Циклон идёт, того и гляди хвостом зацепит, а мы все разглагольствуем, дождёмся, что щи остынут.— Щи с бараниной… — мечтательно произнёс Корсаков. — Алексей Архипович, по такому случаю, в знак окончания — по маленькой?— Оби-и-делся… — добродушно проворчал Чернышёв, похлопывая Кудрейко по плечу. — Мало тебе льда на обоих полюсах, бродяга?Кудрейко резким движением высвободился.— Уж лучше бы вы молчали, Алексей Архипыч, — с сожалением сказал он. — А то после «Байкала»… извините за прямоту, разочаровываете.— Присоединяюсь к вашему мнению, — Баландин встал, с глубоким укором посмотрел на Чернышёва. — Я… тоже не ожидал, Алексей Архипович. Давайте действительно выпьем и пойдём есть щи, больше нам ничего не остаётся.Корсаков заторопился к серванту.— Хорошо бы, конечно, выпить, — вздохнул Чернышёв, — а нельзя. Правило у меня на борту такое, Виктор Сергеич.— Алексей Архипович… — Корсаков прямодушно развёл руками. — Ну, не будьте бюрократом, в честь окончания!Глаза у Чернышёва блеснули.— Окончания чего? — переспросил он, прикладывая ладонь к уху. — Ась?Баландин, который уже держал рюмки, замер. Все притихли. Мы уже давно усвоили, что, когда Чернышёв начинает свои штучки, кому-то будет совсем не смешно. Корсаков знал это не хуже нас. Он поставил бутылку на место, с подчёркнутым спокойствием уселся в кресло и стал смотреть Чернышёву прямо в глаза.— Экспедиции, — сказал он. — Согласно распоряжению руководства.— Устному али письменному? — продолжал шутействовать Чернышёв.— Устному.— Устное в дело не подколешь. — Чернышёв наморщил лоб и сделал вид, что усиленно размышляет. — Бумагу бы нам, Виктор Сергеич, бумагу! Хотите, расскажу, какие случаи бывают, когда на слово, без бумаги веришь? Я быстро, за пять минут расскажу, просто для смеху, а?— Чего вы хотите? — с усилием спросил Корсаков.— Для себя ни вот столечко. — Чернышёв доверчиво показал краешек мизинца. — Только для вас, Виктор Сергеич, исключительно для вас и нашего научного коллектива. Ну и чуток для Паши, материалу ему не хватает.— Чего вы хотите? — повторил Корсаков.Чернышёв подошёл к телефону, снял трубку, набрал две цифры.— Что там у тебя, Антоныч?.. Не скучай, скоро приду. — Он повесил трубку, подмигнул Никите. — Записывай, друг, в протокол: идя навстречу просьбам… Паша, как это у вас в газете пишут?.. Нет, лучше так: согласно общему пожеланию членов экспедиции решено эксперимент продолжить и расширить. В настоящее время, — Чернышёв взглянул на часы, — в 11 часов 30 минут по дальневосточному времени «Семён Дежнев» входит в зону обледенения с целью изучения методов борьбы за остойчивость судна при критической ледовой нагрузке. Это я приблизительно сформулировал, — заторопился он, — ты, Никита, так и укажи: приблизительно, с учётом поправок Виктора Сергеича.Корсаков рывком поднялся, с грохотом отодвинул кресло.— Вы забываете, что распоряжением начальника управления запрещено набирать более двадцати тонн льда!— Не забываю! — Чернышёв округлил глаза и ударил себя кулаком в грудь.— Вот здесь оно, золотыми буквами! Только ведь сами знаете, Виктор Сергеич, не нарушишь — план не выполнишь. Да и кто об этом узнает, если все мы — единомышленники? Может, боитесь, что Лыков начальству доложит, так зря: Лыков — свой парень!Корсаков пошёл к двери.— Рекомендую взять курс на Вознесенскую, — на ходу сказал он. — Бумагу, как вы говорите, скоро получите.— Валяй, валяй, — пробормотал ему вслед Чернышёв. И мгновенно преобразился, яростно ударил кулаком по столу, да так, что подпрыгнули чашки. — Не учёный ты, а заяц с куриными мозгами, трах-тарарах-тарарах! А вы все тоже хороши, голос подали, когда вас за горло схватили! «Байкал», «Байкал» заладили… Это вам «Байкал» в диковинку…— Алексей Архипович, — трогательно сказал Баландин, — простите старого недотёпу. Я с вами!— И мы! — изумлённо глядя на Чернышёва, воскликнул Кудрейко. — Ну, скажу я вам!..— Печёнкой чувствовал, не могли Архипыча подменить… — проворчал Ванчурин.— Я тоже рад, — тихо сказал бледный Никита. — Только он ведь своего добьётся, он без осечек стреляет.— Ну, мы тоже не лаптем щи хлебаем, — хмуро сказал Чернышёв.— Понимаю, — кивнул Никита. — Помехи в эфире, буря в ионосфере, не так ли?— Типун тебе на язык! — Чернышёв постучал по столу. — Мне, брат, — он провёл рукой по горлу, — связь вот так нужна, мне «Буйный» надо в курсе держать, возвращается мой друг Васютин.Вошёл Корсаков, багровый от гнева.— Лесота отказался принять служебную радиограмму, — отчеканил он. — Сослался на личный приказ капитана.Чернышёв снова дурашливо округлил глаза.— Так и сказал? — возмутился он. — По моему… личному?.. Постой, постой, а ведь правду сказал, чистую правду. Припоминаю, я и в самом деле ему что-то такое приказывал.