– Ну хорошо. Мне нужно продолжить поиски. Помоги мне, если хочешь. Я уверен, что мы отыщем следы усилий Витмора. Такие, как этот. – Он показал ей заднюю поверхность обтянутого кожей стула. – Видишь, тут оторвано. Несомненно, он пытался заглянуть внутрь.
– Ты прав, – согласилась она, но как-то вяло, без энтузиазма.
– Ну конечно, я прав, – сказал он, вновь обретая уверенность. – Он прощупал все поверхности мебели. – А теперь он сам этим занимается. – Он делает это так часто, что здесь совсем нет пыли. Он ощупывает и осматривает все.
– Да, я понимаю.
– Каждую картину и раму. – Его внимание привлек витиеватый золоченый багет на картине с изображением китайского воина в доспехах. Он изучил полотно поближе, потом приподнял картину и заглянул за нее. – Везде остались его следы. Он ищет непрерывно.
– Так же, как и ты.
Оливер застыл с картиной в руках.
– Так же, как и я?
Ее тонкие черты окаменели, а в серых глазах засверкал недобрый огонек.
– Да, Оливер, так же, как и ты. С тех пор как ты приехал в Блэкмор-Холл, ты все время занимаешься осмотром нашего имущества.
Он сглотнул.
– Скорее, это ты что-то ищешь.
Он медленно повесил картину на место, выигрывая время, чтобы обдумать ответ. Сейчас был неподходящий момент, чтобы обо всем рассказать; он был абсолютно уверен, что любое его признание разрушит ее доверие к нему прежде, чем он успеет укрепить их связь.
– Сожалею, если проявил более чем чисто академический интерес к этому дому. Боюсь, что я слишком легко поддаюсь очарованию подобной экзотики. – Он ощутил кисловатый привкус на языке. Он так же, как Лили, ненавидел ложь, но он сам загнал себя в ловушку.
– Я считала, что ты знаток философии. Но потом философия обернулась астрономией.
– У тебя ядовитый язычок, Лили. Я уже объяснял тебе, каким пустомелей иногда бывает Ник. Он отчасти забывает, что ему говорили, отчасти из озорства нарочно говорит не то. Только поэтому произошел тот досадный инцидент в экипаже.
– Это ты так говоришь. А где он сейчас?
Составляет депешу Габриэлю в Бостон. Ник не скрывал того, что считает планы Оливера бессмысленными, а возможно, даже опасными и губительными. События этого вечера могли только усилить тревогу Ника и прибавить ему решимости настаивать, чтобы Оливер оставил Блэкмор-Холл, Ком-Пиддл, Хэмпшир и Англию. Навсегда. И Лили вместе с ними.
– Я спрашиваю, где Ник, – сказала Лили.
Оливер потер рукой шею и подошел к ней.
– Он в своей комнате. Пишет. – Чем ближе подходил он к правде, тем больше запутывался. – Ник – тихий человек. Он предпочитает уединение.
– Архитектор.
Будь проклят Ник с его идиотскими выдумками.
– Хм-м.
– Юстас собирается пригласить его для беседы.
Боже!
– Я уверен, что Ник будет этим очень воодушевлен.
– Я рада, что хоть кто-то воодушевится.
Он озадаченно смотрел на нее, но она была занята каким-то делом у себя под покрывалом.
– Что ты там делаешь? – спросил он.
– Неприлично задавать такие интимные вопросы. – С этими словами она накрылась с головой. Он различал лишь движение ее локтей.
Оливер шагнул к ней и сорвал покрывало.
Она вскинула на него глаза, застигнутая за явными попытками завязать тесемки рубашки. Попытка не увенчалась успехом, и она в испуге прижала тонкую ткань к груди.
– Любимая, что… – О черт побери, какой он дурак. – Лили, дорогая! Моя самая дорогая, самая замечательная девочка.
