Водитель сделал пару попыток завести разговор о том о сем, но резкие, короткие ответы с заднего сиденья заставили его заткнуться. Джек не мог припомнить, когда еще за всю свою жизнь он чувствовал себя так погано. Даже когда умерла его мать, ему не было так мерзко. Джеку необходимо было поговорить с кем-то, но конечно же не с водителем.
Он шел в небольшой магазинчик на углу его дома с пикантным названием «Бухточка Ника» — неприятное, неопрятное место с вековой грязью, въевшейся в окна; часть ее, проникнув через стекло, облепила выставленные на витрине образцы бакалейной продукции. Выгоревшие муляжи «Тайда», «Чиориса», «Гейнебургера» и тому подобная продукция пылились здесь уже многие годы и, скорей всего, еще очень долго будут служить «украшением» витрины. Цены в магазине могли бы вогнать в краску эксонского палача, но Ник искусно вел дела и к тому же продавал недурные и, как он утверждал, идеально свежие торты.
Джек взял наименее запыленный «Интенман» и проверил срок хранения. Ничего, срок реализации истекает только на будущей неделе.
— Собираешься заглянуть к Эйбу? — спросил Ник. У него было три подбородка; два больших поддерживали самый маленький. И все три небриты.
— Ага. Так что приходится нести наркоману его дурь.
Передавай ему привет.
— Ладно.
Джек прошел по Амстердам-авеню и спустился к спортивному магазину «Ишер». Он знал, что найдет здесь Эйба Гроссмана, своего старинного друга и поверенного еще с тех времен, когда он стал ремонтником Джеком. На самом деле Джек перебрался в этот район именно из-за Эйба, который был закоренелым пессимистом. Какими бы мрачными ни казались дела, Эйбу они виделись в еще более мрачном свете. По сравнению с ним утопленник чувствовал бы себя счастливчиком.
Джек вгляделся через окно вовнутрь. В магазине в полнейшем одиночестве восседал за кассой мужчина лет пятидесяти и читал газету.
Помещение магазина было явно недостаточным для товаров, в нем представленных: велосипеды свешивались прямо с потолка; стены завешаны рыболовными удочками, теннисными ракетками и баскетбольными корзинами, а узкие полки завалены хоккейными клюшками, мячами для гольфа и прочими вещичками для активного отдыха.
Не спортивный магазин, а сплошной кошмар.
— Что, скучаем без покупателей? — спросил Джек под аккомпанемент дверного колокольчика.
Эйб взглянул на него поверх очков:
— Да уж. И насколько я понимаю, с твоим приходом ничего не изменится.
— Совсем наоборот. Я пришел с подношением в руках и деньгами в кармане.
— Правда? — Эйб взглянул из-за кассового аппарата на белую перевязанную коробку. — Правда! Песочный торт? Тащи его сюда.
В это время громадный плотный детина в грязной безрукавке просунул голову в дверь.
— Мне нужна коробка патронов 12-го калибра Имеется?
Эйб снял очки и презрительно посмотрел на парня:
— Вы видите, сэр, что на вывеске? «Спортивные товары». А убийство — это не спорт!
Парень посмотрел на Эйба как на сумасшедшего ц ушел.
Для человека, таскающего на себе килограммов сто веса, Эйб, когда хотел, передвигался довольно быстро. Его седые волосы были зачесаны назад, а одежда всегда одна и та же: черные брюки, белая рубашка с короткими рукавами и лоснящийся черный галстук. Галстук и рубашка Эйба напоминали своего рода атлас съеденного им за день. Эйб обошел кассу, и Джек узнал, что тот поглотил сегодня вареные яйца, горчицу и что-то вроде кетчупа или соуса для спагетти.
— Ты знаешь, как достать человека, — сказал он, отламывая кусок торта и смачно его жуя. — Забыл, что ли, что я на диете? — Когда он говорил, сахарная пудра беспрерывно сыпалась ему на галстук.
