- спросил генерал, встревоженный цветом пятен, которые расползлись по одежде его гостя.
- Вот именно, на дуэли,- подтвердил незнакомец, и его губы тронула желчная усмешка.
В этот миг издали послышался топот копыт: несколько лошадей неслись галопом; но звуки эти были слабы, как первые проблески зари. Привычное ухо генерала уловило, что скачут вымуштрованные кавалерийские лошади.
- Это жандармы,- произнес он.
Он взглянул на своего пленника так, словно хотел рассеять сомнения, которые, вероятно, внушил ему своей невольною нескромностью, взял свечу и спустился в гостиную. Не успел он положить ключ от верхней комнаты на камин, как топот конницы стал явственнее; она приближалась к особняку с такой быстротой, что генерал вздрогнул. И действительно, лошади остановились у подъезда. Один из всадников, обменявшись несколькими словами с товарищами, соскочил и так громко постучался, что генералу пришлось отворить дверь. Он не мог совладать с тайным волнением, увидев шесть жандармов в шапках с серебряными галунами, блестевшими при лунном свете.
- Ваша светлость,- обратился к нему бригадир,- вы не слышали, не пробежал ли сейчас к заставе человек?
- К заставе? Нет, не слышал.
- Вы никому не отпирали двери?
- Вы что же, думаете, что я всегда сам отпираю двери?
- Прошу извинить, ваше превосходительство, но мне показалось...
- Это еще что за шутки! - сердито крикнул маркиз.- Как вы смеете?..
- Не извольте гневаться, ваша светлость,- смиренно продолжал бригадир.Извините нас за старание. Мы отлично знаем, что пэр Франции не станет впускать в свой дом убийцу, но мы хотим получить некоторые сведения...
- Убийцу! - воскликнул генерал.- И кого же он?..
- Сейчас зарубили топором барона де Мони,- подхватил жандарм.- Но за убийцей снарядили погоню. Мы уверены, что он где-нибудь тут, неподалеку, и устроим облаву. Прошу прощения, ваше превосходительство.
Говоря это, жандарм уже вскочил на лошадь и, к счастью, не мог видеть лица генерала. Бригадир привык строить всевозможные предположения, и, взгляни он на это открытое лицо, где так ясно отражались все движения души, он мог бы что-нибудь заподозрить.
- А кто убийца, известно?- спросил генерал.
- Нет,- отвечал всадник.- В конторке были банковые билеты и золото, но они не тронуты.
- Значит, это месть,- заметил генерал.
- Да что вы - старику-то? Нет, грабителю просто помешали.
И жандарм поскакал вдогонку за своими спутниками, которые были уже далеко. Генерал не мог опомниться, и это вполне понятно. Вскоре он услышал, что возвращаются его слуги; они о чем-то с жаром рассуждали, голоса их доносились с перекрестка Монтрей. Когда они пришли, генерал, которому надо было излить свой гнев, обрушился на них. От громовых раскатов его голоса содрогался весь дом. Но генерал тотчас же утих, когда камердинер, самый смелый и находчивый из его слуг, объяснил, что они опоздали потому, что у самого Монтрейя их задержали жандармы и агенты полиции, которые разыскивают какого-то убийцу. Маркиз замолчал. Слова эти напомнили ему, к чему его обязывает создавшееся нелепое положение; он сухо приказал слугам немедленно же ложиться спать, а они были до крайности удивлены, что генерал так легко поверил выдумке своего камердинера.
Но пока во дворе разыгрывались эти события, случай, как будто маловажный, изменил положение участников этой драмы. Едва маркиз вышел, как жена его, бросавшая взгляды то на ключ от мансарды, то на Елену, в конце концов наклонилась к дочери и произнесла вполголоса:
- Елена, отец оставил ключ на камине.
Девушка подняла голову и робко взглянула на мать, глаза которой загорелись от любопытства.
- Так что же, маменька? - смущенно спросила она.
- Мне бы хотелось знать, что происходит наверху. Там никто даже не шелохнется. Сходи-ка туда...
- Сходить туда? - испуганно переспросила девушка.
- Ты боишься?
- Нет, маменька, но мне послышались там мужские шаги.
- Если б я могла пойти сама, Елена, то не стала бы просить вас об этом,- высокомерно продолжала мать.- Если отец вернется и не застанет меня, он, пожалуй, спросит, где я, а вашего отсутствия он не заметит.
- Если вы мне велите, я пойду; но я потеряю уважение отца...
- Ах, вот что! - насмешливо промолвила маркиза.- Вы приняли шутку всерьез, так теперь я приказываю вам пойти и посмотреть, что делается наверху. Вот ключ, Елена!.. Отец потребовал, чтобы вы молчали о том, что сейчас происходит в доме, но он вовсе не запрещал вам заглянуть в ту комнату. Ступайте и помните, что дочь не имеет права судить свою мать.
Произнеся последние слова со всей строгостью оскорбленной матери, маркиза взяла ключ и передала его Елене; та молча встала и вышла из гостиной.