— Это произвол! — воскликнул Корсаков. — Вам это даром не пройдёт, это уж я вам обещаю — тоже лично!— Знаю, воткнут шило, — спокойно согласился Чернышёв. — Только в рубку, Виктор Сергеич, больше не ходите, Лесота жалуется, что посторонние мешают ему работать. Там же дощечка висит: «Посторонним вход воспрещён», не видели?— Это чёрт знает что… — впервые на моей памяти Корсаков совершенно растерялся. — Что же мне делать?— А что хотите, — вставая, с лёгким презрением ответил Чернышёв. — Я бы на вашем месте отобедал и улёгся спать. Выписки из протоколов 19 февраля. В 10 часов 30 минут поясного времени IX пояса «Семён Дежнев» вышел из бухты Вознесенской и взял курс на северо-восток Японского моря в сторону залива Надежды. В море наблюдался блинчатый лёд.В 15 часов 20 минут получено штормовое предупреждение об усилении в период 15-17 часов северо-восточного ветра и угрозе обледенения. В 17 часов 45 минут ветер достиг 7-8 баллов, началось интенсивное забрызгивание судна. Проведён комплекс гидрометеорологических наблюдений. Направление ветра 30 градусов, скорость пятнадцать метров в секунду, температура воды минус 1, 7 градуса, температура воздуха минус 13 градусов, высота волн 2, 5-3 метра.В 18 часов 15 минут легли на курс 130 градусов, после чего забрызгивание и обледенение судна прекратились. На конструкциях продолжалось затвердение льда. В 19 часов вновь изменили курс на 345 градусов, что привело к интенсивному забрызгиванию и обледенению…Судно введено в ледяное поле у залива Надежды, лёд сколот.Средняя интенсивность обледенения на палубе была около двух сантиметров в час, а максимальная у среза надстройки пять сантиметров в час. Судно принимало в час в среднем 4, 7 тонны льда.Определено распределение льда на поверхности судна в следующих размерах: на палубе, палубных механизмах и устройствах 50-55 процентов от общего веса льда; на бортах, фальшбортах и планшире около 20 процентов, на вертикальных переборках надстроек 10 процентов и на вертикальных конструкциях около 15 процентов. Примерно такое же распределение льда выявилось и на предыдущих испытаниях.Данный вид обледенения следует квалифицировать как очень сильный, представляющий опасность для судов типа СРТ. Для достижения критического состояния в зоне обледенения достаточно находиться 9-10 часов.Выводы:1. Штормуя против ветра и волны и неоднократно меняя курс, «Семён Дежнев» за восемь часов набрал 38 тонн льда. Это больше, чем на «Вязьме», едва избежавшей опрокидывания, но меньше, чем на «Байкале», при аналогичных гидрометеорологических условиях.Установлено, что наибольшая частота забрызгиваний имела место при следовании курсом на ветер под углами 30-45 градусов, при дальнейшем же увеличении угла интенсивность обледенения уменьшалась, а при курсе более 90 градусов забрызгиваемость и, следовательно, обледенение прекращались полностью.Рекомендация: если позволяет обстановка, следует попытаться развернуть судно по ветру, чтобы избежать дальнейшего обледенения и сохранить остойчивость.2. Обледенение может быть симметричным, когда лёд образуется равномерно, и асимметричным, создающим кренящий момент; при следовании судна курсом строго на ветер происходит симметричное обледенение, а под углами к направлению ветра — асимметричное, причём в большей степени обмерзает наветренная сторона, что и приводит к опасному крену.Рекомендация: необходимо любой ценой избегать асимметричного обледенения, для чего либо производить первоочередную околку с обросшего льдом борта, либо, если это невозможно, подставлять под ветер другой борт. 21 февраля. В 13 часов 25 минут поясного времени вышли в тот же район Японского моря. Гидрометеорологические условия не изменились. В 14 часов 40 минут начался обильный снегопад, ветер усилился до 10 баллов, волнение моря 8 баллов, температура воздуха минус 10 градусов. Началось интенсивное обледенение. Отрабатывался разворот на 180 градусов на заднем ходу. При развороте на волну судно скрепилось на ПБ до 35 градусов, но быстро выпрямилось. Последовали малым ходом с попутной волной на юго-восток.Из-за снегопада лёд имел вязкую структуру и чрезвычайно трудно поддавался околке.Во время пробной околки в 17 часов 15 минут закатившейся на палубу волной смыло за борт Крюкова П. Г., однако, ухватившись на стойку шлюпбалки, он удержался.Повторный манёвр разворота на волну, так же как и первый, привод к опасному крону.Впервые произведено успешное испытание полиэтиленовой плёнки Баландина. Полиэтиленовой плёнкой были покрыты грузовая стрела и часть мачты, лёд с покрытых участков сбивался с двух-трех ударов, то есть несравненно легче, чем с непокрытых.