— Ага. То-то я и вижу.
— Нет, правда. Это моя очень специальная диета. Ничего калорийного, кроме интенмановских тортов. Это очень диетическая пища. Сокращается потребление любой другой еды, но интенмановские торты — вне закона. — Он откусил еще один громадный кусок. Такие торты всегда были его страстью. — Кстати, я говорил тебе, что сделал приписку к завещанию? Я решил, что после кремации мой прах должен покоиться в коробке из-под интенмановского торта. А если меня не кремируют, то пусть похоронят в белом гробу со стеклянной крышкой и голубыми узорами по бокам. Вот в таком, — сказал он, подняв коробку от торта. — Или пусть меня зароют на травянистом холме с видом на интенмановскую фабрику.
Джек попытался улыбнуться, но, должно быть, попытка не увенчалась успехом. Эйб даже перестал жевать.
— Что тебя гложет, парень?
— Видел сегодня Джию.
— Ну и?..
— Все кончено. Действительно кончено.
— А разве ты этого не знал?
— Знал, но все же не мог окончательно поверить. — Джек заставил себя задать вопрос, хотя отнюдь не был уверен, что ответ ему понравится: — Эйб, я что, сумасшедший? Может, у меня с головой не в порядке, если мне нравится, как я живу? У меня что, на лбу написано, что я — псих, а я этого не знаю?
Не отводя взгляда от лица Джека, Эйб положил кусок торта и, предприняв безнадежную попытку отряхнуть рубашку, добился лишь того, что размазал по галстуку сахарные крошки в огромные белые пятна.
— Что она сделала с тобой?
— Может быть, открыла мне глаза. Иногда полезно посмотреть на себя со стороны, чтобы понять, кто ты на самом деле.
— И что же ты увидел?
Джек глубоко вздохнул:
— Сумасшедшего... сумасшедшего, склонного к насилию.
— Это то, что видит она. Но что она знает? Она знает о мистере Канелли? А о твоей матери? Знает, как ты стал мастером-ремонтником Джеком?
— Не-а, даже не захотела выслушать.
— Ну вот, видишь? Она ничего не знает! Она ничего не понимает. Она закрыла для тебя свое сердце. Кому нужна такая?
— Мне.
— Замечательно, — сказал Эйб, потирая лоб и оставляя на нем белые следы. — С этим не поспоришь. — Он взглянул на Джека. — Сколько тебе лет?
Джек ненадолго задумался. Этот вопрос всегда ставил его в тупик.
— А-а-а... Тридцать четыре.
— Тридцать четыре. Уверен, что тебя бортанули не первый раз.
— Эйб... Я ни к кому не относился так, как к Джии. А она боится меня!
— Страх неизвестности. Она тебя не знает и потому боится. Я знаю о тебе все. Разве я боюсь?
— Не боишься? Никогда?
— Никогда!
Он проковылял к своей кассе и взял номер «Нью-Йорк пост». Полистал страницы и сказал:
— Смотри, пятилетний ребенок до смерти забит дружком его матери! Парень с опасной бритвой резанул восьмерых на Таймс-сквер и скрылся в метро! В номере гостиницы в Вест-Сайде обнаружен труп без рук и головы! Жертва избиения лежала посреди улицы истекая кровью, кто-то подбежал к ней, ограбил и оставил ее умирать. И после этого я должен бояться тебя? Джек пожал плечами. Эйб не смог убедить его. Ничего из того, что он сейчас наговорил, не вернет ему Джию. Джек был таким, каким был, и именно это отталкивало ее. Он решил закруглиться с делами и отправиться домой.
— Мне нужно кое-что.
— Что именно?
— Дубинка из свинца и кожи.
Эйб кивнул.
— На десять унций?
— Точно.
