И каждый раз за ним тянулся кровавый след. Он убивал всех подряд — и моих и своих людей, а также случайных свидетелей, оказавшихся у него на пути. Убить для Салида означает то же самое, что для вас открыть дверь или включить зажигание в машине. Никогда не забывайте об этом!
Если бы Смит сам не замолчал в этот момент, Хайдманн наверняка перебил бы его. От слов Смита — какие бы преувеличения ни содержались в них, — по спине Хайдманна побежали мурашки. Но еще более сильное впечатление они, без сомнения, произвели на людей, сидевших в машине. Хайдманн был рад тому, что Смит наконец-то повернулся и открыл дверцу фургона. И все же комиссар не выдержал и задал еще один вопрос:
— Сколько времени вы уже охотитесь за ним?
— За Салидом? — переспросил Смит, и его лицо помрачнело, а в глазах зажегся нехороший огонек. — Слишком долго.
Агенты ушли, оставив на душе Хайдманна неприятный осадок. Тяжелые мысли одолевали его. Выражение глаз американца испугало комиссара. Он понял, что Смит — вовсе не рядовой агент ЦРУ, который преследует террориста, а Салид для него больше, чем обычный преступник, которого Смит старается упрятать за решетку. Хайдманн не знал, что именно произошло между этими двумя людьми, но в тот момент он с предельной ясностью понял одно: что бы ни случилось сегодня, какие бы усилия он сам ни предпринимал, между Смитом и Салидом состоится смертельный поединок, и один из них не доживет до утра.
* * *
— Это просто смешно, — сказал Бреннер, крепко держась левой рукой за умывальник, а другой показывая на Салида. — От него еще я мог ожидать чего-нибудь подобного, но вас, Йоханнес, я считал более разумным человеком. Конец света? Апокалипсис сегодня? Не обижайтесь, Йоханнес, но это просто глупо.
— Но по всем приметам именно это и происходит! — возразил Йоханнес. — Разве вы ничего не видите? Неужели вы слепы? Все это записано в Откровении от Иоанна, и теперь все предсказания сбываются, одно за другим! Мир со страшной скоростью несется к краю пропасти!
— Это длится уже лет пятьдесят, — заметил Бреннер.
— Но не так явно! — Йоханнес поднял руку, как будто хотел сжать ее в кулак и ударить им по столу, но передумал и опустил ладонь. — Неужели вы не понимаете? Все, что записано в Библии, — чистая правда. Откровения Иоанна сбываются на наших глазах! Перечитайте, и вам сразу же все станет ясно! “И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источник вод… и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки”. Ангелы уже начали ломать семь печатей. Только что начали. Александр и его братья знали об этом. Они готовились к этому в течение многих столетий.
— Похоже, однако, что им это не помогло, — заметил Бреннер.
Йоханнес не обратил на его реплику никакого внимания.
— Конечно, я не могу вас убедить в том, чему вы не хотите верить, — сказал он. — Но если бы вы были честны сами с собой, вы признали бы мою правоту. Раскройте глаза! Перечислите мне те явления и события, которые происходят сейчас в мире, и я найду соответствующее место в Откровении от Иоанна, описывающее это. Причем слово в слово.
— Я не знаю Библию так же хорошо, как вы, — ответил Бреннер, — но могу предположить, что для каждой ситуации там можно найти соответствующее предсказание.
Йоханнес был, похоже, разочарован подобным ответом и одновременно рассержен им.
— Что с вами, Бреннер? — спросил он. — Вы боитесь, что я все же смогу вас переубедить или…
— Прекратите! — остановил их Салид. Хотя он произнес это слово негромко, однако Бреннер и Йоханнес тут же замолчали. Бреннер повернул голову в сторону Салида и заметил, что тот вновь немного приоткрыл дверь в коридор и стал напряженно прислушиваться.
— Что случилось? — спросил Бреннер.
Салид резко махнул рукой, заставляя его замолчать, и, простояв так две—три секунды, снова осторожно прикрыл дверь. Он быстро пересек комнату и, подойдя к окну, опять слегка раздвинул шторы.
— Что с вами? — снова спросил Бреннер. — Что-то не так?
Салид бросил внимательный взгляд сквозь щель в шторах на улицу, однако выражение его лица было все таким же бесстрастным. Через несколько мгновений он снова повернулся лицом к собеседникам.
— Ничего, — сказал он. — Похоже, я ошибся, все спокойно.
Однако выражение его лица и жесты свидетельствовали об обратном. Он выразительно покачал головой, приложил указательный палец к губам и показал рукой через плечо на окно. Озадаченный Бреннер собирался уже задать новый вопрос, но Салид поспешно сделал ему знак молчать и продолжал:
— Я просто нервничаю и потому вижу призраки. Но в этом нет ничего удивительного.
