Девушка окинула всех горделивым, пожалуй, даже ожесточенным взглядом и потупилась; поза ее была полна скромности.
- Елена,- спросил генерал,- вы ходили в комнату, куда я поместил...
- Да, отец.
- Елена,- проговорил он, и голос его изменился от внутренней дрожи,- вы впервые видите этого человека?
- Да, отец.
- В таком случае ваше намерение совершенно нелепо...
- Пусть нелепо, но я решилась...
- Ах, дочь моя!..- произнесла маркиза негромко, но так, чтобы муж услышал ее.- Елена, вы идете наперекор правилам чести, скромности, добродетели, которые я старалась внушить вам. Если мы до этого рокового часа обманывались в вас, то вы недостойны и сожаления. Ведь не нравственное же совершенство этого незнакомца пленило вас? Или вас влечет сила, которая надобна лишь преступникам?.. Нет, нет, я хорошо вас знаю и не могу предположить...
- О! Предполагайте все, что вам угодно,- холодно заметила Елена.
Но, несмотря на твердость характера, которую Елена проявила в этот час, нелегко было пламени, горевшему в ее глазах, осушить набежавшие слезы. Увидев слезы девушки, незнакомец понял, о чем говорит мать; он бросил на маркизу орлиный взор, и какая-то непреодолимая власть заставила ее взглянуть на страшного соблазнителя. Но когда глаза ее встретились с ясными и блестящими глазами незнакомца, она вздрогнула - так вздрагиваем мы, увидя змею или прикоснувшись к лейденской банке.
- Друг мой,- крикнула она мужу,- это дьявол! Он разгадывает все.
Генерал вскочил, собираясь схватить шнурок от звонка.
- Он вас погубит,- сказала Елена убийце.
Незнакомец усмехнулся, сделал шаг, отвел руку маркиза, устремив на него свой пристальный взгляд, от которого все цепенели, и генерал потерял почву под ногами.
- Я отплачу вам за ваше гостеприимство,- промолвил убийца,- и мы сочтемся. Я избавлю вас от позора и выдам себя сам. Ну зачем мне теперь жить?
- Вы еще можете раскаяться,- ответила Елена, глядя на него с тою надеждой, которая светится лишь в глазах юных девушек.
- Раскаиваться я никогда не стану,- ответил убийца звучным голосом, гордо вскинув голову.
- Его руки запятнаны кровью,- сказал Елене отец.
- Я оботру их,- ответила она.
- Но вы даже не знаете, нужны ли вы ему,- возразил генерал, не осмеливаясь указать на неизвестного.
Убийца приблизился к Елене; ее прекрасное лицо, целомудренное и строгое, было освещено внутренним светом, отблески которого озаряли и как бы выделяли каждую черту и самые тонкие линии; бросив на прекрасную девушку нежный взгляд, огонь которого еще вселял ужас, он взволнованно сказал:
- Из любви к вам и из желания отблагодарить вашего отца за два часа жизни я отказываюсь От вашего самопожертвования.
- И вы тоже отталкиваете меня! - воскликнула Елена голосом, раздирающим сердце.- Прощайте же все, я умру!
- Что все это означает? - закричали отец и мать в один голос.
Девушка не проронила ни слова и, посмотрев на маркизу вопрошающим выразительным взглядом, опустила глаза. С той минуты, как генерал и его жена попытались воспротивиться словами и действием странному вторжению незнакомца в их семейный круг, и с той минуты, как он устремил на них какой-то ошеломляющий, горящий взгляд, оба они впали в необъяснимое оцепенение, и их онемевший рассудок не мог отразить сверхъестественную власть, которая их подчинила. Они чувствовали, что им не хватает воздуха, они задыхались, но не могли обвинить в этом того, кто так угнетал их, хотя внутренний голос подсказывал им, что именно в этом человеке, в этом чародее таится причина их безволия. Генерал, чувствуя упадок духа, понял, что он должен собрать все силы и образумить дочь: он обнял Елену и отошел с нею к окну, подальше от убийцы.
- Дорогая моя девочка,- вполголоса сказал он,- если какая-то необыкновенная любовь вдруг родилась в твоем сердце, то вся жизнь твоя, чистота твоих помыслов, твоя невинная и набожная душа доказали мне, что у тебя стойкий характер, и я думаю, что силы у тебя довольно, чтобы не поддаться минутному безумию. Значит, в поведении твоем кроется тайна. Так вот, мое сердце полно отеческой снисходительности, доверься ему, и если ты даже ранишь его, я заглушу свои страдания, я никому не расскажу о твоей исповеди. Послушай, может быть, ты ревнуешь нас к своим братьям, к сестрице? Что с тобой? Любовь ли смутила твою душу или ты несчастлива дома? Скажи мне, что заставляет тебя оставить нас, покинуть семью, лишить ее того, что всего в ней милее, бросить мать, братьев, сестру?
- Папенька,- ответила она,- я не ревную, я ни в кого не влюблена, даже в вашего друга, господина де Ванденеса.
Маркиза побледнела, и дочь, наблюдавшая за нею, умолкла.