Эйб запер входную дверь и повесил табличку: «Вернусь через несколько минут», прошел мимо Джека и повел его в заднее помещение, где остановился возле шкафа. Они зашли в шкаф и закрыли за собой дверцу. Эйб нажал на стену, и она открылась. Эйб включил свет, и они начали спускаться по ступенькам. По мере того как они спускались, им навстречу высвечивалась неоновая вывеска:
"ЛУЧШЕЕ ОРУЖИЕ — ПРАВО ПОКУПАТЬ ОРУЖИЕ,
ПРАВО БЫТЬ СВОБОДНЫМ".
Джек частенько спрашивал друга, зачем он повесил тут эту неоновую вывеску, где реклама вовсе ни к чему, но всегда получал твердый ответ, что в каждом приличном оружейном магазине должна быть такая вывеска.
— Но если уж ты об этом заговорил, Джек, — сказал Эйб, — какое, в конце концов, имеет значение, что я думаю о тебе или что думает о тебе Джия? Все равно это долго не протянется. Все летит к черту. Ты же знаешь. Близится полная гибель цивилизации. И скоро все начнется. Вначале обанкротятся банки. Люди уверены, что их вклады обеспечены государственной страховкой? Наивные глупцы! Их ждет глубокое разочарование! Как только обанкротится пара-другая банков, они увидят, что государственной страховки не хватает, даже чтобы компенсировать миллионную часть вкладов. Тогда, мальчик мой, начнется паника. Правительство врубит на полную катушку печатный станок, чтобы выплатить страховку. И что мы получим? Безудержную инфляцию. Говорю тебе... Джек перебил друга. Эти предсказания он уже выучил наизусть.
— Эйб, ты талдычишь об этом уже лет десять. Теперь ты утверждаешь, что экономический крах уже на пороге. Ну и где же он?
— Грядет, Джек, грядет. Я счастлив, что моя дочь уже взрослая, и слава богу, у нее хватило ума не завести семью. Я просто содрогаюсь при мысли о том, что пришлось бы растить детей или внуков в будущем мире.
Джек подумал о Вики.
— Ну да, ты, как всегда, полон задорного веселья, а, приятель? По-моему, ты единственный человек, который, выходя из комнаты, зажигает в ней свет.
— Очень смешно. Я просто пытаюсь открыть тебе глаза, чтобы ты мог защитить себя.
— А как насчет тебя самого? У тебя уже есть бомбоубежище, до отказа набитое замороженными и сухими продуктами?
Эйб отрицательно покачал головой:
— Не-а, мне это ни к чему. Моя жизнь здесь. К жизни после катастрофы мне не приспособиться. А переучиваться я уже слишком стар.
Он нажал еще одну кнопку, и потолок осветился.
Подвал оказался таким же забитым, как и верхнее помещение, но только не спортивными товарами. Стены и пол были завалены оружием, здесь было все и на любой вкус: хлысты, дубинки, сабли, выкидные ножи и полный комплект огнестрельного оружия — от небольших крупнокалиберных пистолетов до базук.
Эйб подошел к большой картонной коробке, порылся в ней и бросил ему что-то в чехле на «молнии». Джек расстегнул «молнию» и взвесил на руке «черного джека» свинцовую гирю, обмотанную узкими полосками кожи; тугое переплетение образовывало крепкую ручку, которая заканчивалась ременной петлей, в нее просовывалась кисть руки. Джек надел петлю на руку и сделал несколько коротких взмахов. Гибкость петли позволяла вращать кисть во всех направлениях и действовать на близком расстоянии.
Он молча стоял, рассматривая «черного джека». Именно такие вещи пугали Джека. Он еще раз замахнулся, на этот раз сильнее, и ударил по краю деревянной коробки. Раздался гром-треск, полетели щепки.
— Отличная штуковина. Сколько?
— Десять.
Джек засунул руку в карман.
— Раньше было восемь.
— Вспомнил! Между прочим, такие вещи покупаются один раз на всю жизнь.
