– Она ткнула в сторону монитора. – Здесь изображены символы майя. Еще один кодекс.
– Вы хотите сказать, что в книгах Седрика Оуэна содержится зашифрованный текст? – Страсть, появившаяся на его лице, при других обстоятельствах показалась бы смешной. – Стелла, пожалуйста, вы должны позволить мне…
Он находился так близко к ней, что Стелла ощутила жар, исходящий от его тела. Его рука легла на ее плечо. Слова застряли у него в горле, он никак не мог закончить фразу.
Прежде чем слова были произнесены, раздался металлический стук в дверь и послышался резкий напряженный голос.
– Я не помешаю? Вы можете сказать. И я уйду.
– Кит?
Он стоял у двери, опираясь на две палки. Стелла никогда не видела, чтобы его лицо искажала такая отвратительная гримаса. Он перевел взгляд с нее на Дейви Лоу.
– Развлекаетесь?
– Кит! Он пытается помочь.
– Я вижу. И в чем состоит твоя помощь на этот раз, Дэвид?
– Не в том, о чем ты думаешь.
Лоу отступил на несколько шагов к дальней стене кабинета. Стелла видела, как он втянул в себя воздух, а потом начал медленно выдыхать его через нос.
Он бросил на нее взгляд и коротко кивнул.
– Насколько я понимаю, вы уходите? Возможно, вам сначала стоило бы выяснить, удалось ли нам определить, как выглядит лицо черепа.
Второй монитор был отвернут в сторону, так что никто из них не мог его видеть. Лоу обошел стол и быстро повернул монитор. В результате Стелла осталась одна. С монитора на нее смотрело лицо.
– Этого не может быть.
Стелла затрясла головой. Она трясла головой и не могла остановиться, с трудом сдерживая тошноту.
– Что?
Кит не мог двигаться быстро, чтобы сразу оказаться рядом с ней. Дэвид Лоу из жалости к ним обоим повернул монитор так, чтобы оба могли его видеть.
Кит был поражен не меньше Стеллы. Он несколько раз переводил взгляд со Стеллы на экран и обратно.
– Это какая-то шутка?
– Программное обеспечение не обладает чувством юмора, – сказал Дейви Лоу. – Череп обретает плоть – и с этим ничего нельзя поделать.
У них не могло быть ни малейших сомнений; с экрана на них смотрело спокойное лицо Стеллы, которая, казалось, спит. Стелла вспомнила, как глаза Дейви Лоу метнулись к ней, стоило ему увидеть череп.
Она повернулась к нему.
– Вы знали, что это я, в тот момент, когда я показала вам череп.
Он устало улыбнулся.
– Я очень давно этим занимаюсь.
– Однако вы добавили волосы и глаза. У вас нет никаких доказательств, что они должны быть именно такими.
– Конечно нет. Вы могли иметь черные волосы и голубые глаза, но все равно остались бы собою.
Он нажал три клавиши. Ее волосы мгновенно превратились из рыжих в черные, а глаза из зеленых стали голубыми. Эффект получился странным, но не менял главного: на них по-прежнему смотрело ее лицо.
– Я могу предложить вам других специалистов, но от этого ничего не изменится. Как и кость, камень не может лгать. Тот, кто создал этот череп, взял за модель женщину, обладавшую такой же структурой костей, как вы. Учитывая, что черты лица передаются по наследству, я бы сказал, что это ваш дальний предок. У каждого из нас они есть, в этом нет ничего удивительного. Если рассмотреть промежуток времени, равный циклу майя, то у них был выбор из тысяч образцов.
Стелла покачала головой и подняла руку. Ей требовалось время, чтобы осмыслить происходящее и немного подумать, но сейчас у нее не было такой возможности. Она посмотрела на Кита, тот был потрясен и рассержен.
– Дейви, что будем делать? – спросила Стелла.
Он пожал плечами, казалось, его покинули силы. Он смотрел куда-то в сторону, словно пытался вспомнить нечто важное. Стелла с удивлением обнаружила, что испытывает обиду и боль.
– Спрячьте череп. Берегите себя, – наконец сказал Дейви Лоу.
– Мы намерены встретиться с Урсулой Уокер. Ей можно доверять?
Он повернулся и посмотрел Стелле в глаза. Его кривая улыбка была полна горечи.
– Насколько это вообще возможно. Вы можете показать ей череп, если вас интересует именно это. Она из немногих живущих людей, кому удалось увидеть один из других черепов.
Он прошел между ними и открыл дверь в лабораторию.
– Я помогу вам вынуть череп. А потом вам лучше уйти.
Стелла выезжала со стоянки, а Кит молча сидел рядом, когда из здания выскочил Дейви Лоу. Стелла притормозила. Белый халат развевался на ветру, пока Лоу бежал к ним. Он наклонился в окну, и Стелла вновь уловила сильный запах кофе и табака. В руках Дейви держал визитку со своим именем и тремя телефонами.