- Но ведь мне рано или поздно придется покинуть вас и жить под покровительством мужа.
- Ты права.
- Разве мы знаем тех, с кем связываем свою судьбу? А в этого человека я верю.
- Дитя,- заметил генерал, повышая голос,- ты не представляешь себе страданий, которые ждут тебя.
- Я думаю о его страданиях.
- Что за жизнь предстоит тебе! - промолвил отец.
- Жизнь женщины,- прошептала дочь.
- Вот как! Откуда у вас такая осведомленность? - воскликнула маркиза, обретая дар слова.
- Сударыня, вопрос подсказывает мне, как ответить. Извольте, я буду говорить яснее...
- Говорите все, дитя мое!.. Ведь я мать.
Тут дочь взглянула на маркизу, и этот взгляд заставил мать умолкнуть.
- Елена, я стерплю все ваши упреки, если вы найдете причину для упреков, только бы не видеть, что вы последуете за человеком, от которого все бегут с ужасом.
- Вы сами понимаете, сударыня, что без меня он будет совсем одинок.
- Довольно! - крикнул генерал.- Отныне у нас только одна дочь.
И он взглянул на спавшую Моину.
- Я вас заточу в монастырь,- прибавил он, повернувшись к Елене.
- Воля ваша, отец,- ответила она с спокойствием отчаяния.- Тогда я умру. Вы держите ответ за мою жизнь и за его душу только перед Господом Богом.
Наступило тяжелое молчание. По обычным представлениям светских людей, сцена эта была позорной, и никто не решался посмотреть друг другу в глаза. Тут маркиз заметил свои пистолеты, схватил первый попавшийся, взвел курок и навел дуло на неизвестного. Обернувшись на шум, незнакомец спокойно и пристально посмотрел на генерала, рука которого, дрогнув от непреодолимой слабости, тяжело опустилась и выронила пистолет.
- Дочь моя,- сказал тогда отец, изнемогая от этой страшной борьбы,- вы свободны. Поцелуйте свою мать, если она согласится на это. Я же больше не хочу вас видеть, не хочу слышать вас...
- Елена,- обратилась мать к девушке,- подумайте, ведь вы станете нищей!
Хриплый стон вырвался из широкой груди убийцы и привлек к нему все взгляды. На его лице было написано презрение.
- Гостеприимство, которое я вам оказал, обходится мне дорого! воскликнул генерал, вставая.- Вы убили не одного старика, вы убиваете целую семью. Что бы там ни было, а этот дом погрузится в безысходную печаль.
- А если ваша дочь будет счастлива? - спросил убийца, пристально смотря на генерала.
- Если она будет счастлива с вами,- ответил отец, делая невероятное усилие над собой,- я не буду горевать о ней.
Елена, робея, опустилась на колени перед отцом и ласково сказала ему:
- Отец, я люблю вас и почитаю, станут ли мне напутствием сокровища вашей доброты или суровая немилость... И я заклинаю вас, пусть последние слова ваши не будут внушены гневом.
Генерал не решался посмотреть на дочь. В этот миг к ним подошел незнакомец и, улыбаясь Елене улыбкой, в которой было что-то и демоническое и небесное, сказал:
- Ангел милосердия, которого не страшит убийца, нам пора уходить, раз вы твердо решили вручить мне свою судьбу.
- Нет, это непостижимо! - воскликнул отец.
Маркиза бросила на дочь какой-то странный взгляд и протянула к ней руки. Елена, рыдая, бросилась в ее раскрытые объятия.
- Прощайте, маменька, прощайте! - повторяла она.
Елена смело кивнула незнакомцу, и он вздрогнул. Она поцеловала руку отцу, торопливо, без нежности поцеловала Моину и маленького Абеля и исчезла вслед за убийцей.
- Куда они пошли? -закричал генерал, прислушиваясь к шагам беглецов.Сударыня,- обратился он к жене,- да не сон ли это? Тут скрывается какая-то тайна. Вы, должно быть, знаете ее.
Маркиза затрепетала.
- С некоторых пор,- отвечала она,- Елена сделалась до крайности романтична и восторженна. Хоть я и старалась побороть эту склонность ее характера...
- Это не совсем понятно...
Но генералу послышалось, будто в саду раздаются шаги дочери и незнакомца, он замолчал и быстро растворил окно.
- Елена! - крикнул он.
Его голос потерялся во мраке ночи, словно напрасное пророчество.
Произнося это имя, на которое некому уже было отозваться, генерал, словно по мановению волшебного жезла, нарушил чары, владевшие им как дьявольское наваждение. По лицу его было видно, что он вдруг опомнился. Он ясно представил себе сцену, которая только что разыгралась, он начал проклинать свою непостижимую слабость, Кровь горячей волной хлынула от его сердца к голове, к ногам; он пришел в себя, он стал страшен, его охватила жажда мести, и он крикнул громовым голосом:
- На помощь! На помощь!