"Мать всегда сумеет добиться у него прощения; а я, я-то погублю себя в его глазах! Уж не хочет ли она, чтобы отец разлюбил меня, не хочет ли выжить меня из дому?"
Такие мысли мелькали в ее уме, пока она шла по темному коридору, в конце которого была дверь потайной комнаты. Когда она подошла к ней, в смятении мыслей ее было что-то роковое. От этих смутных размышлений хлынули через край чувства, до сих пор затаенные в ее сердце. Она, вероятно, и так уже не надеялась на счастливое будущее, в этот же страшный миг она совсем отчаялась; она дрожала, поднося ключ к замочной скважине, и ее волнение было так велико, что ей пришлось с минуту постоять, приложив руку к сердцу, будто она могла успокоить его сильные и звучные толчки. Наконец она отперла дверь. Скрип петель, по-видимому, не привлек внимания убийцы. Он был так углублен в свои мысли, что, невзирая на тонкий слух, стоял неподвижно, прислонившись к стене, словно был пригвожден к ней. Его чуть озарял светлый круг, отброшенный фонарем, и в этой полутьме он походил на сумрачные статуи рыцарей, стоящие по углам мрачных усыпальниц в готических часовнях. Капли холодного пота выступили на его смуглом высоком лбу. Удивительной отвагой дышали эти черты, искаженные страданием. Горящие, неподвижные к сухие глаза, казалось, наблюдали битву, происходящую перед ним в темноте; вихрь мятежных мыслей отражался на его лице, а твердое и решительное выражение говорило о возвышенной душе. Стан незнакомца, поза, сложение были под стать его бунтарской душе. Человек этот, полный какой-то дикой, могучей силы, пристально смотрел во мрак, словно предвидя свое будущее. Генерал, привыкший к мужественным лицам выдающихся людей, окружавших Наполеона, и занятый больше мыслью о том, что представляет собою душа этого странного гостя, не обратил внимания на его удивительную наружность; но Елена, на которую, как на всех женщин, производило сильное впечатление все внешнее, была потрясена игрою света и тени, поэтическим хаосом, величием и страстностью лица, которые придавали незнакомцу сходство с Люцифером, воспрянувшим после падения. Внезапно буря, омрачавшая его лицо, утихла, как по волшебству, и неизъяснимая, властная сила, олицетворением которой, быть может помимо своей воли, был этот человек, захватила его с быстротою наводнения. Поток мыслей внутренним светом залил его лоб, морщины разгладились. И девушка, завороженная то ли необычайной встречею, то ли тайной, которой она коснулась, теперь могла любоваться его приятным, привлекательным лицом. Она простояла несколько мгновений молча, словно очарованная, во власти волнений, доселе неведомых ее молодой душе. Но скоро, потому ли, что у Елены вырвалось восклицание или жест, или потому, что убийца из мира грез вернулся в мир действительный и услышал чье-то дыхание, он повернул голову и, едва различив в полумраке прекрасное лицо и величавый стан девушки, должно быть, принял эту неподвижную фигуру за ангела, за призрачное видение.
- Сударь...- промолвила Елена дрожащим голосом.
Убийца вздрогнул.
- Женщина? - негромко воскликнул он.- Да возможно ли это! Покиньте меня,- произнес он.- Я ни за кем не признаю права жалеть меня, прощать или осуждать. Я должен жить один. Ступайте, дитя мое,- прибавил он с величественным жестом,- плохо отблагодарю я хозяина этого дома, если позволю кому-нибудь из его домочадцев дышать одним со мной воздухом. Я вынужден подчиняться законам света.
Последняя фраза была произнесена еле слышно. С редкостным своим умением предвидеть он постиг все несчастья, которые возвещает эта печальная истина, и, бросив на Елену пронизывающий взгляд, всколыхнул в голове необыкновенной девушки целый мир мыслей, еще дремавших в ней. То был свет, как бы озаривший еще неведомые ей страницы жизни. Ее душа была подавлена, покорена, она не находила в себе сил, не могла защититься от магнетической власти взгляда, даже невольно брошенного на нее. Она была в смятении и дрожа выбежала из комнаты. Она вернулась в гостиную всего лишь за минуту до возвращения отца и ничего не успела рассказать матери.
