Позже маркиз попытался остаться наедине с Сильвиной, предложив показать ей библиотеку он был абсолютно уверен, что она придет в восторг от огромной комнаты, стены которой от пола до потолка были заставлены книгами.
Там были тома, собираемые в течение столетий. Каждый обладатель титула считал своим долгом пополнять коллекцию, основание которой было положено в пятнадцатом веке. Сам маркиз совсем недавно приобрел несколько старинных изданий греческих классиков. Была в его библиотеке и одна из первых печатных книг на латыни.
Он надеялся, что Сильвина пойдет с ним одна, но она настояла — к его глубокому неудовольствию, — чтобы к ним присоединился Клайд.
— Я не знаток по этой части, — откровенно признался тот. — Это Сильвина у нас книжный червь. И у нее фантастическая память! Она может прочесть множество страниц древнегреческого или латинского текста и запомнить все — слово в слово! Мой отец всегда говорил, что если бы она родилась мужчиной, то стала бы профессором.
— Но вы, вероятно, неплохо знаете живые языки, — предположил маркиз.
— Это другое дело, — ответил Клайд. — Я их учил, когда жил с родителями в других странах, и кое-что почерпнул даже от няни.
— Но вы предпочитаете классические языки, — повернулся Алтон к Сильвине.
— Я нахожу их интересными, — чопорно отозвалась та.
Но, подавая ей различные книги, чтобы она могла рассмотреть их получше, по тому, как она держала их и как переворачивала страницы, маркиз понял, что девушка наслаждается этими сокровищами, которые он считал притягательными только для мужчин. Алтон не мог себе представить, чтобы другая женщина получала бы такое же наслаждение от книг.
Несколько мгновений Сильвина стояла, сосредоточенно вчитываясь в выцветшие строки. Потом, тихонько вздохнув, закрыла книгу, которую он показал ей последней, и вернула ему.
— Спасибо, — сказала девушка, — я счастлива, что видела ее.
— Она ваша, — ответил маркиз. — Позвольте мне подарить ее вам.
— Нет-нет, я не могу ее принять, — запротестовала та.
— Но почему же? — осведомился Алтон.
— Ну же, Силь, — увещевал ее брат, — не глупи. Я же знаю, что книги тебе дороже бриллиантового колье.
— Это правда, — ответила Сильвина. — Но, милорд, как я не могла бы принять от вас бриллиантового колье, так же не могу принять столь ценной книги. Вы должны понять, что это невозможно.
— Не вижу основания, почему эти подарки должны рассматриваться как одно и то же, — сказал маркиз и обратился за помощью к Клайду:
— Не можете ли вы переубедить свою сестру?
— Это дело нелегкое, — засмеялся тот, — она вечно устраивает шум из-за подарков. Только недавно она подняла настоящий бунт, когда узнала, что мистер…
— Клайд, помолчи! — прервала его Сильвина дрожащим голосом.
Брат взглянул ей в лицо и оборвал свой рассказ на полуслове.
— Прости, Силь. Я слишком разболтался, да? Сильвина чуть присела в реверансе перед маркизом.
— Если вы позволите, милорд, мне хотелось бы найти вашу бабушку.
— Ваша сестра — очень необычная девушка, — заметил маркиз Клайду, когда они остались вдвоем. — Сейчас большинство женщин бывают рады принять подарок от любого, кто его предлагает.
— Это уж точно, — ответил Клайд с мальчишеской ухмылкой. — Но Сильвина очень гордая.
— Мне показалось, речь шла о том, что она не хотела принять подарков от мистера Каддингтона, — подсказал маркиз.
— Вот именно. Она заявила, что это для нее унизительно, и тому подобный вздор. В конце концов, мы оказались совсем без средств после смерти отца, и денег Сильвине на наряды просто не было.
— Но я вижу, что вы сами неплохо вышли из этого затруднительного положения, — заметил маркиз.
Тон его был настолько приветливым, что Клайд попался на эту удочку.
— Ну, учитывая мою работу и то, что я — глава семьи, мне следует одеваться пристойно, — ответил он. — Но до вас мне далеко, милорд.
— Может быть, вы не задумывались о том, что вашей сестре не следовало бы принимать подарков от мужчины, пока она не стала его женой, — строго сказал маркиз, — даже если для этого вам и пришлось бы пойти на какие-то жертвы.
Клайд Блейн смутился — как школьник, которого обвинили в непростительной шалости.
Оставив эту тему, маркиз поставил книги обратно на полку.
— Не вернуться ли нам к дамам? — предложил он.
Больше ему не удалось остаться с Сильвиной наедине. Гости устроились играть в пикет, пока не настало время переодеваться к обеду, а потом Сильвина очень быстро ушла, сказав, что хотела бы отдохнуть.
Маркиз заметил, что она была очень бледна. Возможно, то огромное напряжение, которое он испытывал, передалось и ей.
Ему казалось, что его все туже и туже сжимают стальные обручи, и ничего нельзя было сделать, чтобы помешать им охватить все его существо, остановив само течение крови.