– Прекрати! – Стягивая на груди вырез рубашки под расшнурованным корсетом, она отползла от него и сбежала со ступенек, ведущих к кровати. – Ты не смеешь обращаться со мной свысока, Оливер Ворс. Ты не смеешь меня жалеть.
– Я и не жалею.
– Ох! – Она стояла с противоположной стороны кровати, дрожа всем телом, но – и Оливер понимал это – вовсе не от холода. – О, ты… ужасен! Ты унижаешь меня. Пренебрегаешь мной. И после этого заявляешь, что тебе это безразлично.
– Я не говорил… Дай я тебя обниму.
Она гордо выпрямилась.
– Спасибо за предложение, но тебе еще нужно обыскать комнату.
Он обогнул кровать, направляясь к ней.
– Для меня нет ничего важнее тебя.
Лили переминалась с ноги на ногу, влезая в туфли.
– Как великодушно с твоей стороны сказать мне об этом! Желаю успехов в ваших трудах.
– Лили, пожалуйста. Я не представлял себе, что ты… Черт побери. Я не заметил, что ты разделась.
– Отличный комплимент.
Он повернулся на каблуках и взъерошил рукой волосы.
– Это невозможно! Что бы я ни сказал, ты все передергиваешь.
– Я считаю, что мне лучше уйти, Оливер. Пожалуйста, извини меня.
– Ты, – сказал он, оборачиваясь к ней, – никуда без меня не пойдешь. Поняла?
– Я вам не дитя, сэр. Спокойной ночи.
Вот они и поссорились. Они ругаются, когда могли бы предаваться страсти.
– Ну пожалуйста, останься со мной, – попросил он, приближаясь к ней и протянув к ней руку.
– Неужели ты ждешь, что я останусь, после того как оказалась в таком неловком положении? Я думала, что ты хочешь… ну, что ты хочешь.
– Но я действительно хочу.
Она отпрянула.
– Ты так сильно хочешь, что даже не заметил, что я раздеваюсь.
– Бога ради, я просто отвлекся.
Она быстро заморгала, и губы у нее задрожали.
– Ну конечно, этим все и объясняется. Как это ужасно унизительно.
– Лили, не надо…
– О, я не буду. – С этими словами она резко повернулась и выбежала из комнаты.
Схватив свой галстук и сюртук, Оливер поспешил за ней.
– К черту все, – бормотал он, одеваясь на ходу. – Чертов сюртук. Наденешь – снимешь. Наденешь – снимешь. Чертова женщина.
Лили подбежала к лестнице, дрожащими руками отперла дверь и ринулась вверх по ступенькам.
Он мог, если б захотел, догнать ее одним или двумя прыжками. Но было бы ошибкой делать это в состоянии гнева и когда она была так расстроена. Поэтому он держался на шаг позади нее на всем пути до верхнего этажа.
Там она наконец-то обернулась к нему.
– И еще одно, – сказала она, – ни одному мужчине не пристало богохульствовать.
Он только открыл рот для ответа, но она уже снова спешила от него прочь в направлении музыкальной комнаты.
Оливер снова последовал за ней, но уже не так быстро. Лили направилась прямиком к клавикордам и зажгла несколько свечей.
– Я давно заметила, что игра действует на меня успокаивающе, – сказала она, не оборачиваясь и поправляя свечи. – Мне нужно побыть одной. Когда закончу, я сама найду дорогу обратно.
– Я не могу оставить тебя.
– Ты можешь и сделаешь это, – холодно возразила она. – Я здесь живу много лет и чувствую себя здесь очень спокойно. И я никогда не нуждалась в том, чтобы кто-то меня сопровождал.
– Держу пари, что до сих пор тебе не приходилось сталкиваться со свидетельствами присутствия в этом доме вора. И ты не подвергалась такой опасности, когда какой-то неизвестный разбил лампу и угрожал тебе в темноте. Ты забыла об этом?
– Ты раздуваешь из мухи слона. Ты же сказал, что ничего, в сущности, не пропало. В любом случае это, наверное, Витлэс. Он уже больше не потревожит нас. Он попал в слишком щекотливое положение, чтобы снова показаться нам на глаза.
