В семейной жизни бывают священные часы, неизъяснимая прелесть которых, быть может, обязана смутным воспоминаниям о лучшем мире. Часы эти озарены небесными лучами, они словно посланы человеку в вознаграждение за многие горести и для примирения его с жизнью; как будто здесь, перед нами, сама вселенная указывает великие принципы порядка, как будто здесь общество, показывая нам будущее, выступает защитником созданных им законов.
Однако, невзирая на ласковые взгляды, которые Елена бросала на Абеля и Моину, когда раздавались взрывы их смеха, невзирая на счастливое выражение, которое появлялось на ясном лице ее, когда она украдкой любовалась отцом, глубокая печаль чувствовалась во всех ее движениях, во всем ее облике и особенно в глазах, опушенных длинными ресницами. Ее белые, сильные руки вздрагивали; кожа на них просвечивала, и это придавало им прозрачность и еле уловимый розоватый оттенок. Всего лишь раз ее глаза и глаза маркизы невзначай встретились, и женщины поняли друг друга: холоден, непроницаем, почтителен был взгляд Елены; мрачен и угрожающ - взгляд маркизы. Елена поспешно опустила глаза на пяльцы, в ее руках мелькнула игла, и она долго не поднимала головы, словно ей стало трудно держать ее прямо. Быть может, мать чересчур строго относилась к ней, считая такую строгость полезной? Или маркиза завидовала красоте Елены, с которой еще могла соперничать, но лишь прибегая к ухищрениям наряда? Или дочь разгадала - как это бывает со многими дочерьми, когда они делаются проницательными,-тайны матери, с виду ревностно выполняющей свои обязанности и думающей, что эти тайны погребены в глубине ее сердца, как в могиле?
Елена вступила в тот возраст, когда нравственная чистота порождает суровую требовательность к себе, переходящую границы, в которых должны пребывать чувства. В глазах иных людей их собственные ошибки превращаются в преступления; тогда воображение воздействует на разум; часто в таких случаях девушки все преувеличивают и ждут жестокой кары за свой проступок, соразмерно тому значению, которое они придают ему. Елена, очевидно, считала, что она не достойна ни одного человека на свете. Тайна в прошлом, быть может, несчастный случай, сначала неосознанный и только позже понятый ею благодаря впечатлительности и под влиянием религиозных воззрений, с недавних пор начали внушать ей чувство какого-то романтического самоуничижения. Она стала вести себя совсем иначе с того дня, когда прочла в сборнике иностранных пьес новый перевод прекрасной трагедии Шиллера "Вильгельм Телль". Маркиза, попрекнув дочь за то, что она уронила книгу, заметила, как пьеса потрясла Елену, особенно та сцена, в которой поэт установил некое сходство между Вильгельмом Теллем, пролившим человеческую кровь во имя спасения народа, и Иоганном Паррицидой. Елена стала смиренной, благочестивой, замкнутой, отказывалась выезжать в свет. Никогда еще не была она так нежна с отцом, особенно если маркиза не видела, как она ластится к нему. Любовь Елены к матери охладела, но было это почти неуловимо, и маркиз, должно быть, ничего не замечал, хотя и зорко следил за тем, чтобы в семье царило согласие. Человеческий взгляд недостаточно прозорлив, нельзя было проникнуть в тайники двух этих женских сердец: одного - юного и великодушного, другого - чувствительного и гордого; первое было кладезем снисходительности; второе - преисполнено лукавства и страсти. Скрытая материнская властность тяготила дочь, но это ощущалось лишь самою жертвой. Впрочем, только случай мог пролить некоторый свет на эти неразрешимые загадки. До этой ночи ничто не разоблачало эти две души; но, без сомнения, какая-то жуткая тайна лежала между ними и Богом.
- Ну, перестань, Абель! - воскликнула маркиза, воспользовавшись тем, что Моина с братом, устав, замолкли и притихли.- Иди сюда, мой мальчик, пора спать...
И, строго взглянув на сына, она усадила его к себе на колени.