Он не знал прежде, каково это — чувствовать, что тобой манипулируют, а не ты манипулируешь людьми, что обстоятельства сильнее тебя, что нигде не видно выхода из тупика, в котором ты оказался.
Время шло. Уже завтра все вернутся в Лондон — и чего он достиг своим тщательно спланированным и организованным загородным приемом? Абсолютно ничего!
Ему казалось, что с каждой минутой он все больше отдаляется от Сильвины. Он уже почти начал по-настоящему верить в то, что она его ненавидит Спустившись в салон, маркиз увидел, что его бабушка уже там.
При его приближении она подняла голову, и маркиз подумал (как это часто бывало и раньше), что, несмотря на возраст, она удивительно красива.
Свет свечей переливался в ее драгоценностях, белое платье было ей удивительно к лицу, и держалась она великолепно. Газовый шарф скрывал старческую худобу ее рук, а на запястьях были тяжелые браслеты.
— Ну, Юстин, — сказала она внуку, когда тот подошел, — твои ожидания осуществились?
Он почувствовал, что она предугадала его ответ еще прежде, чем он проговорил:
— Вы прекрасно знаете, что нет.
— У меня есть для тебя новость. Я только что получила весточку от Эмили Арлингтон.
Герцогиня замолчала, но, поскольку маркиз тоже хранил молчание, она добавила:
— Леона помолвлена с герцогом Фаррингдонским.
— С Фаррингдоном? — изумился маркиз. Не может быть! Да ему не меньше восьмидесяти!
— Если уж быть точными, то семьдесят шесть, — поправила вдовствующая герцогиня. — И он очень богат.
— Надо думать, именно это Леоне и было нужно, — отозвался ее внук, — но мне на редкость неприятно думать, что молодая женщина может продать себя этой древней черепахе.
— Одно время я полагала, — сказала герцогиня, — что вы с Леоной поженитесь, но, видно, она не затронула твоего сердца.
— В то время я считал, что у меня нет сердца, — ответил маркиз.
— А теперь? — тихо спросила та.
— Я нахожу его непредсказуемой, раздражающей и чрезвычайно болезненной частью тела, — с горечью проговорил сэр Юстин.
— Ты не мог сказать ничего, что больше порадовало бы меня, — улыбнулась герцогиня.
Маркиз был так изумлен, что не сдержался и сердито воскликнул:
— Черт побери, что вы такое говорите?.. Извините, бабушка. Уж от вас-то я не ждал подобных слов.
— Но я сказала именно то, что думала, — женщина продолжала улыбаться. — Если ты влюблен, Юстин, — а я это заподозрила в первую же минуту, когда это волшебное создание переступило наш порог, — то ты наконец станешь настоящим человеком.
— А я-то думал, что вы ко мне привязаны, — грустно улыбнулся маркиз.
— Я всегда тебя любила, — просто ответила герцогиня. — Ты — мой любимый внук, и, по-моему, я желала тебе счастья даже сильнее, чем я желала этого самого редкого из благословений для своих детей. — Улыбнувшись, она продолжила:
— И поскольку я так отчаянно желала этого, не могу сказать тебе, как тяжело мне было год за годом видеть, как ты становишься все циничнее и пресыщеннее, тратя время, ум и силы на этих безмозглых женщин, бросавшихся в твои объятия чуть ли не раньше, чем ты успевал поинтересоваться, как их зовут.
Закинув голову, маркиз расхохотался.
— Бабушка, вы неисправимы! — запротестовал он. — А я-то думал, что вы мною гордитесь!
— Гордилась, когда ты был в армии. И сейчас я счастлива, что мистер Питт решил доверить тебе такое ответственное дело. Но годы, лежащие между этими двумя событиями, — просто пустырь, заросший терниями и репейником, мне о них и говорить не хочется.
— И мне тоже, — признался сэр Юстин. — Но это все позади, по крайней мере, я от души надеюсь, что это так. Расскажите мне о матери Сильвины.
— Я знала, что рано или поздно ты меня о ней спросишь, — сказала герцогиня. — Джинни Кэмпбелл была очаровательна: хороша собой, весела и неизбалованна. Когда она появилась в лондонском свете, то завоевала сердца всех, кто видел ее. Джинни нравилась и мужчинам, и женщинам, — такой это был человек. Она была добрая и участливая, всегда готовая ответить на любовь и симпатию, которые принадлежали ей по праву, но которые она никогда не принимала как нечто должное.
— А как она вышла замуж за сэра Ренделла Елейна?
— Он тогда был не сэром Ренделлом, а никому не известным молодым человеком, только что поступившим в министерство иностранных дел, — почти как сейчас его сын. Джинни могла выбрать себе в мужья кого угодно. Половина пэров положили бы к ее ногам свои сердца, свои титулы и свои состояния, — но она полюбила. Ты это хотел узнать, правда?
— Она полюбила… — повторил маркиз.
