Даже его благодетельница никогда не могла уговорить его быть откровенным с ней. Во всех же других отношениях, насколько я знаю, ее влияние сдерживало некоторые дурные наклонности, по временам проявлявшиеся в нем. Ее смерть еще увеличила его необщительность. Он сделался угрюм и раздражителен, и добрая квартирная хозяйка не скрывает, что боится даже на несколько дней принять на себя заботу о нем. До получения известия от вас он останется у меня в доме, под надзором моей экономки.
Вы, вероятно, догадываетесь, в чем состояла просьба, с которой бедная страдалица хотела обратиться к вам. Она надеялась, что вы согласитесь поместить под надзор знающего человека это беспомощное, одинокое существо. Если с вашей стороны помощи не последует, как мне ни будет это прискорбно, но придется отправить мальчика в дом умалишенных.
С совершенным почтением Ваш покорный слуга Карл Фенник.
Р.S. Я боюсь, что мое письмо и письмо, вложенное в него, еще не скоро дойдут до вас.
Вчера вечером, когда я вернулся домой, то вспомнил, что мистрис Винтерфильд не оставила мне вашего адреса. Единственным оправданием моей забывчивости может служить то, что я был очень расстроен, когда писал под ее диктовку. Я тотчас же вернулся к ней, но она заснула. Зайдя к ней сегодня, я уже не застал ее в живых. В ее письме упоминается Девоншир, и это дает мне повод предполагать, что вы живете в этом графстве, и, мне кажется, она упоминала о вас однажды как о человеке состоятельном и знатном. Не узнав вашего адреса в лондонской справочной конторе, я в настоящее время разыскиваю в здешней частной библиотеке для чтения историю Девона, в надежде, что она может помочь мне. Позвольте прибавить, к вашему успокоению, что никто, кроме меня, не увидит этих бумаг. Для большей безопасности я сейчас же запечатаю конверт и надпишу на нем ваш адрес".

Прибавлено отцом Бенвелем
Нам едва ли суждено узнать, каким образом мальчику удалось завладеть запечатанным конвертом. Вероятно, он бежал с бумагами из дома пастора и вернулся к матери и сестре в Лондон.
И пока такие точные данные в моем распоряжении, план будущего для меня совершенно ясен. Развод Ромейна с женой и изменение его завещания в пользу церкви представляются теперь только вопросом времени.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
I
ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР
Две недели спустя, после открытия, сделанного отцом Бенвелем, Стелла однажды утром последовала за мужем в его кабинет.
— Ты получил известие о мистере Пенрозе? — спросила она.
— Да, он приедет сюда завтра.
— Надолго?
— Да. Чем дольше останется, тем лучше.
Она взглянула на него вопросительно и несколько укоризненно.
— Почему ты говоришь это? — спросила она. — Почему ты так нуждаешься в нем, когда я около тебя?
До этого времени он сидел за своим письменным столом, опершись головою на руку и опустив глаза на открытую книгу, лежавшую перед ним. При последнем ее вопросе он вдруг поднял глаза. Утренний свет падал через широкое окно на его лицо. Выражение отчаянного страдания, которое Стелла помнила со дня их встречи на пароходе, появилось снова, но на этот раз не смягченное и не украшенное прежнею кроткой покорностью, а, напротив, принявшее более резкий вид от угрюмого и отчаянного терпения человека, недовольного жизнью и самим собой.
Сердце ее болезненно сжалось. Она сказала мягко:
— Я не имела намерения упрекать тебя.
— Ты ревнуешь меня к Пенрозу? — спросил он с горькой усмешкой.
Стелла в отчаянии решилась высказать ему правду.
— Я боюсь его, — произнесла она тихо.
Он взглянул на нее со странным выражением удивления и подозрительности.
— Почему ты боишься Пенроза?
Она не рискнула раздражить его. Голос опять мучил его прошлой ночью. Прежние угрызения совести вырвались наружу в диких словах, когда он задремал на рассвете. Искренне жалея его, она, тем не менее, хотела предотвратить вмешательство Пенроза. Стелла попыталась дать косвенный ответ.
— Не мешало бы сообщить мне, — сказала она, — что мистер Пенроз католический священник.
Он снова опустил глаза на книгу.
— Как ты узнала, что Пенроз католический священник?
— Стоило только взглянуть на адрес твоих писем к нему.
— Почему тебя так пугает, что он священник? На балу у леди Лоринг ты сказала мне, что принимаешь участие в Пенрозе, потому что я люблю его.
— Тогда я не знала, что он скрывает от нас свое звание. Я не могу вполне доверять человеку, поступающему таким образом.
Он засмеялся недобрым смехом.
— После этого можно утверждать, что ты не доверяешь человеку, не выставившему свое имя на книге, написанной им, и таким образом скрывающему, что он автор. Пенроз поступал так по приказанию своих начальников, и, кроме того, мне он открыто объявил, что священник. Если уж порицать кого-нибудь, то порицай меня за то, что я хранил его тайну.