Хотелось бы Оливеру быть в этом столь уверенным.
– Может быть, ты и права.
– Конечно, я права. Это очевидно.
Он задумался.
– Да, думаю, что так.
Лили, придя в себя, успела тем временем зашнуровать корсет. Теперь она начала играть, мягко и прочувствованно. Через пару минут она, казалось, позабыла о нем. Покорные музыке, ее пальцы порхали по клавишам.
Оливер впервые слышал эту пьесу. Он стоял позади нее, зачарованный быстрой чередой звуков, лившихся как чистая серебристая река по отполированным течением камням. Музыка навевала на Оливера светлую радость и одновременно щемящую тоску. Лили играла как одержимая, казалось, упиваясь своей одержимостью.
Отзвучал последний аккорд, и она, замерев, сняла руки с клавиш.
Он взглянул вниз на ее распущенные волосы, небрежно откинутые на спину, на неправильно застегнутый корсаж платья – и улыбнулся. Какая свобода духа! Какое безразличие к вещам, являющимся главнейшей в жизни заботой для большинства молодых женщин.
– Как называется эта пьеса? – спросил он.
– Ты вряд ли о ней слышал. «Грация». Считается, что это сочинение какого-то молодого композитора, русского или немца, не могу вспомнить его имени. Но говорят, что на самом деле шотландский дворянин, маркиз Столенхэвен, написал ее несколько лет назад и посвятил своей жене. Музыка любви. Такой она виделась ему в музыке. Это необыкновенно, когда тебя так любят.
Оливер склонил голову и подумал о другом человеке, том, о котором она говорила. И подумал о Лили, играющей на инструменте, который – он был в этом почти уверен – когда-то принадлежал его отцу.
Ему понравилась бы Лили.
– Когда я играю «Грацию», я вижу женщину, кружащуюся на залитой солнцем траве, – сказала Лили. – Она смеется и жестами зовет мужчину присоединиться к ней. Это, конечно, маркиз.
Она прижала руки к груди и отвернулась.
У него сжалось горло. Он погладил ее волосы, пропуская их пряди между пальцами.
Лили не двигалась.
Здесь, сейчас он как никогда ощущал связь времен. С его прошлым, и через его прошлое с настоящим, и – через эту женщину – с его будущим. Осторожно ступая, он подошел к противоположной стороне клавикордов. Опершись локтями на корпус, он мог наблюдать за ней из-за откинутой крышки. Свет от свечи мягко ложился на ее задумчивое лицо.
– Мне бы хотелось побыть одной, Оливер.
Он вел себя отвратительно.
– Позволь мне остаться.
Она пожала плечами.
Оливер опять приблизился к ней, встав рядом с клавиатурой и глядя на нее сверху вниз.
Корсет ее платья приподнялся от вздоха. Эта маленькая хрупкая девушка очаровывала его больше, чем любая другая когда-либо в его жизни.
– Подскажи мне, что я должен сделать, Лили?
– Я боюсь.
Он почувствовал боль, словно от удара.
– Это я причина твоего страха?
Она покачала головой, и он увидел, что на ресницах ее поблескивают слезы. Проклятие! Это он виноват. Терзаясь раскаянием, он проговорил:
– Как легко и как глупо увлечься незначительными вещами и не заметить, что можешь потерять то, что действительно ценно.
– Не ты причина моего страха… Я чувствую его постоянно с тех пор, как встретила тебя.
– Но тогда как ты можешь утверждать, что это не моя вина?
– Потому что она моя. – То, что он прочитал в ее глазах, когда она подняла их, проникло ему в самое сердце. Там был страх, о котором она говорила. – Это моя вина, Оливер. Я прятала свои чувства к тебе за резкими словами и притворной самоуверенностью. Но все это время… меня интересовал только ты.
Он склонился над ней, чтобы заглянуть ей прямо в глаза:
– Интересовал?