Говоря все это, он подошел к столу, вынул из кармана листок бумаги и шариковую авторучку и начал торопливо писать большими буквами:
“Они здесь. На улице стоит машина. Возможно, не одна”.
Бреннер с шумом втянул в себя воздух, что снова заставило Салида прибегнуть к языку жестов.
— Давайте поспим пару часов, — сказал он. — Нам надо отдохнуть. Как только рассветет, я достану машину, и мы покинем этот город.
Одновременно Салид написал на листке:
“Возможно, они подслушивают. Будьте осторожны”.
— И куда мы направимся? — спросил Бреннер, изумляясь самому себе. Его слова удивили даже Салида. Бреннер сам не мог бы сказать, почему он задал этот вопрос. Он явно подыгрывал Салиду, и именно это изумило его.
— Я решу это, как только мы покинем пределы города, — произнес Салид, продолжая тем временем писать:
“Двое или трое на крыше! Идите со мной! Только тихо!”
— Ложитесь спать, — продолжал он вслух. — Я подежурю час, а затем разбужу одного из вас.
Салид снова выпрямился, медленно подошел к двери и показал знаками Йоханнесу и Бреннеру, чтобы они следовали за ним. Нажимая дверную ручку вниз, он сказал:
— Я спущусь на минутку вниз. Возможно, мне удастся выпросить у нашей хозяйки чашку кофе. Никого не впускайте. Я постучу три раза.
Салид открыл дверь, ступил за порог, одновременно вытаскивая свое оружие, и тут же превратился в совершенно другого человека. И эта внезапная перемена испугала Бреннера больше, чем все, что Салид сказал и написал им на листке бумаги. Бреннер не мог видеть лица Салида, но сразу же почувствовал, что тот превратился из усталого человека, одетого в слишком тесный жакет и достойного жалости, в человека, которого знает и боится весь мир. Дрожь пробежала по телу Бреннера, когда он увидел, как стремительно двигается террорист и какую силу излучают все его движения. Только теперь Бреннер окончательно понял, что никогда не встречал более опасного человека, чем этот палестинец. При побеге из больницы он еще слишком плохо видел и не мог осознать, какой опасности подвергались врач и санитары. Ведь Салид убил бы их, не задумываясь! Именно в этот момент Бреннер впервые по-настоящему испугался Салида.
Салид снова приложил палец к губам, а другой рукой махнул своим спутникам, приказывая им следовать за собой. Йоханнес послушно встал, но Бреннер замешкался. Он лихорадочно обдумывал ситуацию. Ему сейчас представлялся шанс выйти из игры. Салид не станет стрелять Бреннер вполне мог бы остаться в комнате, оставив этого сумасшедшего священника на произвол судьбы. С другой стороны, если он последует за этими двумя безумцами, его запросто могут застрелить при выходе из гостиницы. Поэтому у Бреннера, в общем-то, не было выбора. Он должен был остаться, если хотел уцелеть в этой заварухе.
И все же — вопреки здравому смыслу — Бреннер двинулся к двери. Его колени подгибались — теперь уже скорее от страха, чем от слабости, — сердце гулко билось в груди, так что ему казалось, будто все в доме слышали этот стук. Салид уже сделал по коридору три шага и снова остановился. При скудном свете он выглядел еще более угрожающе и походил на темную страшную тень. Положив руку на перила, Салид напряженно прислушивался к звукам, доносившимся с первого этажа, одновременно нацелив свой пистолет на лестницу, идущую вверх к чердаку.
— Ни звука, — шепнул Салид. — Когда мы окажемся на улице, бегите за мной. Что бы ни произошло, вы должны бежать.
Йоханнес нервно кивнул. Бреннер ощущал исходивший от священника страх так же явственно, как он ощущал исходившую от Салида угрозу. Однако этот страх был совершенно другого рода, чем тот, который он сам испытывал. Бреннер боялся за свою жизнь, он боялся, что его ранят или убьют. Йоханнес, без сомнения, опасался того же, но к этому чувству примешивалось совсем другое. Патер испытывал страх перед надвигающейся катастрофой, размеров которой Бреннер себе даже представить не мог. Вне зависимости от того, был священник безумцем или нет, он искренне верил в то, о чем недавно говорил.
Салид осторожно поднял ногу, чтобы взойти по лестнице на чердак, и в этот момент раздался придушенный, резко оборвавшийся крик, доносившийся с первого этажа. Салид остолбенел, держа ногу на весу. Его правая рука направила пистолет в ту сторону, откуда донесся этот крик. И сразу же с чердака прыгнула какая-то тень, раздался выстрел.
Салид повалился, ухватившись рукой за перила, чтобы не скатиться вниз, и снова повернул дуло своего пистолета в дальний угол коридора. Затем он выстрелил, перевернулся на другой бок и опять послал пулю в темноту, одновременно делая рывок всем телом, чтобы в прыжке вскочить на ноги.
