Священник изумленно посмотрел на него, потом сказал:
— Если вы собираетесь покинуть Ле-Кап до прибытия императора, то лучше мне обвенчать вас сегодня вечером.
— На это я и надеялся, благодарю вас, — обрадовался Андре.
Сона сидела молча, удивленно глядя на него. Андре подошел к ней, взял у нее из рук пустую чашку и, поставив ее на блюдце, спросил тихо и очень ласково:
— Для чего нам ждать, любимая, если мы можем сегодня же стать мужем и женой?
Он заглянул ей в глаза и увидел там выражение такой безграничной любви и доверия к нему, такой преданности и самоотверженности, что сердце у него сладко заныло, и стало трудно дышать.
— Я сделаю все… что ты захочешь, — прошептала она.
Он взял ее руку и благодарно поцеловал ее.
— Думаю, вам захочется немного освежиться, привести себя в порядок, — предположил священник. — Когда будете готовы, пройдите через эту дверь, и вы попадете прямо в церковь. Я буду ждать вас там.
— Благодарю вас, отец мой, — ответил Андре.
— Сегодня ночью невозможно будет отслужить мессу по случаю бракосочетания, — продолжал священник, — но вы сможете присутствовать на утренней службе. Она начинается в семь утра, а минут за пятнадцать до этого вы можете исповедоваться.
Не дожидаясь ответа, он прошел через дверь, которая вела в церковь.
Андре помог Соне подняться.
— Я понимаю, что у тебя есть масса вопросов, любовь моя, — сказал он, — возможно, ты думаешь, что мне не следовало бы так торопиться. Но я не могу отделаться от предчувствия, что мы не должны терять такую возможность и что завтра, так или иначе, нам нужно обязательно выбраться из Ле-Капа.
— Я… все понимаю, — тихо ответила девушка. — Я счастлива… и мне хочется выполнять все твои желания.
Андре еще раз поцеловал ее руку.
— Так как этот домик не слишком велик, — улыбнулась Сона, — надеюсь, мне не придется долго искать место, где я могла бы хотя бы умыться и смыть с себя дорожную пыль.
Андре заметил дверь, которая, по-видимому, вела в спальню священника.
Там в углу стоял тазик с водой, и Андре быстро принес из гостиной одну из ламп, чтобы Сона не умывалась в темноте.
Андре имел некоторое представление о том, как обычно были устроены такие деревянные домики, поэтому он без труда нашел заднюю дверь, и, как он и предполагал, она вывела его в маленький дворик.
Он надеялся найти там колодец и не ошибся; достав немного воды, Андре полил себе на голову, умылся и вымыл руки. Он сразу почувствовал себя чистым и посвежевшим.
Он бы с удовольствием скинул с себя свою грязную, запыленную одежду, переоделся бы во все чистое для такого великого события, как собственная свадьба, и он знал, что Сона, будучи женщиной, мечтает венчаться в традиционном белом свадебном платье с кружевной фатой и венком из флердоранжа.
«Ладно, все это пустяки, — подумал Андре. — Главное — она станет моей женой».
Он прошел обратно в гостиную и распаковал узлы, которые Тома оставил у двери.
Внезапно ему пришла в голову мысль, что слишком опасно, пожалуй, хранить все бриллианты в одной сумке; не может же он всюду носить ее с собой!
Быстро, стараясь управиться до того, как вернется Сона, он открыл сумку и наполнил карманы драгоценными камнями.
Затем, поскольку сумка опорожнилась только наполовину, Андре надорвал подкладку своей куртки и высыпал туда остатки содержимого мешка.
При этом он подумал, что теперь придется быть очень осторожным: если он забудется и снимет куртку или, что еще хуже, нечаянно перевернет ее, из нее посыплется дождь бриллиантов, а это, мягко говоря, может удивить окружающих.
Поставив на место пустую сумку, Андре набил ее своей одеждой и взялся за другую — с золотыми монетами.
Без сомнения, это золото пришлось ему очень кстати, так как деньги, с которыми он приехал на Гаити, уже подходили к концу.
Часть луидоров Андре отложил в сторону, чтобы было чем отблагодарить Тома за все его услуги, а затем завернул сумку в свою одежду и крепко перевязал ее, точно так, как было раньше.
Третий сверток был приторочен к седлу лошади Соны, там были ее вещи, и они, конечно же, ей понадобятся, когда священник отведет им место для ночлега и она захочет переодеться на ночь.
Узенькая, шаткая лесенка вела наверх, на второй этаж, и Андре полагал, что именно там находятся комнаты, где они смогут переночевать.
Он как раз успел повязать свежий галстук, когда вернулась Сона.
На ней были все те же плат и покрывало, но ему показалось, что личико ее посвежело, а глаза сияли от радостного возбуждения.
Девушка подбежала к нему и положила руки ему на грудь.
— Это правда? Мы действительно… поженимся сегодня вечером?! — воскликнула она. — Я подумала… что, если все это мне только приснилось? Быть может… я спала, когда ты говорил мне об этом?
