К моему изумлению, он принял сторону Пенроза.
— Постарайтесь встать, — сказал он, — мы поможем вам одеться.
Мы подняли его и надели на него халат. Он поблагодарил нас и, сказав, что может одеться сам, опустился в кресло. Не прошло и минуты, как он заснул так крепко, что мы подняли и уложили его в постель, а он и не проснулся.
Доктор Уайбров предвидел этот результат и с ласковой улыбкой смотрел на бледное, спокойное лицо бедняги.
— Вот лекарство, с помощью которого мы поставим на ноги нашего пациента. Пусть он несколько недель только ест, пьет и спит, и вы увидите, как он поправится. Если бы вы возвращались по суше, Пенроз умер бы дорогой. Я присмотрю за ним, пока вы будете в Париже.
На станции я встретился с лордом Лорингом.
Он догадался, что я также получил неутешительные вести, и предложил мне место в своем купе. Едва мы успели сесть, как увидели отца Бенвеля среди прочих пассажиров по платформе. С ним был седой господин, которого мы оба не знали. Лорд Лоринг не любит незнакомых. Иначе, чего доброго, мне пришлось бы ехать до Парижа в обществе иезуита.
Париж, 3 мая.
По прибытии нашем в отель меня уведомили, что из посольства не было никакого известия.
Мы застали леди Лоринг одну за завтраком, когда отдохнули после нашего ночного путешествия.
— Ромейн еще жив, — сказала она, — но голос его перешел уже в шепот, и он тяжело дышит, когда ложится в постель. Стелла отправилась в посольство, она надеется увидеть его сегодня во второй раз.
— Только во второй раз! — воскликнул я.
— Вы забываете, мистер Винтерфильд, что Ромейн священник. Он был посвящен в католическую веру только при условии полного развода с женой.
Со своей стороны Стелла — никогда не говорите ей, что я сказала вам это, — подписала формальный документ, присланный из Рима, удостоверяющий, что она соглашается на развод без всякого принуждения. Она была избавлена от исполнения другой формальности, о которой я не считаю нужным упоминать, особым разрешением папы. Ввиду этого, как мне сообщили в посольстве, где я была вместе со Стеллой, на присутствие жены у постели умирающего мужа другие священники посмотрят, как на скандал и святотатство.
Добродушный нунций порицается за то, что превысил свою власть и исполнил, несмотря на протест, последние желания умирающего. Он находится теперь в переписке с Римом, ожидая окончательных инструкций, которыми и будет руководиться.
— Видел ли Ромейн своего сына? — спросил я.
— Стелла взяла его сегодня с собою. Но в высшей степени сомнительно, чтобы позволили бедному мальчугану войти в комнату отца. Это осложнение серьезнее всех прочих.
Умирающий Ромейн настаивает на своем решении видеть малютку. С приближением смерти, когда исчезла для него всякая надежда на блистательную будущность, взгляды его изменились так радикально, что он грозит вновь отступиться, даже при последнем вздохе, если его желания не будут исполнены. Как все это кончится, я даже не решаюсь и предугадывать.
— Если благодетельные распоряжения нунция не будут приняты, — сказал лорд Лоринг, — это может закончиться очередным протестом католических священников в Германии против запрещения брака. Движение началось в Силезии в 1826 году и следствием его было образование уний, или лиг, как мы их называем в настоящее время, в Бадене, Вюртенберге, Баварии и прирейнской Пруссии.
Еще позднее волнение охватило Францию и Австрию. Оно было остановлено только папской буллой 1847 года, провозгласившей окончательное решение знаменитого Тренского собора в пользу безбрачия духовенства. Немногим известно, как это постановление слабо прививалось среди духовенства Римской церкви. Даже в двенадцатом столетии были еще священники, которые не исполнили постановление о безбрачии.
Я принадлежал к числу тех незнающих, на которых намекал лорд Лоринг.
С большим усилием я сосредоточивал свое внимание на том, что он говорил. Мои мысли неслись к Стелле и умирающему. Я посмотрел на часы.
Леди Лоринг, очевидно, разделяла беспокойство, овладевшее мною. Она встала и подошла к окну.
— А вот и известие! — сказала она, узнав входившего в двери отеля комиссионера.
Вошел слуга и подал карточку с несколькими написанными на ней строчками. Меня просили немедленно передать эту карточку в посольство.
4 мая.
Я только теперь в состоянии продолжать свое повествование о событиях вчерашнего дня.
Молчаливый слуга принял меня в посольстве, посмотрел на карточку и повел в верхний этаж дома.
Дойдя до конца длинного коридора, он отворил дверь и удалился.
Когда я переступил порог комнаты, я встретился со Стеллой. Она взяла меня за обе руки и молча посмотрела на меня. Вся ее искренность, доброта и благородство выразились в этом взгляде.
