* * *
— Взломать дверь! — приказал Хайдманн.
Один из трех полицейских собрался было повторить неудачный опыт своего командира и попытаться вышибить дверь плечом. Но товарищи остановили его. Один из них прицелился с расстояния одного метра и послал в замок три пули подряд. Посыпались искры и щепки. Но сама дверь каким-то чудом устояла. Тогда второй полицейский выбил ее ударом ноги. Створка с треском распахнулась, ударившись о стену.
Внутри царила почти полная темнота. Однако обостренный слух Хайдманна и его фантазия позволили ему воссоздать картину происходящих в этом доме событий. Со второго этажа гостиницы доносились выстрелы, крики, шум борьбы, однако где-то совсем рядом что-то шелестело, шуршало и слышались звуки, похожие на звук сыплющегося на мраморную поверхность зерна. Сквозь тихий шум, похожий на шум далеких голосов, доносимых ветром, прозвучал чей-то стон. Казалось, что такие тихие звуки должны были потонуть в грохоте и адском шуме схватки, происходившей наверху, однако Хайдманн слышал их очень отчетливо. Может быть, даже отчетливее, чем треск выстрелов и крики дерущихся не на жизнь, а на смерть людей.
Один из полицейских хотел переступить порог, но Хайдманн остановил его жестом.
— Подождите! — сказал он. Хайдманн осторожно сделал шаг вперед, присел на корточки у самого порога и пристально вгляделся в темноту. Он почти ничего не увидел — лишь какие-то неясные тени и смутные очертания. Но, главное, он сразу же заметил то же жуткое явление, которое видел несколько минут назад на улице: темнота внутри этого дома была живой. Пол, стены, потолок и сама темнота двигались.
Что с ним происходило? К этому времени Хайдманн уже уверил себя, что не видел ничего особенного возле автомобиля американцев, что у него просто расшалились нервы. Но все же дело было не в этом. За двадцать пять лет службы в полиции Хайдманн не раз попадал в переделки, связанные со смертельной опасностью — или, во всяком случае, ему так казалось — и он знал, что такое страх и нервозность во всех их проявлениях. Но те чувства, которые он переживал сейчас, были ему совершенно незнакомы. Он никогда не впадал в панику. А сейчас Хайдманн был близок к этому — и только потому, что увидел какие-то тени, которые толком и разглядеть-то не мог.
Перестрелка на втором этаже не прекращалась. Там, наверху, казалось, шел настоящий бой Внезапно до сознания Хайдманна дошло, что он уже несколько секунд сидит неподвижно на корточках и тупо смотрит в темноту, и что за ним сейчас наблюдают не только сопровождающие его полицейские, но и те, которые сидят в фургоне. Он встал и, держа руку с пистолетом перед собой, словно слепой свою трость, шагнул за порог. Под его ногами что-то захрустело. У Хайдманна было такое чувство, будто он раздавил рассыпанный здесь горох или воздушную кукурузу.
— Смит! — громко крикнул он. — Вы здесь?
Никакого ответа. Грохот стрельбы на втором этаже на мгновение стих, а затем возобновился с удвоенной силой. Глаза Хайдманна постепенно привыкли к темноте, теперь он мог разглядеть окружающую его обстановку хотя бы в общих чертах Хайдманн увидел узкий коридор, ведущий к такой же узкой крутой лестнице. В коридоре было три двери, одна из которых стояла открытой настежь В комнате горел свет, который странным образом освещал только дверной проем, но не падал в коридор Однако Хайдманн был не в состоянии задумываться над подобными феноменами. Он бросил взгляд на лестницу и пришел к выводу, что было бы самоубийством подниматься сейчас на второй этаж. В подобном случае вопрос будет заключаться не в том, застрелят ли его вообще, а только в том, с какой стороны это сделают.
Хайдманн молча сделал знак рукой своим людям, чтобы они следовали за ним, а затем указал им на две закрытые и одну открытую дверь. Полицейские тут же кинулись выполнять его молчаливую команду. Двое из них, вскинув оружие, открыли двери и исчезли за ними. А третий подошел к Хайдманну.
С сильно бьющимся сердцем Хайдманн подошел к освещенной изнутри двери. Он увидел часть небольшой убогой кухни, обставленной дешевой мебелью и оклеенной старыми обоями, узор которых поплыл у него перед глазами. На полу кухни лежал изношенный коричневый коврик.
Внутренний голос подсказывал Хайдманну, что ему лучше не входить в это помещение. Чувство опасности было таким явным, что Хайдманн на секунду замешкался, не решаясь переступить порог кухни. Если бы он был один, то скорее всего не стал бы этого делать.
— Смит! — крикнул он. — Смит, вы здесь? Кеннели!
