн постарался, чтобы его голос прозвучал уверенно. Он наблюдал, как Тайт набрался мужества и шагнул в темноту ночи. Пламя факела, который нес старик, медленно продвигалось к воротам колледжа и вскоре исчезло внутри.
В холодной рождественской ночи остались двое мужчин. Вытянув руку, Оуэн ощутил на ладони знакомый бархат темно-желтого камзола де Агилара. Он услышал скрип железа по смазанной жиром коже и в свете звезд разглядел слабое свечение полированного клинка.
– Тридцать лет приготовлений, чтобы добиться успеха сейчас, – тихо сказал де Агилар. – Теперь кажется, что времени прошло не так уж и много.
Его дыхание стало глубоким, напряжение, которое он ощущал в доме Барнабаса Тайта, исчезло.
– Оно было долгим, – заметил Оуэн. – Живой камень подарил нам три десятилетия. Остается лишь выяснить, способны ли мы выполнить поставленные перед нами задачи, ведь если мы потерпим неудачу, все окажется напрасным.
– Ничего еще не определено, друг мой. – Оуэн почувствовал, что испанец на него смотрит. – В Слюисе было всего пять человек, и двое из них настолько пьяны, что едва держались на ногах. Мейплторп запрещает пить своим людям. Наше положение здесь намного сложнее.
– Я знаю. Но Тайта следовало подбодрить. У тебя и у меня есть все, чтобы добиться успеха.
Они ждали, как люди, умеющие терпеть и способные переносить холод.
Голубой камень негромко пел. И перед тем как появился свет, его напев изменился.
Из домика привратника колледжа не доносилось ни звука, но маленькая боковая дверь распахнулась, и появилось сразу три факела.
– Только три. Мейплторп не пришел, – прошипел де Агилар.
– Он придет. Я знал его, когда был студентом. Уже в те времена он травил медведей для развлечения. И сейчас не упустит шанс поучаствовать в убийстве. Подожди, и ты увидишь, он обязательно появится.
Они ждали. Факелы, выстроившись в линию, приближались. В определенный момент, когда песня голубого живого камня вновь изменилась, свет вспыхнул, дверь в домик привратника распахнулась, и двое мужчин вышли в темноту. Дверь тут же закрылась.
– Пора, – сказал Оуэн.
Де Агилар высек искру, чтобы зажечь сначала один факел, а от него и два остальных. Они с Оуэном вышли из-под деревьев, которые росли у реки, и двигались вдоль берега боком, чтобы создавалось впечатление, будто трое людей один за другим перешли маленький мостик и оказались на территории колледжа.
Подойдя к двери привратницкого домика, Оуэн выругался с шотландским акцентом и погасил свой факел. Затем уже другим голосом, без малейшего акцента, спросил:
– Проклятье! Неужели ты не мог выбрать факел получше в такую ночь?
– Давай потише. О работе мастера лучше помалкивать. – За тридцать лет де Агилар овладел английским, как родным языком. На борту шхуны голландского контрабандиста он довел до совершенства шотландское протяжное произношение и гнусавость при выговаривании гласных. Перейдя именно на такую речь, он добавил: – Думаю, стоит погасить факел, нам потребуется не больше одного, ведь мы охотимся на однорукого человека и щеголя.
– Вам не потребуется и одного, поскольку у нас есть три. – Из домика донесся властный голос, который не мог принадлежать привратнику.
Роберт Мейплторп вышел на затоптанный снег у ворот колледжа. В тусклом свете сверкнула сталь его клинка, привлекая к себе взгляд Оуэна. Лишь через мгновение Оуэн посмотрел на небритое лицо ректора Бидза.
За ним появились трое мужчин, каждый держал высоко поднятый факел. Все факелы были превосходного качества, так что смола не могла попасть на их хозяина. В другой руке каждый из них небрежно сжимал обернутую шерстью дубинку из железного дерева, чтобы избивать людей и ломать им руки и ноги.
Барнабас Тайт остался стоять в дверном проеме, слегка наклонившись влево, чтобы облегчить нагрузку на больное колено. Через головы Мейплторпа и трех его головорезов он громко сказал:
– Это ты, Джозеф?
– Угу, – ответил Седрик Оуэн и смачно сплюнул в снег. – К вашим услугам, мастер Тайт Мы пришли по вашей просьбе и привели всех, кого сумели найти. Ваши враги остались у вас в комнатах, пользуются вашим гостеприимством.
Он сунул свой факел в снег, и темнота тут же его поглотила; благодаря случаю, удаче или умению он и де Агилар стояли в стороне от полукруга света, падающего от факелов людей Мейплторпа.
Де Агилар выругался, сделал вид, что споткнулся, и шагнул в сторону.
– Да ты пьян! – прошипел Мейплторп с такой злобой, что рядом с ним его люди показались кроткими, как молочницы.
– Не-ет, магистр.
Де Агилар продолжал стоять, слегка пошатываясь, на границе света и тени. Подняв руку, он отступил еще на пару шагов, явно охваченный ужасом. Создавалось впечатление, что он не вооружен.
На лицах троих мужчин, стоящих за спиной Мейплторпа, появились понимающие улыбки, когда их господин поднял свой меч. Он был в хорошей форме. В два шага он оказался вне круга света факелов, а еще через мгновение превратился в серо-серебристую тень, как и человек, которого он преследовал.
– Стой! Я не потерплю, чтобы мои люди пили, даже в канун Рождества Господа нашего.
Мейплторп говорил без малейшей иронии. Трое его слуг закатили глаза. Из темноты послышался хриплый голос Седрика Оуэна:
– Сэр, разве мы не хотим схватить испанца? Вы же не желаете смерти вашим верным слугам?
– Я не стану его убивать, а только… преподам… небольшой урок.
Его слова дважды прерывались свистом клинка, рассекающего воздух.
После второго удара послышался глухой стон, а потом пронзительный предсмертный крик. И глухой удар падающего тела. Ни один из присутствующих не был столь наивен, чтобы поверить, что несчастный получил урок – если не считать урока, который извлекает каждый, когда предстает перед Создателем.
– Жаль, но урок он получил, – послышался голос Мейплторпа. Из темноты появилась его массивная фигура, за спиной развевался плащ. – И зачем нам весь этот фейерверк? Неужели мы не доберемся до дома Тайта в свете звезд?
Трое головорезов быстро затушили факелы. Человек, которого они принимали за Мейплторпа, подошел к ближайшему из них – тот успел заметить, что его противник сражается левой рукой, но клинок уже пробил его кожаный жилет и грудину и вошел в сердце.
Он упал на спину, захлебываясь кровью. Из двух его товарищей только один успел с проклятием прыгнуть вперед.
Барнабас Тайт, проявив неожиданное мужество, ударил другого ножом в спину и сделал ему подсечку, так что тот упал лицом в снег.
В результате на ногах остался только третий из мастифов Мейплторпа.
Его совершенно не тревожило, что он оказался в окружении врагов. Сообразив, что главная опасность исходит от де Агилара, он двинулся в его сторону. Тяжело дыша, он сделал обманное движение невооруженной рукой и тут же нанес сильнейший удар дубинкой.
Дубинка ударила по мечу – и клинок сломался. После мгновенного замешательства де Агилар нырнул в сторону, перекатился по земле и вскочил на ноги, одновременно одной своей рукой срывая с плеч плащ и сворачивая его для защиты. Он легко двигался по снегу, ловко уворачиваясь от тяжелых ударов дубинки. После полудюжины неудачных попыток достать де Агилара его противник выругался и вытащил кинжал, сверкнувший серебром в звездном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47