- Как, уже половина одиннадцатого, а слуг все нет и нет? Ну и гуляки!заметил генерал.- Гюстав,- прибавил он, обернувшись к сыну,- я дал тебе книгу с условием, что ты кончишь читать ровно в десять; ты должен был сам закрыть ее в назначенный час и отправиться спать, так ты мне обещал. Если ты хочешь стать незаурядным человеком, данное тобою слово должно быть для тебя свято, ты обязан хранить его, как свою честь. У Фокса, одного из виднейших ораторов Англии, был стойкий характер. Главным его достоинством была верность принятым на себя обязательствам. Когда он был маленьким, его отец, англичанин старого закала, преподал ему строгий урок. который навсегда запечатлелся в памяти Фокса. В твоем возрасте он приезжал на каникулы к отцу, вокруг замка которого, как водится у богатых англичан, был разбит большой парк. В парке стояла старинная беседка; ее намеревались разобрать и перенести в другое место, откуда открывался превосходный вид. Детям всегда очень нравится смотреть на разрушения. Мальчику хотелось на несколько дней продлить каникулы и посмотреть, как будут сносить беседку, но отец потребовал, чтобы он вернулся в колледж в назначенный день, к началу учения; отец с сыном из-за этого поссорились. Мать, как все мамаши, стала на сторону мальчика. Тогда отец торжественно обещал сыну отложить разборку беседки до следующих каникул. Фокс вернулся в колледж. Отец решил, что мальчик, отвлеченный занятиями, забудет обо всем, и приказал разрушить беседку и перенести ее на другое место. Но мальчик был упрям и думал только об этом. Приехав домой, он первым делом отправился посмотреть на старую беседку; к завтраку он пришел вне себя от огорчения и сказал отцу: "Вы меня обманули". Почтенный джентльмен ответил смущенно, но с достоинством: "Верно, сын мой; но я исправлю свою ошибку. Надобно блюсти свое слово крепче, чем богатство; ибо тот, кто держит слово, будет богат, а никакие богатства не сотрут пятна на совести, если нарушишь слово". Старик велел перенести беседку на прежнее место, а когда это было исполнено, приказал ее разрушить на глазах сына. Пусть это будет тебе уроком, Гюстав.
Гюстав внимательно выслушал отца и тотчас же закрыл книгу. Наступило молчание; генерал поднял Моину, боровшуюся со сном, и усадил ее к себе на колени. Головка девочки поникла, припала к отцовской груди, и Моина уснула, укутанная, как плащом, своими чудесными золотистыми кудрями. В этот миг с улицы донеслись чьи-то торопливые шаги, и три удара в дверь отдались эхом во всем доме. Гулкие удары были красноречивы, как красноречив вопль человека, которому грозит смертельная опасность. Сторожевая собака яростно залаяла. Елена, Гюстав, генерал и его жена вздрогнули, но спящий Абель, которому мать осторожно расчесывала волосы, и Моина не проснулись.
- Вот ведь некогда человеку! - воскликнул генерал, укладывая дочь в кресло.
Он стремительно вышел из гостиной, не слыша, как жена умоляет его:
- Не ходи, друг мой!..
Маркиз вбежал в спальню, схватил два пистолета, засветил потайной фонарь, бросился к лестнице и, спустившись с быстротою молнии, вмиг очутился у парадной двери; за ним бесстрашно последовал его сын.
- Кто там? - спросил генерал.
- Отворите! - ответил кто-то, тяжело дыша.
- Вы друг?
- Друг.
- Вы один?
- Один... Да откройте же, они подходят!
Не успел генерал приотворить дверь, как кто-то со сказочной быстротой, словно тень, проскользнул в переднюю; маркиз был захвачен врасплох, и незнакомец ногой захлопнул дверь, а затем налег на створку спиной, видимо, решив никого не впускать. Генерал быстро направил пистолет на грудь незнакомца и осветил его фонарем; он увидел человека среднего роста, в меховой стариковской шубе, которая волочилась по земле и была ему широка, как будто ее сняли с чужого плеча. Из осторожности ли, случайно ли, но лоб беглеца прикрывала шляпа, надвинутая на самые глаза.
- Сударь,- обратился он к генералу,- уберите пистолет. Я не собираюсь оставаться здесь без вашего согласия; но знайте: если я выйду, у заставы меня ждет смерть! И какая смерть! За нее вы ответите перед Богом. Я прошу гостеприимства на два часа. Однако, сударь, хоть я и проситель, необходимость вынуждает меня ставить условия. Мне надобно аравийское гостеприимство: пусть оно будет для вас священным, иначе отворите дверь, и я пойду на смерть. Мне нужна тайна, приют и вода. Ох, воды! - повторил он хриплым голосом.
- Кто вы такой? - спросил генерал, пораженный лихорадочной быстротой речи незнакомца.
- Вот как - "кто я такой"? Что ж, отворяйте дверь, и я уйду,- отвечал незнакомец с какою-то дьявольской усмешкой.
Маркиз во все стороны водил фонарем, чтобы осветить незнакомца, но ему удалось разглядеть только нижнюю часть его лица, и ничто не говорило в пользу того необычайного гостеприимства, которого требовал беглец: бледные щеки его подергивались, и все черты были искажены. В тени, отброшенной полями шляпы, сверкали глаза, и перед их блеском, казалось, бледнел тусклый свет фонаря. Однако генерал должен был дать ответ.
- Сударь,- сказал он,- ваши слова столь удивительны, что и вы на моем месте...
- Жизнь моя в ваших руках! - воскликнул незнакомец, перебивая хозяина, голос его был страшен.
- На два часа? - нерешительно произнес генерал.
- На два часа! - подтвердил беглец.
И вдруг в порыве отчаяния он сорвал с себя шляпу, обнажил лоб и, словно делая последнюю попытку, устремил на генерала горящие, живые глаза, взор которых проникал в самую душу. Взор этот излучал мысль и волю, вспыхивал молнией и поражал, как гром; ведь в иные минуты люди обладают необъяснимой властью.