Никакого ответа. Шагнув в комнату, Хайдманн убедился, что внутреннее чутье не обмануло его: на полу неподвижно лежали два тела. Он сразу же понял, что это — трупы, и догадался, кто это был. Рядом с перевернутой алюминиевой стремянкой у окна лежала седоволосая женщина пятидесяти или шестидесяти лет, одетая в изношенный халат. Это, вероятно, была хозяйка гостиницы. Неподалеку, у самой двери, Хайдманн увидел труп Смита. Агент лежал на спине, и его широко открытые глаза глядели в потолок. С его лицом произошло что-то странное, но Хайдманн, отметив это про себя, не стал сначала задумываться над причинами внезапной перемены.
Он быстро переступил через труп американца и огляделся вокруг. Оружие, которое он сжимал в руках, держа палец на курке, придавало ему уверенность. Несмотря на одолевавшие его пару минут назад сомнения, теперь Хайдманн не задумываясь выстрелил бы в убийцу Смита.
Но в кухне больше никого не было. Преступник не мог спрятаться здесь и не мог незаметно покинуть кухню, потому что запасного выхода не было.
Хайдманн облегченно вздохнул, опустил пистолет и повернулся к неподвижному телу Смита. При этом взгляд комиссара скользнул по лицу сопровождавшего его полицейского. Парень стоял на пороге, замерев в нелепой позе, и не сводил глаз со Смита. В его лице не было ни кровинки, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит от ужаса. Он дрожал всем телом.
Даже в этой скверной ситуации подобное поведение показалось Хайдманну необычным. Конечно, настоящие полицейские, не в пример копам из американских сериалов, не каждый день видели трупы, однако они все же частенько видели их. Причем большинство жертв несчастных случаев представляли более кошмарное зрелище, чем жертвы убийств.
Хайдманн хотел что-то сказать по этому поводу, но тут его взгляд упал на распростертое тело Смита, и он сразу понял причину ужаса, охватившего его подчиненного. Все дело было в лице Смита. То, что увидел Хайдманн, не было лицом, хотя оно передавало все грубоватые черты агента ЦРУ. В третий раз у Хайдманна было чувство, что он видит движение в чистом виде, не связанное с каким-либо конкретным материальным телом. Но все это длилось всего лишь долю секунды. Вглядевшись, Хайдманн наконец понял, что именно двигалось.
Лицо Смита ходило ходуном, вздымалось и волновалось, словно океан. Казалось, что все его клеточки жили своей обособленной отдельной жизнью, и то распадались на составные части, то вновь собирались в одно целое. То, что Хайдманн принимал за лицо Смита, не было человеческим лицом. Это были насекомые, кишевшие на нем. Несметные тысячи крохотных насекомых, принявших с помощью мимикрии различные формы и окрасившихся так, что они превратились в одно целое — точную копию лица агента ЦРУ Смита. Принявшие соответствующую окраску хитиновые спинки одних насекомых образовали кожу и губы, более темные спинки больших жуков — глаза. Микроскопические щупальца образовали подобие ресниц и бровей. Язык, видневшийся между приоткрытых губ, был клубком розовых червей.
Хайдманн хотел закричать, но не смог. На мгновение он совершенно утратил контроль за своим телом. Он застыл на месте и молча созерцал свой собственный бред, как ему казалось, — потому что все это, на его взгляд, не могло происходить на самом деле. Он цеплялся за эту мысль, не желая верить в реальность происходящего, потому что она была ужасна и невероятна!
Но тут полицейский, стоявший на пороге, повернулся, шатаясь вышел в коридор и его начало рвать. И эти звуки разрушили иллюзию Хайдманна. Он сбросил с себя оцепенение, поняв, что ошибался: это видение не было галлюцинацией и не было запредельным ужасом — поскольку зрелище могло стать (и действительно становилось на глазах) все более ужасным. Хайдманн теперь наблюдал, как лицо Смита начало растворяться. Черты лица расплывались, так как насекомые, имитировавшие их, как по команде начали вдруг расползаться в разные стороны. Постепенно становился виден голый череп с пустыми глазницами, такой гладкий и белый, как будто он был изготовлен из пластмассы. Сквозь глазницы было видно, что внутри него тоже копошатся насекомые.
То, что происходило с головой, происходило и со всем телом. Кисти рук Смита внезапно распались, и Хайдманн увидел кости пальцев, которые тут же рассыпались на отдельные составные части. Одежда агента начала опадать как надувной шар, из которого уходит воздух, и из рукавов, брюк и ворота хлынули потоки насекомых. Все это ужасное представление длилось не более пяти секунд. Хайдманн стоял перед костюмом, надетым на чисто объеденный скелет, а вокруг него во все стороны разбегались насекомые. Они покидали кухню, вместе с ними исчез и коричневый ковер. Хайдманн понял, что это был вовсе не ковер, а сантиметровый слой насекомых на полу. Узор на обоях тоже был не узор, а пятнами, образованными жучками и паучками. Комиссар догадался, что именно хрустело у него под ногами, когда он вошел в коридор этого дома. Теперь Хайдманн отдавал себе отчет в том, что его “галлюцинации” были вполне реальны. Не было никакого движения в чистом виде, двигалось живое вещество — миллиарды крошечных насекомых. И осознав это, Хайдманн понял, что находится в опасности. Причем у него не было ни малейших средств защитить себя. Страх Хайдманна постепенно перерос в панику.