– Здесь мой домашний номер и два мобильных – один местный, другой для междугородних разговоров. В течение ближайших трех недель я никуда не собираюсь уезжать. Если вам потребуется моя помощь, звоните.
Она взяла визитку и с сомнением спросила:
– Это нужно вам или мне?
– Просто возьмите визитку. Вы не обязаны мне звонить.
ГЛАВА 16
Зама, Новая Испания
Октябрь 1556 года
– У нас нет льда, – сокрушался Оуэн. – А также мандрагоры, семян салата-латука, болиголова или других растений, которые Ибн Сина считал необходимыми для того, чтобы человек мог перенести отсечение руки.
– Но у тебя есть настойка опия, которую тебе вручил Нострадамус. Быть может, этого будет достаточно?
Фернандес де Агилар сидел в единственной комнате бывшего каменного храма, где повсюду висели изображения распятого Христа. Лучшего места для проведения операции найти не удалось – с одной стороны, это было освященное Богом место, однако главная причина состояла в том, что каменные полы и стены можно было держать в чистоте, как предписывал аз-Захрави перед серьезной операцией.
Но самое главное, внутри все было выкрашено в белый цвет, что создавало хорошее освещение. Два широких окна являлись источником света. По просьбе Оуэна часть крыши сняли, чтобы свет проникал внутрь еще и сверху, а внутри было не так жарко.
Никто не говорил про мозаичный пол с ягуарами, и Седрик Оуэн забыл о нем; все его внимание было приковано к пациенту. Де Агилар прижимал к груди укушенную руку, которая успела немного распухнуть, и, если бы не уверенность священника, они могли бы подумать, что его укусил москит.
Оуэн перечитал свои записки и покачал головой.
– Я не понимаю. Венера расположена благоприятно – а это важно для твоей карты, да и точка Фортуны находится в созвездии Скорпиона, в седьмом доме, лучшего не приходится желать. Тем не менее у нас нет того, что необходимо. У Нострадамуса имелся запас мандрагоры, но он дал мне лишь смесь мандрагоры с опием. Нам потребуется и то и другое. Кроме того, нужен лед: как писал аз-Захрави, данную операцию нужно проводить тщательно и без спешки. Твой разум и душа должны на некоторое время уйти. В противном случае мы превратимся в мясников или цирюльников-хирургов, которые полагают, что могут отсечь конечность за полминуты – в результате девять больных из десяти умирают. Я не стану делать ничего подобного.
– А я не стану просить тебя жить дальше с руками, обагренными моей кровью.
Де Агилар встал.
Он был лишь в свободных штанах Доминго, а сверху до пояса обнажен. Без золотой серьги в ухе его лицо обрело необычную пропорциональность.
Он подошел к столу, двигаясь с уверенной грацией умелого фехтовальщика; яд еще не начал действовать на его мозг и не повлиял на изящество движений.
– Мы выполним наш первоначальный план. Сначала пообедаем вместе, а потом проведем ночь на вершине башни, откуда будем наблюдать за великолепным восходом солнца. Я не знаю лучшего способа умереть.
– Фернандес, не теряй так быстро веру в меня.
Седрик Оуэн прижал ладони к лицу и с открытыми глазами принялся всматриваться в созданный им мрак. После некоторых усилий чернота превратилась в синеву, и возникла едва слышная песнь живого камня. Он потянулся к ней, но его отвлек шум в углу комнаты.
В ярко освещенной комнате священника, украшенной иконами и мозаикой, только в одном углу сгустились тени.
Оуэн успел опустить руки и увидел поднявшегося с пола человека в одеждах из светлого неотбеленного хлопка.
– Диего. Почему-то… я не удивлен.
Покрытый шрамами туземец поднял руку и коротко бросил:
– Подожди.
Затем он быстро вышел.
– Тигр заговорил, – с некоторым удивлением сказал де Агилар. – Я подозревал, что он на это способен.
– Мне было бы спокойнее, если бы он сообщил, что у него на уме, – задумчиво ответил Оуэн и высунулся наружу, чтобы посмотреть на полуденное солнце, но тут же повернулся к де Агилару. – Он отправился за священником. Если они предложат тебе соборование, ты согласишься?
Фернандес де Агилар посмотрел на тыльную сторону своей ладони.
– В данный момент я бы не стал отказываться. Если мы с тобой ошибаемся, а священник прав, это принесет мне пользу. Если же правы мы, а отец Гонсалес и церковь ошибаются, я не думаю, что это причинит мне существенный вред, разве что я немного замараю душу лицемерием, но сейчас меня это не особенно пугает. Я не так далеко зашел в своем неверии, чтобы… Отец Гонсалес! – Он вскочил на ноги. – Мы говорили о вас, и вы уже здесь, вы поспешили сюда. Грозит ли мне скорая смерть, если вы так торопитесь?
– Думаю, нет.
Громадной фигурой епископ Гонсалес Кальдерон заполнил дверной проем своего дома, точно бык стойло, но сейчас и его поведении появилась откровенность, которой они не замечали прежде.