— Это не сон, любовь моя, — ответил Андре. — Больше всего на свете я хочу, чтобы ты как можно скорее стала моей женой. Потом уже можно будет строить планы на будущее.
— Император… будет здесь завтра.
— Я знаю; но разве ты забыла, что оба мы — под особой защитой и покровительством?
Сона улыбнулась ему, и Андре стоило больших усилий удержаться и не поцеловать ее.
Он страстно желал снова ощутить ее губы на своих губах, почувствовать, как трепещет ее тело в его объятиях, как тогда, когда он целовал ее в саду.
Но для этого еще будет время, если, конечно, Господь милосердный позволит им ускользнуть из ловушки, которая, как Андре подсказывало его внутреннее чутье, вот-вот захлопнется.
— Пойдем, — сказал он. — Мы должны обвенчаться, жизнь моя, и это сейчас важнее всего на свете.
Взяв Сону за руку, Андре повел ее к двери, которая, как объяснил им священник, вела в церковь.
Церковь была очень маленькая; ее построили после того страшного пожара, который уничтожил весь Ле-Кап; она представляла собой простое деревянное строение. Однако здесь были все привычные и необходимые атрибуты: распятия, иконы и скульптуры, изображающие остановки Иисуса Христа на его крестном пути, статуи Божьей Матери и Святого Антония, лампадки, красный свет от которых падал на алтарь, на котором стояли шесть зажженных свечей.
Священник уже ждал их с молитвенником в руках; Андре подвел к нему Сону, и оба опустились перед ним ни колени.
Весь ритуал службы был тот же, что и в соборе Парижской богоматери, и чудные молитвы, которые оба они с детства знали наизусть, звучали теперь по-новому, приобретая какое-то особое значение.
Андре вдруг поразила мысль, как это странно, что он, некогда скептически относившийся к браку, навеки соединится сейчас с девушкой, которую встретил всего лишь несколько дней назад.
Он женится на ней, когда оба они скрываются под обличьем мулатов, а вместо свадебного платья на его невесте — одеяние монахини.
Но когда священник соединил их руки и они вслед за ним начали повторять слова старых как мир брачных обетов, Андре почувствовал, что ни одежда, ни внешний вид не имеют сейчас никакого значения.
Важно было, что их сердца бьются как одно сердце, а души слились, безраздельно принадлежа друг другу и единому Богу, в руках которого их счастье и сама жизнь.
Священник воздел руки, и слова молитвенного благословения полились из его уст, словно ниспосланные ему свыше:
— Dominus Deus Omnipotens benedicat vos, impleat que benedictionem in vobis — Господь всемогущий и всемилостивый да благословит вас!
— Аминь! — произнес Андре от всего сердца и услышал, как Сона рядом с ним очень тихо, почти шепотом, повторила:
— Аминь!
Внезапно тишину разорвал оклик, резко прозвучавший в другом конце церкви и прокатившийся эхом по ее сводам:
— Мосье! Мосье!
Андре обернулся, затем поднялся на ноги. Он увидел Тома, который, стоя на пороге, кричал, задыхаясь:
— Идемте! Идемте быстрее! Корабль ждет! Скорей!
— Ты нашел корабль? — переспросил Андре.
— Американский корабль. Сейчас отплывает. Скорей!
Андре протянул Соне руку, помогая подняться.
— Благодарю вас, отец мой, — быстро проговорил он и побежал, но не к выходу из церкви, а к той двери, которая вела в комнату священника.
Он подхватил тюки и, распахнув дверь, выбежал на улицу; Тома, сообразивший, в чем дело, успел уже обежать вокруг церкви и ждал его снаружи.
Взяв у Андре тюки, негр помчался впереди, указывая дорогу; он бежал так быстро, что Андре и Сона едва поспевали за ним.
К счастью, дорога шла под уклон; Тома вел их по темным, пустынным улочкам, где никто не мог их увидеть и поразиться странному зрелищу, которое они собой представляли.
Сона споткнулась, и Андре, не говоря ни слова, подхватил ее на руки, продолжая бежать вслед за негром.
Наконец впереди показалась набережная. Тома побежал вдоль нее с криком:
— Мосье пришел! Подождите! Мосье здесь! В темноте довольно трудно было разобрать, к кому были обращены эти слова, но, поравнявшись с негром, задыхаясь от быстрого бега, Андре увидел, что тот остановился.
Опустив Сону на землю и вглядываясь в темноту, Андре заметил внизу, у причала, лодку с четырьмя гребцами, сидевшими на веслах.
— Мосье здесь! — снова закричал Тома, и один из гребцов ответил:
— И вовремя! Мы как раз отплываем!
Он произнес это по-креольски, немного в нос, и хотя было темно и Андре не мог разглядеть лица говорившего, он подумал, что это, должно быть, негр.
Подхватив Сону на руки, Андре передал ее гребцу, сидевшему в лодке; тот принял ее и усадил на скамью.
Затем, вытащив из кармана золотые луидоры, заранее приготовленные для Тома, Андре протянул их негру, вложив ему монеты прямо в руку.