– Интересовал, – повторила она, по обыкновению упрямо вздернув свой острый подбородок. Он заставил себя сдержать улыбку. – Я не думала, что ты можешь заинтересоваться мной. Но потом, когда ты, как казалось, проявил интерес, во мне родилась надежда.
– А потом ты убедилась, что я… хм-м… интересуюсь тобой, ну а теперь ты знаешь, что так будет всегда.
– Это правда?
– Ты усомнилась, потому что настроилась… любить меня, а я не откликнулся. Я глупец, любимая. Единственное извинение для меня – это то, что слишком многое случилось за короткое время, и совершенно неожиданно. – Это совсем не извинение. – Если хочешь, я уйду. Я понимаю, что тебе, возможно, необходимо побыть одной, чтобы осмыслить все, что случилось сегодня вечером.
Она не отвечала, и он собрался уходить, но она поймала его за руку, удерживая возле себя.
Она по-прежнему сидела, положив одну руку на колени, а пальцы другой сплетя с пальцами его руки. Если бы он мог осмелиться подхватить ее на руки, он бы сделал это. Его преследовало странное ощущение, что она может в любой момент испариться, и он затаил дыхание.
Шли минуты.
Они оба не двигались. Оливеру казалось, что они уже не дышат и даже кровь не пульсирует в их жилах. Они застыли во времени и пространстве.
Ему было невыносимо находиться так близко от нее, но не касаться ее; он чувствовал, что это причинит ей боль, потому что теперь он носил ее боль в себе. Склонившись, он погрузил лицо в волну ее чудесных волос и поцеловал ее в шею.
Она испустила трепетный вздох.
Оливер снова поцеловал ее долгим, медленным и нежным поцелуем. Он легонько зажал зубами мочку ее уха.
Лили вздохнула, и ее глаза прикрылись.
– Прости меня, – прошептал он.
– Прости меня, – эхом отозвалась она. – Я такая глупая. Я не подумав, да и не выслушав, кидаюсь вперед. А потом, попав впросак, сама же обижаюсь.
– Тебе нечего стыдиться. Я хочу тебя обнять, Лили.
– Потому что тебе меня жаль.
Он поднял голову.
– Жаль? О нет, моя дорогая, вовсе не поэтому. Потому, что я хочу тебя так, как мужчина хочет женщину. – Ему не следует продолжать. Для этого будет подходящее время, но не сегодня – не прежде, чем она станет его женой.
– Я в растерянности, – призналась она, внезапно поднимаясь со скамейки и закрывая крышку инструмента. – В растерянности. То ты не хочешь меня, то хочешь. Я…
Он стиснул ее руку и повернул к себе лицом.
– Я хочу. Я всегда хочу тебя. Ты понимаешь?
Ее губы приоткрылись, и он увидел, что испугал ее.
– Ты так бойко рассуждала о том, что знаешь мужчин, их сокровенные тайны и все такое прочее. Но ты не знаешь хода мыслей мужчины, который всем своим существом жаждет женщину. Так, как жажду тебя я. В таких случаях мужчина хочет женщину постоянно. Каждую минуту. Он засыпает в поту, томимый беспокойством и готовый для нее, Лили. И просыпается с мыслью о ней. Он поворачивается в постели, чтобы заключить ее в объятия, и ощущает опустошенность, не найдя ее рядом.
В ее лице не осталось ни кровинки. Она сказала:
– Понимаю.
Но он знал, что она совсем ничего не понимает.
– Каждый раз, когда он смотрит на нее, он не может просто смотреть на ее лицо, он хочет охватить взглядом ее всю. – Так он и сделал, начав с макушки, слегка задержался взглядом на груди и перевел его к узкой талии и далее. – Ему важно все, на что бы он ни смотрел. Ее гладкие нежные плечи. Ее груди, высокие, маленькие и такие приятные на ощупь, если обхватить их руками, и на вкус, если потрогать губами их соски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43