– Диего решил, что вам кое-что нужно – растение, лекарство или нечто подобное, – то, что хорошо сочетается с опием, чтобы операция прошла успешно. Он не ошибся?
– Он совершенно прав, – ответил Оуэн.
– Хорошо, тогда мне все понятно. Я не был уверен. Священник быстро заговорил со своим помощником на диковинном, напоминающем птичьи трели языке туземцев.
Диего ответил на том же языке. Он даже взмахнул руками, чтобы подчеркнуть смысл своих слов. Глаза Диего метались между Оуэном, де Агиларом и обеденным столом, который принесли в комнату для проведения операции.
Отец Гонсалес поднял руку, требуя тишины.
– Мой помощник испытывает стыд из-за того, что такой благородный посетитель, как дон Фернандес, подвергается риску, в то время как он прибыл сюда, чтобы помочь жителям Замы. Он предлагает вам лекарство – возможно, «питье» будет более подходящим словом, – местный народ использует его, чтобы приблизиться к… Богу – так, как они его понимают. Прежде это питье никогда не предлагалось белому человеку, но он верит, что в сочетании с опием оно даст тот эффект, к которому вы стремитесь, и…
Диего прервал священника и о чем-то оживленно заговорил, глядя на Оуэна. Очень скоро священник также повернулся к врачу.
Когда Диего замолчал, чтобы перевести дух, священник сказал:
– Он хочет, чтобы вы знали: его предложение сделано без всяких условий, но оно последовало в том числе и потому, сеньор Оуэн, что вы сумели правильно понять смысл мозаики, которая показывает Конец Дней, а также привезли с собой в Заму нечто не названное и никем не виденное. Вам следует знать, что это… питье – не самое подходящее слово, но я не могу подобрать ничего лучше – используется только во время самых священных церемоний перед лицом Бога. Диего считает, что ваша попытка этого достойна, и верит, что вы понимаете суть предлагаемого вам. Это так?
Седрик Оуэн думал довольно долго – за это время он успел войти в контакт с голубым камнем и получил от него одобрение.
– Да, – наконец ответил он. – Я понимаю, о чем он говорит.
– О мой Бог… человек должен очень хотеть приблизиться к своей вечной душе, чтобы выпить это. Оно отвратительно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Больным. Невероятно, чудовищно больным. Как в первый раз, когда оказался на палубе корабля в открытом море. Диего говорил, что так будет. Но еще и очень… умиротворенным. Сейчас мне кажется, что если меня не вырвет прямо тебе на сапоги, то я засну, даже несмотря на вид твоих черных каменных ножей, что уже само по себе настоящее чудо.
Здоровая рука де Агилара потянулась к Оуэну, но он промахнулся, и она упала на стол. В глазах испанца промелькнуло разочарование.
– Спокойной ночи, друг мой. Сделай все, что в твоих силах. И знай, что я ничего не имею против тебя и…
– Фернандес… – Оуэн взял здоровую ладонь друга и сжал ее. – Фернандес?.. Бог на небесах, Он спит. Я и думать не мог… – Он опустил вялую руку на стол. – Сколько у меня времени?
Диего пожал плечами.
– Один лишь Бог знает, – сказал священник. – В любом случае, если вы хотите, чтобы он ничего не чувствовал во время операции, вам следует действовать быстро, сеньор. Вам потребуется помощь, чтобы наложить жгут?
Кровь перчаткой распространялась от кончиков пальцев к локтям. Оуэн чувствовал, как она засыхает.
Ему удалось отделить руку Фернандеса де Агилара. Он бросил ее в корзину, выстланную листьями, а Диего накрыл руку черно-красно-желтой тканью, напоминавшей цвета смертельно опасной змеи, и унес корзину.
Обрубок оставался розовым выше жгута из мягкой ткани. Зато плоть ниже, на рассечении, стала бело-серой. Оуэн зашил последний кусок кожи при помощи острой иглы кактуса, которую сам приготовил перед операцией, когда мысль о том, что он сумеет рассечь кость, казалась ему почти невозможной.
Однако он рассек кость и плоть при помощи набора ножей и пил, доставленных с корабля, а также черных каменных ножей туземцев, которые оказались острее любой бритвы.
Седрик Оуэн не верил, что совершил чудо с помощью этих инструментов, но осмеливался надеяться, что оно еще может произойти. Он притронулся к жгуту и бросил взгляд на песочные часы, которые священник перевернул, когда жгут был завязан. Прошел почти час. Оуэну казалось, что миновал год.
Под его рукой Фернандес де Агилар пошевелился и застонал – впервые с того момента, как его коснулось лезвие ножа.
Оуэн быстро спросил:
– Диего, ты можешь дать ему еще немного твоего напитка?
Покрытый шрамами дикарь все это время сидел в тени.
Он встал и подошел к столу, держа в руках тыквенную бутыль.
– Нет, – неожиданно проговорил де Агилар. Его взгляд оставался чуть отрешенным – сказывалось посещение далеких стран, где побывала его душа. В голосе переплетались боль и дурманящее действие настойки из диковинных растений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47