Она отодвинулась от него, оскорбленная тоном, которым были произнесены эти слова.
— Я еще помню то время, Луис, когда ты снисходительнее относился бы к моим заблуждениям, даже если я была не права.
Это простое замечание тронуло его.
— Я не хочу обижать тебя, Стелла, — ответил он. — Но меня немного раздражило, когда я услышал, что ты не доверяешь преданнейшему и лучшему другу, которого только может иметь человек. Разве я не могу любить жену и друга? Ты не можешь себе представить, как я нуждаюсь в помощи и симпатии Пенроза во время моих занятий. Уже один звук его голоса придавал мне мужество. Поди сюда, Стелла, поцелуй меня и помиримся, как говорят дети.
Он встал из-за письменного стола. Она встретила его на полпути, и вся ее любовь, а может быть, и частичка страха вылились в ее поцелуе. Он ответил ей таким же горячим поцелуем, но затем, к несчастью обоих, вернулся к предмету их разговора.
— Милочка, — сказал он, — постарайся полюбить моего друга ради меня и относись с терпимостью к другим формам христианства, кроме той, которую ты исповедуешь.
Ее улыбающиеся губы сжались, и она отвернулась от него. Впечатлительный эгоизм женской любви заставлял ее видеть в Пенрозе похитителя симпатий, которые всецело должны были принадлежать ей. Уходя, она со свойственной ей наблюдательностью заметила открытую книгу на пюпитре с заметками и отметками карандашом на полях. Что бы такое он мог читать, что так заинтересовало его? Если бы он сам не заговорил, она бы спросила его. Но его тоже оскорбил ее внезапный уход. Он заговорил — и в голосе его слышалась большая против обыкновения холодность:
— Я не буду стараться победить твой предрассудок, — сказал он. — Но об одном я должен серьезно просить тебя: когда Пенроз приедет завтра, не встречай его так, как встретила мистера Винтерфильда.
Ее лицо на мгновение побледнело, будто от страха, но бледность тотчас же исчезла. Стелла твердо встретила взгляд своего мужа.
— Почему ты опять вспоминаешь об этом? — спросила она. — Или… — она колебалась и старалась овладеть собой — ..или мистер Винтерфильд тоже твой преданный друг?
Ромейн пошел к двери, будто не доверял себе, если станет отвечать ей, но остановился, как бы одумавшись, и снова обратился к ней.
— Не будем ссориться, Стелла, — произнес он. — Мне только грустно, что ты не можешь понять, чего я лишился. Прием, оказанный тобой Винтерфильду, лишил меня дружбы с человеком, который мне очень нравился и который мог быть полезен мне в моих работах. Ты была в это время нездорова и озабочена болезнью мистрис Эйрикорт. Я уважал твою самоотверженность. Я помнил, ты как-то сказала, что твоя совесть упрекала тебя в недостаточном внимании к матери, когда она была здорова и весела, и я преклонялся перед чувствами, удерживавшими тебя у постели больной. Оттого я боялся сказать хоть одно слово, которое могло бы обидеть тебя. Но из того, что я молчал, еще не следует, что я не был изумлен и огорчен. Не поступай более так никогда.
Он вышел из комнаты. Она стояла как пораженная громом, глядя ему вслед. Никогда еще он не смотрел на нее так, как взглянул при последних словах. Тяжело вздохнув, она овладела собой. Скорее тон, чем сами слова, наполнили ее душу смутным страхом, который странным образом слился с любопытством, возбужденным в ней видом лежавшей на столе книги, испещренной пометками.
Она схватила книгу и взглянула на открытую страницу. На ней были заключительные параграфы красноречивого опровержения протестантизма с точки зрения католицизма. Дрожащими руками она открыла заглавную страницу. На ней была надпись:
«Луису Ромейну от преданного друга и слуги Артура Пенроза».
— Боже, помоги мне! — прошептала она. — Между нами встал священник!
II
ИЕЗУИТ И ХРИСТИАНИН
На следующий день Пенроз приехал к Ромейну.
Радостная встреча между ними была для самообладания Стеллы таким испытанием, какому она еще никогда не подвергалась. Она покорилась с мужеством женщины, счастье которой зависело от показной любезности к другу ее мужа.
Прием, оказанный ею Пенрозу, был безукоризненно вежлив. Когда она воспользовалась случаем, чтобы выйти из комнаты, Ромейн, отворив ей дверь, со взглядом, который должен бил служить ей наградой, прошептал:
— Благодарю тебя!
Она только кивнула ему и убежала в свою комнату.