Некоторое время царствовало молчание, потом она заговорила с большой грустью, но спокойно:
— Еще один шаг милосердия, Бернард. Помогите ему по крайней мере умереть покойно.
Я сделал шаг вперед и приблизился к нему.
Он полусидел, обложенный подушками, в широком, удобном кресле. Только в этом положении он мог свободно дышать. На его осунувшемся лице лежал явный отпечаток смерти. И лишь в его глазах, когда он повернулся ко мне, теплился еще меркнущий свет жизни. Одна его рука свесилась с кресла, другая — обнимала малютку, который сидел на его коленях. Мальчик с удивлением взглянул на меня, когда я стал возле его отца. Ромейн сделал мне знак наклониться, чтоб я мог его слышать.
— Пенроз, — спросил он слабым шепотом, — дорогой Артур не умирает, подобно мне?
Я рассеял его опасения. На минуту будто тень улыбки мелькнула на его лице, когда я рассказывал ему о напрасных усилиях Пенроза быть моим спутником во время путешествия. Очередным жестом он попросил меня еще раз наклониться к нему.
— Передайте мое сердечное благословение Пенрозу, примите его. Вы спасли Артура. — Его глаза обратились к Стелле. — Вы были и для нее лучшим другом. — Он замолчал, чтобы перевести свое слабое дыхание, обвел взором комнату, в которой не было никого, кроме нас. Снова печальная тень улыбки пробежала по его лицу и исчезла.
Я слушал, наклонившись к нему еще ближе.
— Христос принял дитя к себе на колени. Священники называют себя служителями Христа. Они покинули меня из-за этого дитяти на моих коленях. Ложь, ложь, ложь!.. Винтерфильд, смерть — великий учитель! Я сознаю, как заблуждался, что я потерял жену и ребенка. Как жалко и ничтожно кажется теперь все остальное!
Он на минуту умолк. Не думал ли он? Нет, он, по-видимому, прислушивался, между тем в комнате не было слышно ни звука. Стелла испуганно встрепенулась, увидя, что он прислушивается. На ее лице выразился страх, но не удивление.
— Разве то все еще мучает вас? — спросила она.
— Нет, — сказал он, — с тех пор, как оставил Рим, я никогда не слыхал этого ясно. Оно становилось с того времени все слабее и слабее. Теперь это уже не голос, а чуть слышный шепот: мое покаяние принято, мое разрешение приближается. — Винтерфильд?
Стелла указала на меня.
— Да, я сейчас говорил о Риме. Что мне напомнил Рим? — Он медленно восстановил свои воспоминания.
— Передайте Винтерфильду, — прошептал он Стелле, — что сказал нунций, когда узнал, что я умираю. Великий человек пересчитал все должности, которые я мог бы занять, если б остался в живых. С занимаемого мною здесь места при посольстве…
— Позвольте мне рассказать, — ласково прервала она, — и сберегите ваши силы для лучшей цели.
— С вашего места при посольстве вас бы возвели в высшую степень — вице-легата. После мудрого исполнения этих обязанностей удостаиваются звания члена конклава. После остается занять последнюю, высшую ступень — получить сан князя церкви.
— Все суета! — сказал умирающий Ромейн. Он взглянул на свою жену и ребенка. — Истинное счастье ожидало меня здесь, и я узнаю это только теперь. Слишком поздно, слишком поздно!
Он откинул голову на подушку и закрыл свои утомленные глаза. Мы подумали, что он хочет заснуть.
Стелла попыталась взять от него мальчика.
— Нет, — прошептал он, — пусть мои глаза отдохнут, чтобы снова смотреть на него.
Мы ждали. Ребенок смотрел на меня с детским любопытством. Мать стала на колени возле него и прошептала ему что-то на ухо.
Веселая улыбка разлилась по его лицу, его ясные карие глазки заблестели, он повторил забытый урок прежнего времени и снова назвал меня дядя Бер.
Ромейн прислушивался. Его отяжелевшие веки снова открылись.
— Нет, — сказал он, — не дядя, он тебе ближе и дороже. Стелла, дайте мне вашу руку!
Продолжая стоять на коленях, она повиновалась ему. Он медленно приподнялся в своем кресле.
— Возьмите ее руку, — сказал он мне.
Я также стал на колени. Ее холодная рука лежала в моей.
После долгого молчания он обратился ко мне:
— Бернард Винтерфильд, — сказал он, — любите их и помогайте им, когда я умру.
Он положил свою слабую руку на наши соединенные вместе руки.
— Да хранит и да благословит вас Господь! — прошептал он. — Поцелуйте меня, Стелла!
Больше я ничего не помню. Как мужчина, я должен был бы подать пример и должен был бы сохранить самообладание, но это невозможно было сделать. Я отвернулся от них и разразился рыданиями.
Проходили минуты. Много или мало времени протекло, я не знал.
