Его темноволосый товарищ остановился в самой середине улицы, которая была покрыта слоем засохшей грязи, и с вызовом уперся кулаками в бока. Лунный свет осветил его улыбающееся лицо, а ровные зубы блестели словно жемчужины.
– Ну что же, взгляни еще раз на мою рану, нянюшка Торис!
Несмотря на то что было еще довольно темно, Торис приподнялся на цыпочки и прищурился, силясь рассмотреть все еще сочащуюся кровью царапину.
– Смог бы ты узнать человека, который сделал это?
Казимир рассмеялся, покорно вскидывая руки вверх.
– Сначала ты стал сиделкой, теперь притворяешься стражником! Меня не интересует тот, кто сделал это со мной. Свой гнев я приберегу для Кляуса, – он взмахнул головой, уклоняясь от пальцев товарища, и пошел дальше. Торис нехотя последовал за ним.
Казимир увидел хмурое выражение на лице младшего товарища и улыбнулся:
– Видел, как разозлился Зон Кляус? Торис не ответил.
– Видел или нет? – снова спросил Казимир, и Торис поднял голову.
– Что? Ах да, конечно, – выпалил он и отвернулся. – Все видели это, Кас. Ты очень сильно напугал его. Наверное, за двадцать лет никто не пугал его так сильно, как ты. К тому же ты чуть было не победил его.
– Я победил бы, если бы Кляус не жульничал, – вздохнул Казимир. – Я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы снова переодеться в сиротское тряпье. В этом костюме я чувствую себя принцем. Однако…
– Казимир, – перебил его Торис, и юноша замолчал. – Какая часть этой истории была правдой?
– Какой истории?
– Которую ты рассказывал о Кляусе, о том как он убил свою жену, о том как сын его бежал и стал… г-мм, сиротой…
Торис неожиданно прикусил губу и задумался, словно собираясь с мыслями. Внезапно он поднял голову, и глаза его блеснули.
– Ты говорил, что ненавидишь Кляуса потому, что он убил твою мать, то есть ты стал сиротой из-за него. Это звучит как… как…
– Я тебе вот что скажу, – Казимир обнял Ториса за плечи. – Независимо от того, была ли моя история правдива, она подействовала. Видал, как испугался и рассердился Кляус?
– Да, – пробормотал Торис продолжая терзать свою губу. – То есть тогда получается… если твоя история правдива, значит ты – сын Зона Кляуса?
Казимир резко остановился.
– Что это тебе пришло в голову, Тор? В глазах мальчика отразилась заходящая луна.
– Мне показалось, что это вероятно.
– Так и естъ, – кивнул Казимир, и его зубы слегка лязгнули
– Ты – его сын?! – воскликнул То-
Рис, побелев от удивления и испуга. – А о каком проклятье ты говорил?
Казимир хитро поглядел на приятеля.
– Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться.
– Скажи мне! – настаивал Торис, озабоченно нахмурившись.
Казимир раздумчиво смотрел на мальчика, и его глаза потемнели. На лоб упала прядь необычайно черных волос.
– Это обычное цыганское проклятье – ходить темноволосым среди светлоголовых – признак, по которому сразу отличишь похотливого прелюбодея.
– Действительно? – недоверчиво переспросил Торис. – Ты не обманываешь? А то мне показалось, что Кляус вынужден был пожирать младенцев.
– Я несколько преувеличил, – отозвался Казимир, и в голосе его прозвучала холодная нотка.
Торис еще некоторое время пристально всматривался в лицо друга, затем выпустил из рук казимиров воротник и глубоко вздохнул.
– Хорошо, – заметил он на удивление весело и беззаботно. – А то мне показалось что ты – оборотень.
Казимир побледнел, но попытался улыбнуться. Его сухой смех присоединился к хихиканью Ториса.
– Знаешь, мне тоже так показалось.
Брови Ториса удивленно поползли вверх, но он продолжал смеяться.
– Смотри, мы почти дома. Идем! – Казимир облизнул свои потрескавшиеся губы.
Впереди завиднелось “Красное Крылечко” единственное здание в трущобах, которое имело в высоту два этажа. Оказавшись возле него, Казимир сплел пальцы рук и подсадил Ториса на крытую гнилой соломой крышу пристройки, в которой жил повар Кук. Торис с благодарностью принял эту помощь, так как из-за своей нездоровой полноты не был достаточно ловок и силен. Он вполз по крыше до самого конька, прошел несколько шагов и, вскарабкавшись по стене, влез в окно спальни. Только после этого Казимир последовал за ним. Ему без труда удалось взобраться на крышу пристройки, а оттуда влезть в окно. Прежде чем вернуться в спальню, Казимир оглянулся на раскинувшийся вокруг город.
Увиденное не принесло ему успокоения, он покачал головой и вздохнул. Он осуществил свой мстительный план, но мир остался таким же как был. Он ничего не достиг – не вернул свою мать и не избавился от проклятья, которое тяжким грузом лежало на его плечах. Сегодня он носил одежду из бархата и парчи, а завтра снова наденет свои лохмотья. Сильнее, чем когда-либо, он почувствовал свое одиночество.
– Казимир, – прошептал сверху Торис. – Лезь скорее!
Казимир отвернулся от сонного города и быстро пролез в окно.
Несколько человек в темных плащах с капюшонами следили из покинутой, полуразвалившейся хибары за тем, как Раненое Сердце скрывается в окне сиротского приюта. Один из мужчин, стоя у разломанной двери, задумчиво погладил щелястый рассохшийся косяк твердым мозолистым пальцем и медленно повернулся к своим спутникам. Их шепот был едва слышен под капюшонами. Второй и третий мужчины согласно закивали головами, а потом все трое выбрались из разваливающейся хижины и, сделав всего несколько шагов, скрылись в темном лабиринте узких грязных улиц.