Он бросился к шнуркам звонков, рванул их, оборвал, и необычайный перезвон разнесся по всему дому. Слуги сразу проснулись. А он все кричал, он распахнул окна на улицу, стал звать жандармов, схватил пистолеты и начал стрелять, чтобы поторопить конную полицию, чтобы скорее поднять на ноги слуг, всполошить соседей. Собаки узнали голос хозяина и залились лаем, лошади заржали и стали бить землю копытами. Поднялся оглушительный шум, нарушивший ночную тишину. Сбегая по лестнице в погоне за дочерью, генерал увидел, что со всех сторон спешат перепуганные слуги.
- Мою дочь... Елену... похитили! Скорее в сад... охраняйте улицу!.. Откройте ворота жандармам! Все за убийцей!
И с силою, порожденной яростью, он разорвал цепь, которой был привязан огромный сторожевой пес.
- Елена! Елена! - твердил он, наклоняясь к нему.
Собака прыгнула, словно лев, свирепо залаяла и так стремительно ринулась в сад, что генерал не мог ее догнать. В это время послышался конский топот, по улице неслись лошади; генерал сам бросился открывать ворота.
- Бригадир,- крикнул он,- преградите путь убийце господина де Мони, он уходит через мои сады! Немед ленно окружите дороги к Пикардийским холмам. Я прикажу устроить облаву во всех владениях, парках, домах... А вы,- обратился он к слугам,- вы подстерегайте его на улице, караульте дорогу от заставы до Версаля. Вперед! Все как один!
Он схватил ружье, которое ему принес из комнаты камердинер, и кинулся в сад, крикнув собаке:
- Ищи!
В ответ издалека донесся страшный лай, и генерал поспешил в ту сторону, где, как ему показалось, лаяла собака.
В семь часов утра поиски жандармов, генерала, всех слуг и соседей еще ни к чему не привели.
Собака не вернулась. Маркиз, измученный и постаревший от горя, вошел в дом, который стал пустым для него, хотя там было еще трое детей.
- Вы были очень холодны с дочерью,- произнес он, глядя на жену.- Вот все, что от нее осталось! - добавил он, показывая на пяльцы, где виднелся цветок в начатой вышивке.- Еще недавно она была здесь, а сейчас она погибла... погибла!
И он зарыдал, закрыв лицо руками, застыл в молчании, не в силах более смотреть на эту гостиную, недавно еще являвшую собою пленительную картину семейного счастья. Отблески зари состязались с гаснущими лампами; вокруг догоравших свечей вспыхнули бумажные розетки; все вторило отчаянию отца.
- Это надобно уничтожить,- сказал он после минутного молчания, показывая на пяльцы.- Выше сил моих смотреть на то, что связано с воспоминанием о ней.
Та страшная рождественская ночь, когда маркиза и его жену постигло несчастье, когда они потеряли старшую дочь, потому что не могли противиться непонятной власти невольного ее похитителя, была как бы предвестием, посланным судьбою. Маркиз был разорен банкротством своего биржевого маклера. Он заложил недвижимое имущество жены, чтобы попытать счастья в какой-то спекуляции и, нажившись на ней, восстановить прежнее благосостояние; но предприятие это разорило его вконец. Он готов был в отчаянии пойти на все и покинул отечество. Шесть лет прошло со дня его отъезда. Семья редко получала от него известия, но незадолго до того, как Испания признала независимость южноамериканских республик, он известил о своем возвращении.
Итак, в одно прекрасное утро несколько французов-негоциантов, спешивших поскорее вернуться на родину с богатством, приобретенным ценою долгих стараний и опасных путешествий в Мексику или Колумбию, плыли на испанском бриге в нескольких лье от Бордо. Человек, которого больше состарили жизненные тяготы и горе, нежели время, стоял, прислонившись к защитному заслону, и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на картину, которая раскинулась перед глазами пассажиров, собравшихся на верхней палубе. Опасности далекого морского пути миновали, и путешественники, привлеченные отличной погодой, поднялись на палубу, чтобы приветствовать родную землю. Почти всем во что бы то ни стало хотелось увидеть еще издали маяки, гасконские дома, Кордуанскую башню20, которые терялись в причудливых очертаниях облаков, белевших на горизонте. Если бы не серебристая бахрома, вившаяся перед бригом, если бы не длинная борозда, быстро таявшая позади него, путешественникам казалось бы, что судно стоит недвижимо посреди океана,- так он был безмятежен, Чистое небо было восхитительно. Густая синева небосвода незаметно бледнела, сливаясь с голубоватой водою, и там, где они соединялись, ослепительно, будто звезды, блестела линия горизонта. Солнечные лучи искрились в бесчисленных гранях волн на необозримом водном пространстве, и ширь морская сверкала, пожалуй, ярче небесной тверди. Приятный теплый ветерок надувал паруса на бриге; и эти снежно-белые полотнища, и желтые развевавшиеся флаги, и целый лабиринт снастей четко рисовались в воздухе на лучезарном фоне неба и океана, и лишь тени, отбрасываемые парусами, меняли их оттенки. Чудесный день, попутный ветер, родные берега, спокойное море, шум волн, навевавший сладостную грусть, красивый бриг, одиноко скользивший по океану, словно женщина, торопящаяся на свидание,- все это было картиной, преисполненной гармонии;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30