Он был уже покойником. Правда, волна насекомых отхлынула от него, и он вместе со скелетом Смита находился сейчас в центре все увеличивавшегося круга освобожденного от насекомых пола. Но все равно миллиарды этих крохотных смертоносных существ покрывали каждый квадратный сантиметр помещения. Несмотря на свои микроскопические размеры, эти твари вместе составляли безжалостную машину, способную пожрать все живое на своем пути. И Хайдманн, по существу, уже находился в желудке этой машины. Он видел, что они сделали со Смитом. Причем они сделали это, по-видимому, так быстро, что американец даже опомниться не успел, он не успел выхватить свое оружие и выстрелить. Полицейские наверняка услышали бы его выстрел.
Хайдманн в отчаянии оглянулся, пытаясь найти путь к спасению. Насекомые были повсюду — на полу, на стенах, на потолке. Они образовывали подвижный узор на обоях. Они покрывали сплошным покровом всю мебель, шуршали и шевелились на оконном стекле, гроздьями свешивались с потолка. Должно быть, в коридоре было то же самое. Рвота у полицейского, который сопровождал Хайдманна, прекратилась, но он не подавал признаков жизни. Возможно, он был уже мертв.
Чувствуя свою полную беспомощность, Хайдманн поднял пистолет и прицелился в середину кишащей, волнующейся, словно поверхность океана, массы, окружавшей его со всех сторон. Но затем опустил руку. Теперь оружие, которое он держал в руке, не придавало ему ни малейшего ощущения уверенности, напротив, оно заставляло его в полной мере почувствовать полную безысходность. Однако Хайдманн все еще не хотел убирать пистолет в кобуру. Он снова медленно повернулся вокруг своей оси, нечаянно ударив пяткой в висок Смита. Череп агента, словно уродливая кегля, откатился в сторону, туда, где кишели насекомые, волна которых замерла на месте и больше не отступала. Десятки крошечных созданий были тут же раздавлены черепом, но уже через мгновение он исчез под их толстым слоем. Теперь это был всего лишь нарост посреди ровного ковра насекомых, которые внезапно пришли в движение.
Зрелище было столь омерзительным, что Хайдманн отпрянул на шаг назад, но тут ему в голову пришла мысль, что тем самым он приблизился к насекомым, находившимся за его спиной, и может разделить участь черепа. Комиссар испуганно замер на месте и повернулся на каблуках назад.
Нет, он не стал ближе к черте насекомых. Их волна отступала от него на то же расстояние, на какое он приближался к ней. Хайдманн ошарашенно оглянулся назад. Насекомые придвинулись на то расстояние, на которое он отошел от них. Таким образом, он находился в центре окружности диаметром в два метра. Хайдманн нерешительно сделал шаг, и окружность сместилась так, что он вновь находился в ее центре. Хайдманн замер на мгновение, а затем, собрав всю свою волю в кулак, отступил еще на один шаг, однако насекомые на этот раз не двинулись вслед за ним. И лишь когда комиссар шагнул по направлению к двери, насекомые вновь возобновили свое движение.
Хайдманн понял, чего от него хотели, и на мгновение забыл свой страх, тупо уставившись на волнующуюся вокруг него массу. Насекомые давали ему возможность уйти! Но подобное поведение лишенных разума тварей было просто абсурдно!
Этого не могло быть. Насекомые не были способны делать абстрактные умозаключения. Они или нападали на свои жертвы, или не обращали на них внимания. Но насекомые были не в состоянии сознательно контролировать направление движения вторгшегося на их территорию существа.
Однако, если рассуждать здраво, насекомые не нападали в такой массе на людей, не убивали их, не имитировали их плоть и не пожирали ее с такой быстротой…
Хайдманн продолжал продвигаться к двери с предельной осторожностью. Он боялся, что чудо вот-вот кончится и он каким-нибудь необдуманным движением спровоцирует насекомых напасть на него. Но его жуткий эскорт держался от него все на таком же почтительном расстоянии. Окружность реагировала на каждое движение Хайдманна, волна насекомых нахлынула на скелет Смита, скрыв его под собой, а затем последовала за комиссаром в коридор.
Полицейских, сопровождавших Хайдманна, не было видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63