К 22 часам характер качки стал изменяться: судно стало очень медленно крениться на ЛБ и столь же медленно возвращаться в первоначальное положение. Одновременно с выходом в ледяное ноле начата немедленная околка льда с вертикальных конструкций.Ведя замеры по восьми точкам, Ерофеев и Кудрейко определили вес набранного льда в сорок тонн. Околка льда произведена в безопасный условиях.Зафиксированные повреждения: волной выдавило стекла в рубке у правого крыла, оборвало антенны. Обледенение при сильном снегопаде следует квалифицировать как крайне опасное.Выводы:1. Разворот на 180 градусов на заднем ходу рекомендовать нельзя, так как для обледеневших судов типа СРТ он слишком опасен и может привести в штормовых условиях к опрокидыванию судна. Данный манёвр может быть использован лишь высокобортным судном с большим тоннажем.2. Ещё раз проверить и рекомендовать к использованию, помимо эмалей, полиэтиленовую плёнку Баландина.3. Большинство капитанов при обледенении предпочитает держать судно носом на волну — главным образом для того, чтобы не менять заданный курс или не удаляться от района промысла. У данного вида штормования, однако, имеются очевидные недостатки: слишком интенсивно идёт процесс обледенения, судно испытывает чрезмерно тяжёлые динамические нагрузки от ударов волн, которые расслабляют заклёпки и швы наружной обшивки, что создаёт угрозу возникновения течи и даже перелома корпуса.Рекомендация: прежде чем попытаться развернуться и начать штормование по волне, необходимо оценить обстановку. При этом особое внимание следует обратить на одно обстоятельство: если длина волны близка или равна длине судна, метацентрическая высота, и так понизившаяся из-за обледенения, может оказаться отрицательной и судно опрокинется. Поэтому в данной обстановке необходимо немедленно уменьшить скорость, чтобы гребни волн быстрее проходили среднюю часть судна. И вообще в тех случаях, когда длина крутых и коротких волн близка к длине судна, штормовать по ветру рекомендуется лишь при крайней необходимости.4. Обледенение высокорасположенных конструкций, увеличивая парусность судна, представляет особую опасность для удержания его на плаву. Смерзание в одно целое рангоута, такелажа, мачты может привести к критическому крену.Рекомендация: в любых условиях производить первоочередную околку высокорасположенных конструкций.Обсуждение проходило ночью, после околки льда; увидев, что мы начинаем слушать вполуха и засыпаем в креслах, Чернышёв прекратил разбор, поставил задачу на следующую фазу эксперимента и отпустил нас по каютам. Помню, я испытывал такую нервную и физическую усталость, что на заключительные слова Чернышёва реагировал довольно тупо: проспиртованный изнутри, растёртый спиртом снаружи, закутанный, как кокон, в одеяло, я мог думать только о постели. И, лишь вскарабкавшись на свой второй ярус и уронив голову на подушку, я не без трепета представил себе, что это значит — набрать сорок пять тонн льда и отработать его околку в штормовых условиях открытого моря. До сих пор, как говорил Чернышёв, мы занимались сбором разведывательных данных; теперь же мы схватились с обледенением врукопашную…На размышления, однако, сил не осталось, и я заснул тяжёлым, тревожным сном.Но, прежде чем мы приступили к третьей фазе эксперимента, на борту «Семена Дежнева» произошли важные события. Виктор Сергеевич Корсаков Утро началось с неприятнейшего сюрприза.— Понятно, почему вы ночью так развоевались, — положив руку на мой лоб, сказал Баландин. — Метались, стонали, кому-то грозили… — Он достал из портфеля термометр. — Ну-ка, будьте любезны. Ставлю вас в известность, что я популярный в кругу своих друзей шаман. Все болезни лечу мёдом, у меня запасена целая банка.— До меня ли, — запротестовал я. — Ведь мы выходим в море…— В лучшем случае к вечеру, — успокоил Баландин. — Ещё не восстановлены антенны и окна в рубке. Ну а если даже и выйдем, указания капитану будете передавать через меня!Баландин жизнерадостно заржал. За полтора месяца он, по его собственному выражению, «сбросил лишний вес» и, длинный, на редкость тощий, в непомерной, с плеча Воротилина тельняшке, выглядел как дружеский шарж на Дон-Кихота.— Паша, — торжественно изрёк он, — простите мне отличное настроение. Идея с полиэтиленовой плёнкой пришла внезапно, я и сам не ожидал, что получится так интересно. А ведь плёнка, прошу учесть, значительно дешевле эмали!— Счастливый вы человек, Илья Михалыч, — позавидовал я.— В общем, да, — охотно согласился Баландин, натягивая свитер и сразу приобретая более степенный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29