Тень человека, появившегося в коридоре, отшатнулась назад и впечаталась в стену. Но прежде чем этот человек, сраженный пулей Салида, сполз по стене на пол, с чердака на второй этаж спрыгнули еще двое или трое.
Салид что-то закричал, но оглушительное стаккато автоматной очереди заглушило его слова. Все это произошло очень быстро, так что Бреннер даже не понял, что случилось, не говоря уже о том, что он не успел среагировать на произошедшее. Он стоял и смотрел, как трассирующие автоматные очереди прорезают темноту, и пули ложатся в нескольких сантиметрах от Салида, выбивая щепки из деревянного пола. А затем он, как в замедленной съемке, увидел, что огненный поток пуль с фантастической скоростью приближается к нему.
* * *
— Здесь что-то не так, — сказал Хайдманн и, приподняв манжету своей куртки, взглянул на часы. Они уже пять минут назад передали Смиту о том, что в гостинице нет постояльцев, — во всяком случае, их прослушивающая аппаратура не смогла их выявить, — а от агента ЦРУ и его людей не поступало никаких известий.
Молчал и радиоэфир. Хайдманн начал уже подозревать, что его ловко провели: Смит и не собирался подключать комиссара и его людей к активному участию в этой операции.
— Может быть, мне еще раз попытаться вызвать их на связь? — спросил радист.
Хайдманн секунду задумчиво глядел на него, а затем покачал головой.
— Нет, — наконец сказал он. — Мы выходим из машины. Вы, вы и вы, — он указал поочередно на трех из пяти полицейских, одетых в форму, которые сидели на скамейке у стенки фургона. При этом комиссар сознательно не стал брать с собой юного полицейского, нервно поигрывающего своим оружием. — Вы пойдете со мной. Остальные останутся здесь и будут ждать дальнейших указаний.
Открыв заднюю дверцу и спрыгнув на землю, Хайдманн вытащил свое оружие, испытав при этом довольно неприятное чувство. За все время двадцатипятилетней службы Хайдманну пришлось всего лишь три раза доставать свой пистолет и из них только один раз для того, чтобы действительно выстрелить. И хотя он тогда не попал, все же это был самый ужасный момент в его жизни, и Хайдманну не хотелось бы еще раз пережить что-нибудь подобное. И он возненавидел Смита уже за одно то, что из-за него вынужден был браться за оружие, а возможно, и стрелять в человека.
Вслед за ним из фургона вышли три полицейских и тоже сняли с предохранителей свои автоматы. Они явно нервничали. Это не нравилось Хайдманну. И в этом он тоже обвинял Смита: тот своими словами, звучавшими как предостережение, еще больше напутал его людей.
Хайдманн внимательно огляделся. До рассвета оставался еще целый час, но ночной мрак уже начал редеть. Небо окрасилось в серый цвет, и как это всегда бывает в густых сумерках, стало намного хуже видно, чем даже в полной темноте. Здание гостиницы мрачно выделялось на противоположной стороне улицы на фоне неба. Отсюда оно казалось более массивным и угрюмым, чем из машины. Свет горел только в двух окнах: в окне на втором этаже, на которое были направлены видеокамеры и микрофоны дистанционного прослушивания, и в маленьком окошке на первом этаже, расположенном около самой двери. С помощью аппаратуры и сбора информации в округе было установлено, что там, на первом этаже, жила сама хозяйка гостиницы. Хайдманн надеялся, что она крепко спит. Он был совершенно уверен в том, что сегодняшняя ночь не обойдется без жертв.
Хайдманн заранее проинструктировал своих людей, так что им не требовалось никаких дополнительных приказов. Они прошли значительное расстояние в противоположную от гостиницы и фургона сторону и только затем перешли дорогу и снова приблизились к дому. Угол обзора из окна второго этажа был невелик, и они надеялись, что Салид не сможет обнаружить их приближение, если вдруг случайно выглянет на улицу.
Хайдманна удивил холод, царящий на улице. Нынешняя весна вообще была необычайно холодной. И даже учитывая это, ветер, бивший сейчас им в лицо, был по-зимнему ледяным, за этот час, пока они сидели в фургоне, он значительно усилился. И хотя правая сторона улицы не была застроена и там росли еще по-зимнему голые кусты, ветер, словно стая голодных волков, завывал у фасада здания гостиницы, обрушивая на него всю свою мощь.
Хайдманн на ходу лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Теперь он был убежден в том, что Смит даже и не собирался честно сотрудничать с ним, а его мнимая уступка требованиям Хайдманна служила вполне конкретной цели — избежать ненужного скандала и успокоить комиссара на время. Вероятно, люди из ЦРУ уже давно заняли ключевые позиции и готовятся начать операцию по захвату террориста.
Но все это были лишь предположения Хайдманна, и он вполне мог ошибаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63