Легкий стук в дверь привел меня в себя. Я отер бессильные слезы. Стелла отошла в дальний угол комнаты. Она села перед огнем с ребенком на руках. И я перешел в ту же часть комнаты и поместился довольно далеко, чтобы не мешать им.
Вошли два незнакомца и сели по обе стороны кресла Ромейна. Он по-видимому с неудовольствием узнал их. По тому, как они рассматривали его, я заключил, что это доктора. После тихого совещания один из них удалился.
Он возвратился почти немедленно в сопровождении седого господина, которого я видел во время путешествия в Париж, и отца Бенвеля.
Зоркие глаза иезуита тотчас заметили наше присутствие в комнате. Я увидел на его лице подозрительность и удивление. Но он оправился так быстро, что я не мог сказать это с полной уверенностью. Он поклонился Стелле, она не ответила на поклон и сделала вид, что никогда не видала его.
Один из докторов был англичанин. Он сказал отцу Бенвелю:
— Если у вас есть дело к мистеру Ромейну, то мы предлагаем вам приступить к нему без замедления. Не удалиться ли нам?
— Конечно, нет, — ответил отец Бенвель. — Чем больше будет присутствовать свидетелей, тем для меня лучше.
Он обернулся к своему спутнику:
— Пусть поверенный мистера Ромейна изложит наше дело.
Седой господин выступил вперед.
— В состоянии ли вы выслушать, сэр? — спросил он.
Ромейн, откинувшись в своем кресле, по-видимому, вовсе не интересовался происходившим, но слышал и отвечал. Слабые звуки его голоса не достигали другого конца комнаты, где я находился. Поверенный удовлетворился и предложил присутствующим докторам формальный вопрос: вполне ли владеет мистер Ромейн своими умственными способностями?
Оба доктора ответили без всякого колебания утвердительно.
Отец Бенвель подтвердил их заявление.
— Несмотря на болезнь мистера Ромейна, — сказал он твердо, — его ум так же ясен, как и мой.
Пока происходило все это, ребенок с обычной в его возрасте резвостью соскользнул с колен матери. Он подбежал к камину и остановился, пораженный ярким пламенем горевших дров. В одном углу низенькой каминной решетки лежала маленькая связка лучинок на случай, если понадобится разжечь огонь. Увидев связку, мальчуган схватил одну лучинку и бросил ее для опыта в камин. Блеск пламени, когда лучинка загорелась, забавлял его. Он принялся сжигать лучинку за лучинкой. За новой забавой он притих, мать его довольствовалась надзором над ним.
Между тем поверенный в кратких словах излагал свое дело.
— Вы помните, мистер Ромейн, что ваше завещание было положено на сохранение в нашем бюро, — начал он. — Отец Бенвель был у нас и представил распоряжение, подписанное вами и уполномочивающее его переправить завещание из Лондона в Париж, с целью получить вашу подпись под припиской, что является необходимым прибавлением для обеспечения действительности этого завещания. — Вы удостаиваете меня вашим вниманием, сэр?
Ромейн ответил слабым наклоном головы.
Его глаза были устремлены на мальчика, все еще занятого бросанием лучинок в огонь.
— В то время, когда писалось ваше завещание, — продолжал доверенный, — отец Бенвель получил от вас разрешение взять с него копию. Услышав о вашей болезни, он представил копию на рассмотрение высокопоставленного лица. Письменный ответ этого компетентного судьи удостоверяет, что документ, передающий поместье Венж римской церкви, составлен так неудовлетворительно, что завещание сделается предметом тяжбы после смерти завещателя. Вследствие этого он дал приписку, которая исправляет этот недостаток, мы ее присоединили к завещанию. Я счел, как ваш законный советник, своей обязанностью сопутствовать отцу Бенвелю во время его возвращения в Париж с завещанием на случай, если вам вздумается сделать в нем какое-нибудь изменение.
Он взглянул на Стеллу и ребенка, как бы дополняя этим свои слова. Хитрые глаза отца Бенвеля обратились туда же.
— Читать мне завещание, сэр? — спросил поверенный, или, быть может, вы предпочитаете прочесть его сами?
Ромейн молча протянул руку к завещанию. Он все еще наблюдал за своим сыном, которому оставалось бросить в огонь еще несколько лучинок. Отец Бенвель вмешался в первый раз.
— Одно слово, мистер Ромейн, прежде чем вы будете читать этот документ, — сказал он. — Церковь получает от вас назад владение, бывшее некогда ее собственностью. Кроме того, она предоставляет вам и даже желает, объявляя это через меня, чтобы вы сделали некоторые изменения, которые вы или пользующийся вашим доверием законный советник признаете справедливыми. Я говорю о той приписке к завещанию, в которой речь идет о собственности, полученной вами в наследство от покойной леди Беррик, я прошу присутствующих здесь лиц удержать в своей памяти эти немногие и простые слова, сказанные мною сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41