***

Следующий день Торис и Казимир провели в постелях. Несмотря на то что в спальне, расположенной под самой крышей на втором этаже, стояла удушающая жара, Казимир опал как убитый, не обращая внимания даже на мух, которые вились над его головой. Торис чувствовал себя гораздо хуже. Он ворочался и подпрыгивал, чувствуя, как щекочущие струйки пота текут по его вискам и по спине, сонно отмахивался от насекомых и зарывался с головой в одеяло, спасаясь от уличного шума. Из-за жары сердце его бешено колотилось, и он почти не спал, несмотря на то что спать отчаянно хотелось. Когда же солнце наконец село и воздух стал прохладнее, Торис немедленно заснул крепким глубоким сном, в то время как Казимир, отлично выспавшийся, как раз проснулся и принялся расхаживать по комнате.
– Это была отличная месть, не правда ли, Торис? – то и дело восклицал он. – Я мог бы даже выиграть состязание, если бы мне не подсунули этот отравленный напиток.
Торис не отзывался, блаженно и сладко похрапывая, и Казимир задумался.
"Кого я пытаюсь обмануть? – спросил он самого себя. – Я хочу убить своего отца, а не просто напугать до полусмерти”. Он опустился на колени рядом со своей кроватью и выдвинул из-под нее деревянный сундучок. Стянув со своих плеч заплатанную грязную рубаху, он надел белую шелковую рубашку, затем извлек из сундучка камзол.
– Моя месть еще не окончена, – пробормотал он, надевая штаны и чулки. При воспоминании о Юлианне, о том, как ее теплая рука прикасалась к этим чулкам, по лицу его скользнула улыбка.
Переодевшись, он наклонился над Торисом и потряс его за плечо.
– Проснись, Торис! Сегодняшней ночью мы будем праздновать мою победу, – прошептал он и почувствовал во рту горький привкус этих слов.
Торис, все еще во власти сна, приоткрыл один глаз.
– Вставай, Тор! Гармония ждет! Я научу тебя вкусу мекульбрау!
Торис вяло посмотрел на него уже обоими глазами:
– Отстань, я спать хочу. Казимир сорвал с него одеяло и принялся стаскивать своего товарища с койки.
– Идем, иначе я снова упаду с Саут-Хиллского холма!
Торис вырвался из его рук и проворно завернулся в одеяло.
– Передай от меня привет Вальсарику, – проворчал он засыпая.
Некоторое время Казимир стоял выпрямившись, уперев руки в бока и глядя на своего приятеля-лежебоку.
– Ну что же, наверное, тебе надо выспаться, – негромко сказал он.
Выскользнув из окна, Казимир бесшумно спрыгнул с крыши пристройки на землю. Ночная темнота окружила его. В глубине души Казимир был рад, что Торис слишком устал чтобы присоединиться к нему сейчас. Прижимаясь к стенам домов, Казимир ринулся прочь из трущобного квартала.


***

На обочине грязной улицы, рядом с покосившейся кучей хлама, которую не назвали бы домом даже бродяги, снова появились три человеческих фигуры в плащах с капюшонами. Лунный свет проникал сквозь дыры в крыше и лежал на полу развалины острыми треугольниками, похожими на ножи. Трое вошли внутрь и остановились в самой середине единственной комнаты. Они не двигались, глубоко и тихо дыша.
Наконец один из мужчин слегка кашлянул.
– Ты уверен, что видел, как они вошли? Двое остальных кивнули, и один заговорил:
– Да, Кавик. Свет в доме погас уже час назад. С тех пор никто не выходил наружу. Они спят.
– Хорошо, – кивнул тот, кого называли Кавиком.
Отойдя в угол хижины, он забросил на спину холщовый мешок. Остальные двое сделали то же самое. Затем Кавик снова заговорил, его голос напоминал глухое рычание.
– Клинья и подпорки для дверей, что открываются наружу, веревки – для дверей, что открываются внутрь. Если на окнах будут ставни – заприте снаружи или свяжите веревками. Если нет ставней, придется поджидать тех, кто будет выпрыгивать. Не тратьте время на других, нам нужен только Раненое Сердце. Перережьте ему глотку кинжалами, которые вам дали, но не дайте ему уйти.
И еще – лейте масло только на деревянные части, не тратьте его на солому. Сначала запереть двери, потом – окна, полить маслом и бросать факелы, а не наоборот. Не беспокойтесь, если они будут стучать и звать на помощь, – никто не придет.