Даже в мелочах природа женщины испорчена ложью, которую требуют от ее языка и манер искусственные условия современного общества. Когда она решается на более серьезный обман для защиты своих драгоценнейших домашних интересов, ее недостатки выступают с еще большей силой. Тогда самоуважение и воспитание уже не в состоянии сдержать в должных границах обман — это естественное оружие слабого против сильного. В таком случае она в своем ослеплении спускается до таких поступков, которые возмутили бы ее, если б ей рассказывали их про других. Стелла уже тем уронила себя, что тайно написала Винтерфильду. Она сделала это только для того, чтобы предостеречь его от отца Бенвеля, но этим письмом она приглашала его сделаться соучастником обмана.
Утром она приняла Пенроза с радушием, с которым встречают старинного друга.
Теперь, в уединении своей комнаты, она пала духом. Она раздумывала, как ей лучше ознакомиться с содержанием разговора между Ромейном и Пенрозом, который, без сомнения, начался после ее ухода.
— Он будет стараться восстановить мужа против меня, и я для защиты самой себя должна знать, какие средства он намерен употребить.
Эта мысль заставила ее смириться с поступком, к которому она отнеслась бы с презрением, если бы услышала, что его сделала другая женщина.
Был прекрасный осенний день, солнечный и свежий. Стелла надела шляпу и решила прогуляться по саду.
Пока ее можно было видеть из окон людской, она шла прямо, но, завернув за угол аллеи, свернула на извилистую дорожку, ведущую к окнам кабинета Ромейна. В саду кое-где стояли стулья. Она взяла один из них и после минутного колебания села так, чтобы через открытые окна второго этажа слышать голоса разговаривавших.
В это время она услышала голос Пенроза.
— Да. Отец Бенвель дал мне отпуск, — говорил он, — но я приехал сюда не для того, чтобы бездельничать. Вы должны позволить мне употребить свое свободное время самым приятным для меня способом! Позвольте снова быть вашим секретарем.
Ромейн вздохнул.
— Ах, если б вы знали, как мне недоставало вас!
Стелла, затаив дыхание, ждала, что скажет Пенроз дальше. Заговорит ли он о ней? Нет. В нем были врожденный такт и деликатность. Он ждал, когда Ромейн заговорит об этом.
Пенроз спросил:
— Как продвигается ваша работа?
Ответом было только одно слово, сказанное мрачно:
— Плохо.
— Мне странно слышать это, Ромейн.
— Почему? Или и вы питали такие же наивные надежды, как я, думая, что женитьба поможет мне написать мою книгу?
Помолчав немного, Пенроз ответил грустно:
— Я надеялся, что женитьба возбудит ваши высокие стремления.
Стелла побледнела от подавленного гнева. Он говорил совершенно искренне, несчастная же женщина думала, что он лжет нарочно, для того, чтобы восстановить против нее и без того раздраженного мужа. С замиранием сердца ждала она ответа Ромейна.
Но он не отвечал. Пенроз переменил предмет разговора.
— Вы, кажется, не совсем здоровы, — сказал он ласково, — боюсь, что работа повлияла на ваше здоровье… Возвращался ли…
Одной из особенностей нервной раздражительности Ромейна было то, что он не любил, чтобы кто-нибудь спрашивал его об ужасной галлюцинации.
— Да, — сказал он с горечью, — я несколько раз слышал голос. Кровь мне подобного не смылась с руки моей. Это еще одна рухнувшая надежда, рожденная во мне женитьбой!
— Ромейн! Мне не нравится, когда вы так говорите о своей женитьбе.
— Хорошо. Вернемся к книгам. Я думаю, что с вашей помощью дело у меня пойдет лучше. Я не знаю почему — может быть, потому, что мне приходится разочароваться во всем другом, — но стремление составить себе имя никогда не овладевало мною в такой степени, как теперь, когда оказывается, что я не в состоянии целиком погрузиться в работу. Сделаем вместе последнее усилие, друг мой. Если оно не удастся, я брошу свою рукопись в огонь и попытаюсь избрать другую карьеру. Я понимаю толк в политике. С помощью дипломатии я могу приобрести известность. В моем настоящем расположении духа управлять судьбами народа представляется мне чрезвычайно привлекательным. Мне ненавистна мысль, что наравне со всяким дураком я обязан своим положением своему случайному происхождению и богатству. Довольны ли вы своим безвестным существованием? Не завидовали ли вы тому кардиналу — ведь он не старше меня, — которого папа отправил своим послом в Португалию?
Пенроз отвечал не колеблясь:
— Вы совершенно больны душевно.
Ромейн беззаботно захохотал:
— А когда я был здоров? — спросил он.
Пенроз оставил без ответа это замечание и продолжал:
— Чтобы действительно быть вам полезным, я должен знать, что с вами происходит. Вы сами вынуждаете меня задать вам вопрос, который не дает мне покоя.
— В чем дело?
— Вы говорили и весьма разочарованно о своей женитьбе, — сказал Пенроз, — у вас серьезные причины быть недовольным мистрис Ромейн?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41