— Она сразу и навсегда влюбилась в молодого Блейна при первой же встрече с ним, — сказала герцогиня. — Все, что было у него в активе, — это то, что он — джентльмен и происходит из хорошей семьи. Для герцога это было ударом, но он понимал, что когда женщина полюбит так, как его племянница полюбила Ренделла Блейна, ее никто и ничто не остановит. Джинни была из тех, кто любит лишь раз в жизни. Я убеждена, что ее дочь — такая же.
Сэр Юстин словно окаменел. Потом с трудом проговорил:
— Бабушка, что мне делать? Я потерял ее. Я все перепробовал, но, кажется, она действительно ненавидит меня.
Герцогиня взглянула на него с улыбкой.
— Если ты настолько малодушен, что сдашься, я умываю руки.
— Вы думаете, есть надежда? — быстро спросил маркиз.
— Я не знаю, что разделяет вас, — ответила та, — но, по-моему, я еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как страдает сейчас Сильвина Блейн. Но, как бы то ни было, я готова поспорить на что угодно, что она к тебе неравнодушна. Уж не хочешь ли ты сказать, что при твоем знании женщин, — а судя по тому, что я слышала, оно весьма обширно, — ты, с такой внешностью и хваленым обаянием, не можешь заставить юную и неопытную девушку полюбить тебя? Юстин, мне стыдно за тебя!
За этой добродушной насмешкой нельзя было не почувствовать глубокой любви. Маркиз ответил с полной серьезностью:
— Вы вернули мне мужество, бабушка. Я уже почти совсем отчаялся. Но я уверен, что в конце концов добьюсь своего! Я должен, должен добиться ее взаимности!
Он стукнул кулаком по каминной полке. Старая герцогиня смотрела на него с одобрением.
— Если что мне и мешало в моей любви к тебе, — заметила она, — так это твое ленивое, легкомысленное, равнодушное отношение к жизни. Ты проснулся, мой мальчик, и, скажу тебе прямо, таким ты мне нравишься гораздо больше.
Маркиз не отозвался, и, подождав немного, герцогиня добавила уже мягче:
— Теперь, когда я вижу, что ты относишься ко всему этому серьезнее, чем я думала, я расскажу тебе о том, что произошло сегодня днем.
— Что такое? — быстро спросил Алтон.
— Мы с Сильвиной остались одни, — ответила герцогиня, — разговаривали о ее матери, и она немного поплакала, как может плакать только девочка, видя, какой одинокой и пустой кажется жизнь, когда рядом больше нет человека, с которым можно поделиться своими неприятностями и бедами. Потом Сильвина спросила меня:
«Мадам, вы такая мудрая — что, если бы вы увидели, что жизнь совершенно невыносима и нет никакой надежды на избавление, а вас ожидает ад — настолько ужасный, что об этом даже подумать невозможно, — вы считали бы возможным расстаться с жизнью?..»
Маркиз неотрывно смотрел в лицо своей собеседницы.
— И что же вы ответили? — спросил он.
— Я сказала, что нельзя оставлять надежды, что если не видно никакого выхода, необходимо молиться. А Сильвина возразила:
«Неужели вы думаете, что я не обращалась к Богу? Я молилась и молилась. Я думала, матушка мне поможет, но она не слышит меня».
На глаза герцогини навернулись слезы.
— Мне кажется, у каждого из нас, — сказала она внуку, — бывает такой момент, когда нам кажется, что мы в полном одиночестве. Мы ощущаем себя покинутыми и забытыми. Именно так чувствовало себя в тот момент это бедное дитя.
— Но вы утешили ее? — почти гневно спросил сэр Юстин.
Вдовствующая герцогиня подняла глаза и ответила просто:
— Я сказала ей: «Я уверена, что ваша мать очень близко. Вы не одна, как ни темно кругом. Или вы, или кто-то другой за вас найдет выход»
— О Боже, но вдруг?.. — начал маркиз, но его бабушка остановила его.
— Она не убьет себя, — сказала она. — По крайней мере, сейчас.
— Прежде я убью его! — яростно прорычал Алтон, и оба знали, кого он имеет в виду.
И теперь, во мраке своей спальни, маркиз думал о том, как легко говорить, но как трудно действовать.
Он мог представить себе, какой разразится скандал, если он вызовет мистера Каддингтона на дуэль и убьет его. Что еще оставалось? Отравить его? Но так низко пасть он не мог.
И все же похоже было, что дело сводится к выбору между жизнями Сильвины и Каддингтона.
Его так и подмывало пойти, разбудить Сильвину и заставить, — если понадобится, то угрозами, — признаться, кто сумел так запугать ее. Она спала всего через одну дверь от его комнаты: маркиз специально поместил ее неподалеку от своей спальни, в старой части дома, полагая, что здесь девушка находится под его защитой. Мистеру Каддингтону была отведена одна из больших, высоких, внушительных комнат второго этажа, с видом на озеро.
Но, обдумывая этот план, Алтон понял, что никакие его угрозы не смогут испугать ее сильнее, чем она уже напугана.
Возможно, единственный способ узнать правду — это расспросить Клайда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26