- Проходите, и кто бы вы ни были, здесь вы в безопасности,- проговорил хозяин дома, и ему показалось, что он подчиняется одному из тех внутренних побуждений, в которых человек не всегда может дать себе отчет.
- Да вознаградит вас Бог!- воскликнул незнакомец, облегченно вздохнув.
- Оружие у вас есть? - спросил генерал.
Вместо ответа неизвестный проворно распахнул шубу, но не успел маркиз рассмотреть его, как он снова закутался. Оружия не было видно, и одет он был так, словно явился прямо с бала. Хоть и вскользь оглядел его недоверчивый генерал, он увидел достаточно и воскликнул:
- Черт возьми, где это вы умудрились так промокнуть, ведь погода сухая?
- Опять вопросы! - высокомерно ответил незнакомец.
Тут маркиз заметил сына и вспомнил об уроке, который только что преподал ему о том, как нерушимо надо держать данное слово; это его раздосадовало, и он в сердцах сказал:
- Ах ты, упрямец этакий! Ты все еще здесь, а не в постели?
- Я думал, что пригожусь вам в случае опасности,- ответил Гюстав.
- Ну, ступай к себе в комнату,- промолвил генерал, смягчившись от такого ответа.- А вы,- обратился он к незнакомцу,- следуйте за мной!
Они замолчали, как два игрока, не доверяющие друг другу. У генерала появились какие- то мрачные предчувствия. Присутствие незнакомца тяготило его, как дурной сон; но, верный своему слову, он провел его по коридорам и по лестницам в большую комнату, расположенную на третьем этаже, как раз над гостиной. Эта нежилая комната зимой служила сушильней и не сообщалась с другими покоями; ее выцветшие стены украшало лишь никуда не годное зеркало, забытое на камине прежними владельцами, да большое трюмо, для которого не нашлось места, когда размещали мебель маркиза; оно было на время поставлено тут против камина. Пол в этой огромной мансарде никогда не подметался, здесь стоял ледяной холод и не было никакой обстановки, кроме двух стульев с продранными соломенными сиденьями. Генерал поставил фонарь на камин и обратился к неизвестному:
- Эта пустая мансарда будет вашим убежищем,- тут всего безопаснее. Я дал вам слово, что сохраню тайну, поэтому разрешите мне вас запереть.
Незнакомец склонил голову в знак согласия.
- Я просил лишь приюта, тайны и воды,- заметил он.
- Воду я сейчас принесу,- ответил маркиз и, тщательно заперев дверь, ощупью спустилея в зал, чтобы взять свечу и пойти в буфетную за графином.
- Что случилось?- с живостью спросила маркиза у мужа.
- Ничего, дорогая,- холодно ответил он.
- Но ведь мы хорошо слышали, что вы кого-то провели наверх...
- Елена,- сказал генерал, глядя на дочь, которая вскинула на него глаза,- знайте, что честь вашего отца зависит от вашей выдержки. Вы ничего не слышали.
Девушка в ответ выразительно кивнула головой. Маркиза была озадачена и уязвлена тем, что муж косвенным образом велел ей замолчать. Генерал пошел за графином и стаканом и вернулся в комнату, где был заперт его пленник; незнакомец стоял возле камина, прислонившись к стене, с непокрытой головой; шляпу он бросил на стул. Он, вероятно, не ожидал, что его увидят при таком ярком освещении; когда его взгляд встретился с пронизывающим взглядом генерала, на его лице появилось угрюмое выражение; но он тотчас же смягчился и, любезно улыбнувшись, поблагодарил своего покровителя. Генерал поставил стакан и графин с водой на камин, и неизвестный, еще раз бросив на него горящий взгляд, прервал молчание.
- Сударь,- тихо сказал он, и голос его уже не прерывали спазмы, хотя он все еще выдавал внутреннее волнение,- я, конечно, кажусь вам странным. Извините меня за причуды, но они вызваны необходимостью. Если вы останетесь здесь, то я прошу вас, не смотрите на меня, когда я стану пить.
Маркиза раздражало, что он вынужден все время по виноваться человеку, который не нравится ему, и он резко повернулся к нему спиной. Незнакомец выхватил из кармана белый носовой платок, обернул им правую руку; затем взял графин и залпом выпил всю воду. Маркиз, вовсе не помышляя нарушить свое безмолвное обещание, нечаянно взглянул в трюмо; благодаря расположению зеркал он отлично увидел незнакомца и заметил, что платок сразу стал красным, потому что беглец прикоснулся к нему окровавленными руками.
- А, вы посмотрели на меня! - воскликнул незнакомец, когда, выпив воду и запахнувшись в шубу, он опасливо взглянул на генерала.- Я погиб! Они идут, вот они!
- Я ничего не слышу,- сказал генерал.
- Вам нет нужды, как мне, прислушиваться.
- Вы в крови, уж не дрались ли вы на дуэли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30