Генерал был озабочен; скрестив руки, он молча и мерно шагал от окон, выходивших на улицу, к окнам, из которых виден был сад. На руках его жены лежал уснувший Абель. Моина безмятежно спала в кресле, как птичка в гнездышке. Старшая дочь не сводила глаз с огня; в одной руке у нее был клубок шелковых ниток, в другой - иголка. В гостиной, во всем доме и на улице царила глубокая тишина, и ее нарушали только неторопливые шаги слуг, расходившихся на покой; слышались взрывы приглушенного смеха - то были последние отзвуки веселой свадебной пирушки; да еще хлопали двери, когда слуги отворяли их, переговариваясь, и потом затворяли вновь. Из комнат, где они укладывались спать, доносился глухой шум. Упал стул. Чуть слышно раздался кашель старого кучера и смолк. И вскоре настала суровая тишина, в которую погружается полуночной порою заснувшая природа. Во мраке блестели одни лишь звезды. Холод сковал землю. Все молчало, все было недвижно. Только потрескивали дрова в камине, словно для того, чтобы люди, сидевшие в гостиной, почувствовали всю глубину безмолвия ночи. Часы в Монтрейе пробили час. В это время на лестнице послышались легкие шаги. Маркиз и его дочь, уверенные, что убийца г-на де Мони заперт, решили, что идет кто-нибудь из служанок, и не обратили внимания на то, что отворились двери из соседней комнаты. И вдруг появился убийца. Ужас, охвативший маркиза, живое любопытство его жены и изумление дочери позволили незнакомцу беспрепятственно дойти почти до середины гостиной, и он сказал генералу спокойным и на редкость приятным голосом:
- Сударь, два часа на исходе.
- Вы здесь! - воскликнул генерал.- Каким чудом?..
Он грозно и вопрошающе посмотрел на жену и детей. Елена вспыхнула.
- Вы, вы среди нас! - продолжал генерал взволнованным голосом.- Убийца, обагренный кровью,- здесь! Вы оскверняете эту комнату! Прочь! Прочь отсюда! - яростно добавил он.
При слове "убийца" у маркизы вырвался вопль. Лицо же Елены - а слово это, очевидно, решило ее судьбу - не выразило ни малейшего удивления. Казалось, она давно ждала этого человека. Все, о чем она так много думала, теперь приобрело смысл! Кара небесная, которая суждена была за ее проступок, разразилась. Она считала себя преступницей, такой же, как этот человек, и смотрела на него ясным взглядом: она его подруга, его сестра. Она видела во всем этом волю Божию. Прошло бы несколько лет, и ее рассудок справился бы с муками совести, но сейчас она была в каком-то исступлении. Незнакомец стоял неподвижно и был невозмутим. Презрительная усмешка скользнула по его лицу, тронула полные алые губы.
- Я благородно поступаю по отношению к вам, но вы этого не цените,тихо произнес он.- Я не хотел прикасаться рукою к стакану, из которого я пил, когда меня томила жажда. Я даже не хотел обмыть свои окровавленные руки под вашей кровлей; я ухожу, оставив от моего "преступления" (при этих словах его губы сжались) одно лишь воспоминание, ибо я старался пройти так, чтобы здесь от него не сохранилось ни малейшего следа. Я не допустил, чтобы ваша дочь...
- Моя дочь! - воскликнул генерал, с ужасом посмотрев на Елену.- Вон отсюда, негодяй, или я убью тебя!
- Два часа еще не истекли. Вы не можете ни убить меня, ни выгнать, не потеряв уважения к самому себе... и моего уважения.
Тут ошеломленный генерал попытался смерить взглядом преступника, но принужден был опустить глаза; он чувствовал, что не в силах выдержать взор незнакомца, нестерпимо блестящий взор, вторично смутивший его душу. Он испугался, что снова смягчится, так как сознавал, что воля его слабеет.
- Убить старика! Вы, должно быть, и понятия не имеете о том, что такое семья? - проговорил он, с отеческой нежностью указывая на жену и детей.
- Да, старика,- повторил незнакомец, нахмурив брови.
- Бегите! - крикнул генерал, не смея взглянуть на непрощеного гостя.Наш договор нарушен. Я не предам вас. Нет! Я никогда не стану поставлять людей на эшафот. Но уходите, вы нам гадки.
- Я знаю,- покорно ответил преступник.- Во Франции нет ни клочка земли, куда бы я мог ступить с безопасностью для себя; но если бы правосудие, подобно Богу, судило всякого по его деяниям, ежели бы оно соблаговолило расследовать, кто чудовище - убийца или его жертва,- я бы мог с гордостью остаться среди людей. Вам ли не знать преступлений человека, которого только что обезглавили! Я стал судьей и палачом, я заменил собою беспомощное человеческое правосудие. Вот в чем мое преступление. Прощайте, сударь. Ваше гостеприимство было отравлено для меня, тем не менее я не забуду о нем. Я сохраню в душе чувство благодарности к одному-единственному человеку на свете, и этот человек - вы... Но мне бы хотелось,- чтобы вы были великодушнее.
Он направился к двери. В этот миг Елена наклонилась к матери и что-то шепнула ей на ухо.
- Ах, замолчи!..
Возглас этот вырвался из груди маркизы, и генерал, услыхав его, вздрогнул так, словно увидел, что Моина умерла. Елена встала, и убийца невольно обернулся; по его лицу было видно, что он тревожится за эту семью.
- Что с вами, дорогая? - спросил маркиз у жены.
- Елена хочет бежать с ним,- сказала она.
Убийца покраснел.
- Маменька неверно объясняет вырвавшиеся у меня слова,- тихо произнесла Елена.- Ну что ж, я осуществлю ее желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30