— Обычно я все теряю. — Он протянул Эйбу десятидолларовый банкнот и положил свое приобретение в карман.
— Может, еще что-нибудь?
Джек сделал мысленную ревизию своему оружию и амуниции.
— Нет. Я превосходно упакован.
— Отлично. Тогда поднимемся наверх и поговорим за тортом по душам. Ты выглядишь как человек, которому нужно выговориться.
— Спасибо, Эйб, — сказал Джек, направляясь к лестнице. — Но мне нужно успеть кое-что сделать до темноты. Так что лучше я побегу.
— Ты напрасно все держишь в себе. Сколько раз можно повторять, что это вредно? А мы ведь друзья, как-никак. Выговорись — и тебе станет легче. Или ты мне больше не доверяешь?
— Доверяю, как сумасшедший. Просто...
— Что?
— Увидимся, Эйб.
Глава 15
Джек добрался до своей квартиры уже в начале седьмого. Наступающие сумерки заполнили переднюю тенями. Это соответствовало его настроению.
Он проверил автоответчик — никто не звонил.
Джек притащил с собой небольшую двухколесную тележку для походов в магазин и бумажный пакет, набитый старой одеждой — женской одеждой. Он задвинул тележку в угол, затем отправился в спальню.
Его кошелек похудел, а новая покупка заняла свое место на туалетном столике. Джек разделся и остался в трусах и майке. Пора приниматься за работу. Ему ужасно не хотелось делать зарядку. Он чувствовал себя эмоционально и физически разбитым и подавленным, но он поклялся себе никогда не пропускать ежедневных упражнений и выполнял эту клятву. От этого зависела его жизнь.
Он закрыл квартиру и, подпрыгивая, начал подниматься по ступенькам.
Солнце прошло свой пик и уже клонилось к закату, но крыша все равно напоминала ад. Ее черная поверхность еще удерживала солнечный жар, накопившийся за весь день. Джек вгляделся в горизонт, окрашенный лучами заходящего солнца. В ясный день отсюда можно увидеть Нью-Джерси. Если вам этого хочется. Кто-то сказал ему однажды, что души умерших грешников отправляются в Нью-Джерси.
Крыша была заполнена, но не людьми, а вещами. В южном углу валялись обрывки от коробок из-под томатов «Апплетон», в северном углу Генри Бок установил громадную спутниковую антенну, а в середине почетное место занимал дизельный генератор, который купили после кризиса в июле 77-го года, а вокруг него, как поросята-сосунки вокруг матки, сгрудились бидоны из-под масла. И над всем этим гордо развевался на двухметровом шесте черный анархистский флаг Нейла.
Джек вышел на небольшую деревянную площадку, которую он сам для себя соорудил, и сделал несколько разогревающих упражнений, затем приступил к основному комплексу. Он выполнял отжимания, приседания, прыжки через скакалку; попрактиковался в ударах и блоках таэквондо. Смысл в том, чтобы постоянно двигаться, не останавливаясь ни на секунду, пока тело не покроется мелким потом и он не потечет по лицу и шее.
Джек услышал шаги за спиной.
— Привет, Джек.
— А, Нейл, привет. Как всегда, в это время.
Нейл подошел к шесту и благоговейно спустил черный флаг. Аккуратно сложил его, сунул под мышку и, слегка покачиваясь, направился к лестнице. Джек перегнулся через генератор и покачал головой. Странно, что человек, презирающий все правила, был так пунктуален — по приходу и уходу Нейла-анархиста можно было проверять часы.
Вернувшись в квартиру, Джек поставил дюжину яичных рулетов в микроволновую печь, запрограммировал ее так, чтобы успеть принять душ. С еще мокрой головой он открыл банку с утиным соусом и бутылку диетической кока-колы и присел на кухне.
Квартира была пуста. Этим утром она не казалась ему очень одинокой, но было как-то уж очень тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53