***

Несмотря на то что он был одет как придворный, Казимир чувствовал себя нищим бродягой, который шагает по вымощенному камнем шоссе. Ущербная луна еще не поднялась над городом, вокруг было темно и мрачно, и так же мрачно было у него на душе. Глубоко вздохнув, он наподдал ногой небольшой камешек, и тот покатился по мостовой негромко бренча. Да, праздника у него не вышло.
– Таково предназначение музыки и вина, – вслух пофилософствовал Казимир, – они призваны вдыхать веселье в невеселые души.
Он угрюмо остановился посреди дороги. Мекульбрау… Он подумал об алой горячей крови и почувствовал между лопатками знакомое покалывание и жжение. Тепло медленно разливалось по всему его телу, но юноша решил не отдаваться ему целиком, а лишь настолько, чтобы обострились обоняние и слух. Понюхав воздух, тяжелый от цветочной пыльцы, он уловил только далекий запах вересковых пустошей. Но ему нужно было мекульбрау, а вовсе не вереск! Сколько он ни принюхивался, летний воздух пах не вином, а цветами. Вскоре Казимир сдался, и плечи его поникли. Он предчувствовал, что придется несолоно хлебавши возвращаться в приют.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но тут ветер донес до него негромкий звук. Он прислушался и разобрал несколько так-тов праздничной музыки. На лице его появилась непрошеная улыбка.
"Праздник… – подумал он. – Не сомневаюсь, все будут рады видеть певца, который занял второе место на турнире”.
Он закрутился на месте, пытаясь определить направление, а потом быстро пошел на звук.
Постепенно музыка становилась громче. Затейливые мелодии иногда прерывались взрывами смеха и громкими голосами беседующих.
"Хорошо, что я оделся как полагается!” – порадовался Казимир, проходя по темным улицам мимо домов, ставни которых были плотно закрыты. Источник звуков был теперь очень близко, где-то за небольшим заданием, которое высилось по правую руку от него. Казимир прошел еще несколько шагов и завернул за угол. Перед глазами его возник дом, в котором шел веселый пир.
Сердце Казимира упало.
Это был Хармони-Холл, цитадель Зона Кляуса и его прихвостней-бардов. Высокие стены, сложенные из известняка, вздымались выше пышных крон рододендронов, которые ровными рядами были высажены перед фасадом. По стенам карабкался плющ, обвивающий балконы второго этажа и цепляющийся за отлогую крышу. По углам здания высились четыре остроконечные башенки которые, казалось, подпирали собой звездное небо. В центре крыши располагалась небольшая колокольня, колокол которой отбивал часы.
Яркая карусель красок в окнах Хармо-ни-Холла отвлекла внимание Казимира от колокола. Из окон лился теплый желтый свет, и Казимир некоторое время разглядывал яркие платья и безупречно пошитые камзолы гостей. Наконец он криво улыбнулся. “Наверное, меня там не ждут.
В конце концов, это праздник в честь Зона Кляуса, а не в честь меня”.
Но именно в этот момент в окне появилась Юлианна. Она была одета в изящное платье из рубиново-красной парчи, ее черные волосы резко контрастировали с белоснежным кружевным воротничком. Казимир даже разглядел, что лоб ее пересекает золотой обруч с красным рубином.
При виде девушки глаза Казимира широко раскрылись, а челюсть отвисла. Он мог бы всю ночь стоять под окнами Хар-мони-Холла и глазеть на нее, не думая больше о том, что праздник не удался. При виде ее он вполне мог бы чувствовать себя счастливым, если бы не светловолосый юноша, который стоял в окне рядом с Юлианной и улыбался в ответ на ее головокружительную улыбку.
Стражники, собравшиеся перед входом в Хармони-Холл, заметили Казимира и с наигранным безразличием неторопливо разошлись по своим постам, по четырем углам здания. Казимир улыбнулся. “Я мог бы запросто пройти мимо этих тупоголовых вояк”, – подумал он, и уверенно зашагал к входной двери.
Стражник в безупречном мундире, который минуту назад шутил и смеялся вместе со своими товарищами, преградил ему путь со строгим выражением лица.
– Ваше имя, сэр?
– Раненое Сердце, – рассеянно ответил Казимир, продолжая глядеть в окно, где стояла Юлианна.
Стражник сверился со списком, который держал в руках, затем прогудел:
– Этот праздник только для членов Хармони-Холла, мастер
Казимир оторвал взгляд от окна и посмотрел на солдата, словно припоминая что-то.
– Как глупо с моей стороны, – воскликнул он наконец. – Наверняка Кляус внес меня в список под именем Гастона Олайвы.
Стражник нарочито медленно свернул свой список и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46