— Нет, мосье, не надо! — запротестовал тот.
— Да благословит тебя Бог, Тома! Я никогда не смогу отблагодарить тебя по-настоящему, — произнес Андре и прыгнул в лодку, прежде чем негр успел еще что-либо сказать.
Гребцы налегли на весла, и лодка отчалила; обернувшись, Андре увидел Тома, который все так же стоял на набережной, глядя им вслед.
Андре помахал ему рукой на прощанье, с чувством невероятного облегчения осознавая, что удача, сопутствовавшая ему с того момента, как он ступил на гаитянскую землю, и тут не изменила ему.
Вершины гор, вздымавшихся за городом, ясно вырисовывались на звездном небе, и Андре, вспомнив о барабанах воду, подумал, донесли ли они уже весть об их спасении до тех, кто желал знать об этом.
Он почувствовал, как тонкие пальчики Соны оказались в его ладони, и понял, что и она ощущает то же самое: все это похоже на сон, это слишком прекрасно, для того чтобы быть правдой.
Они поднялись на борт корабля; это оказалась большая четырехмачтовая шхуна, на корме которой развевался американский флаг.
Андре и Сона были уже на борту, когда к ним подошел какой-то человек, по всей видимости, капитан.
— Мне сообщили, сэр, — сказал он, — что вам необходимо попасть в Америку.
В этот момент матрос, державший фонарь, поднял его, осветив лица Андре и капитана.
Андре заметил, как капитан, взглянув при свете на его лицо, вдруг как-то застыл.
Очевидно, ему не слишком понравилось то, что он увидел.
Сообразив, о чем он думает, Андре быстро заговорил по-английски:
— Я — граф де Вийяре, а эта дама — моя жена.
Вы, наверное, понимаете, капитан, что, для того чтобы безопасно добраться до Ле-Капа, нам потребовалось полностью изменить свою внешность, все, вплоть до цвета кожи.
— Вы француз? — спросил капитан.
— Я — белый, — ответил Андре, — но если бы это открылось, моя жизнь не стоила бы и одного цента.
Говоря так, он вспомнил, что именно эти слова сказал ему Жак, когда он только что приехал на Гаити.
Капитан протянул ему руку:
— Добро пожаловать на судно, граф! — произнес он, — Надеюсь, и вам, и молодой леди будет у нас удобно.
— Мы с благодарностью отдаем себя под защиту флага Соединенных Штатов Америки, — учтиво ответил Андре.
— Это мы вам обещаем, — твердо сказал капитан. — Вам, можно сказать, необыкновенно повезло, сэр.
Андре удивленно посмотрел на него, ожидая объяснений, и капитан продолжал:
— Мы только что доставили на Ямайку нашего посла и его жену, и теперь каюта, которую они занимали, свободна. Прямо могу сказать вам: эта каюта — гордость нашего корабля!
— Еще раз благодарю вас, — улыбнулся Андре.
Капитан прищелкнул пальцами.
— Мистер Маршберг, — обратился он к стоявшему рядом с ними офицеру, — проводите, пожалуйста, графа и графиню в их каюту и проследите, чтобы им были оказаны все необходимые услуги.
Молодой офицер, поглядывая на них с любопытством, провел их в большую, комфортабельную каюту.
У одной ее стены стояла громадная старинная кровать, отделенная от остальной части каюты занавесями, которые можно было задернуть для большего уюта и для того, чтобы прикрыть ее от посторонних глаз.
Здесь стояли удобные кресла, стол, а люстра под потолком освещала все мягким, золотистым светом.
Офицер сказал им, чтобы они позвали его, если им что-нибудь понадобится, а слуга зашел вслед за ними в каюту, неся тюки, которые Тома второпях забросил в лодку.
Оставив их, он вышел, прикрыв за собой дверь.
Андре стоял, с улыбкой глядя на Сону.
Он протянул к ней руки, желая прижать ее к себе, но она испуганно вскрикнула:
— Нет!.. Нет, подожди! Сначала я должна принять мой прежний вид, стать снова самой собой!
— Хорошо, — не стал с ней спорить Андре, — хотя, согласись, это довольно странный брак, когда единственное, чего хочет невеста, так это скрыть от жениха свое лицо!
— Мне хочется… быть красивой… для тебя, — быстро ответила Сона, — а пока я в таком виде, я чувствую себя просто ужасно!
— Так, что это у нас здесь? — говорил Андре, развязывая один из тюков, куда, как он знал, Тома положил кору того чудесного дерева, которое снова должно было вернуть природную белизну их коже.
— Я чувствую себя некрасивой, запыленной, усталой… и все же очень, очень счастливой, — сказала Сона, как бы подбирая нужные слова.
— После таких слов, — откликнулся Андре, — мне хочется поцеловать тебя немедленно, что бы ты там ни думала о своей внешности.
— Я хочу, чтобы наши поцелуи были столь же чудесны, как тогда… в саду, — ответила Сона. — Я никогда не думала, что при этом чувствуешь себя так… так, будто ты уже в раю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23