- Скажу и на суде.
- Тьфу! - генерал хрустнул пальцами сцепленных рук. - Вот что, орлы, плохи ваши дела. Машину вашу видели? Видели, могли и номер запомнить. Это раз. Отпечатки протектора - два. Пистолет с твоими, Кремнев, пальцами, пули из него - три. Кстати, что оружие незаконно хранил, это разговор особый... В общем, труба по всем позициям, да я только сверху ковырнул. А копни глубже - и останется от вас лагерная пыль...
- Товарищ генерал, мы и не такие волны гасили, - напомнил Шатилов.
- Ах, вот как... - генерал встал из-за стола, вынул из сейфа бутылку армянского коньяка, налил себе полстакана, не предлагая Шатилову и Кремневу. - Лдано... Давайте начистоту. Если бы с моей женой так, может, и я поехал бы... Другое худо, и тут я не с вами. Папку-то вы отдали бандитам. Без слова, без звука, взяли и отдали. Пошли на сделку с врагом. Пусть под давлением, но пошли, не поставили в известность руководство, товарищей, чтобы хоть попытаться по закону и жену выручить, и предателями не стать! Такие сотрудники не нужны мне, не нужны Комитету. Я вам больше не верю, и сделать для вас могу только одно. История с папкой и стрельбой будет замята, но вам придется уйти. Все.
После того памятного разговора, положившего конец карьере Кремнева и Шатилова в Комитете Госбезопасности, Кремнев прожил в Москве ещё два года. Он предпринимал многочисленные попытки напасть на след Ивана Петровича... Но что он мог сделать, отрезанный от источников информации, лишенный возможности использовать агентуру и оперативных работников? Аура власти КГБ исчезла, и Кремнев стал рядовым гражданином СССР с обычным набором прав и средств, то есть без того и другого. Наконец он отчаялся. Москва, где все было пропитано болезненными воспоминаниями, душила его, и Кремнев уехал к сестре, в северную столицу.
14.
МОСКВА
1953 ГОД
В служебный кабинет генерала Тагилова буквально ворвался полковник Симонов - правая рука, доверенное лицо, заместитель, секретарь и все, что угодно. Генерал, по обыкновению чуть свет на работе, отодвинул в сторону бумаги и с недоумением воззрился на подчиненного.
- Что случилось?
- Случилось, Илья Тимофеевич... Еще как случилось...
Генерал налил воды из графина, подал Симонову. Тот пил большими шумными глотками, Тагилов терпеливо ждал. Полковник со стуком поставил стакан на стол.
- Кисейная барышная больше не плачет? - язвительно осведомился генерал. - Ну?
- Товарищ генерал, получен доклад от начальника станции Чегдомын-2. Отправка спецэшелона номер 400 задерживается из-за халатности руководителей 18-го отдела, вовремя не обеспечевших доставку и погрузку оборудования и главное - продовольствия для двадцати тысяч заключенных, готовых к переброске на точку... Начальник станции в ярости, подозревает чуть ли не саботаж...
- И это все? - брови генерала поползли вверх. - Ты что, сам с этим не мог разобраться?
- Было бы все, если бы не этот идиот не запаниковал настолько, чтобы направить второй доклад помимо нас непосредственно Кузнецову. А может, не паникует, а выслуживается, сволочь, инициативу проявляет: вот мол, я каков, радетель, на самый верх телеграфирую... Теперь-то, без хозяина, все можно, каждый норовит в дамки...
- Постой, - вымолвил генерал похолодевшими губами. - Какому Кузнецову? Секретарю Лаврентия Павловича?
- Именно! Понимаете, товарищ генерал? Если бы я по чистой случайности не перехватил доклад, через пару часов он оказался бы на столе Берия. И тогда...
- Черт, - проскрежетал Тагилов. - На волосок были... На полволоска...
- Пронесло...
- А в сортире тебя не пронесло?! - взревел генерал.
- Да уж чуть было... И сейчас едва живой, сердце колотится... А ну как этот начальник хренов запрос направит о прохождении доклада?
- Правильно, правильно, - с тоской простонал Тагилов. - А не он, так другой, и не сегодня, так завтра... Шила в мешке не утаишь... Вот что, Сергей. Немедленно вызови ко мне Ганеева, Амелина, Широкова. Если спят дома - привези, если где угодно по службе - выдергивай. Понял? Срочно!
- Есть, товарищ генерал! Сюда их везти?
- С ума сошел?! На четвертую дачу... Машину мне.
"Четвертая дача", строго говоря, никакой дачей не являлась. Это было кодовое обозначение одной из конспиративных квартир МВД СССР, находящейся в личном ведении генерала Тагилова. Именно туда прибыли два часа спустя заместитель министра обороны Булганина генерал-лейтенант Ганеев, генерал-майор авиации Амелин, генерал Широков. Ни одно из этих высокопоставленных лиц не подчинялось Тагилову официально, тем не менее они незамедлительно выполнили его распоряжение.
После краткого взволнованного сообщения Тагилов подвел итог.
- Товарищи, ситуация складывается непростая. Мы запустили механизм столь сложный, что он в какой-то части не мог не дать сбой. То, что произошло сегодня - первый звонок. Медлить больше нельзя. Берия чрезвычайно опасен. Если он разоблачит нас, нам конец. Не знаю, что он сделает со "Сторожкой" - возможно, сам осуществит наш план - но что он сделает с нами, вполне понятно.
- Булгагин, Маленков и Молотов на нашей стороне, - сказал Ганеев. Хрущев и Микоян колеблются, но думаю, они тоже будут с нами. Мы напираем на позицию Берия по германскому вопросу. Никому не нравится, что Берия видит Германию единой...
- С другой стороны, - подхватил Амелин, - их подстегивает реальная угроза захвата Лаврентием власти. Арест Лаврентия...
- Никаких арестов, - категорично перебил Тагилов. - Мы должны покончить с ним раз и навсегда. Только он всерьез угрожает нам. Хрущева, Маленкова и прочую шушару можно не принимать в расчет. Пусть творят, что хотят, за их спинами мы можем действовать совершенно свобдно.
- Значит, никаких арестов, - пробормотал Широков.
- Никаких, - подтвердил Тагилов. - Операция должна быть проведена сегодня.
... Через много лет после совещания на "четвертой даче", уже на закате горбачевской перестройки, в советской прессе появились странные публикации об аресте Берия, как две капли воды похожие на версии, запущенные партийной верхушкой в пятьдесят третьем. Отличие состояло лишь в том, что автор ссылался на Георгия Константиновича Жукова, от которого якобы и услышал некогда данный рассказ. Правда, сам Георгий Константинович никаких воспоминаний об этом не оставил и своего участия в аресте не признавал, но кого интересуют такие мелочи?
Вот что буквально писал (от имени Жукова) автор этих публикаций.
... "В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берия не было. Первым заговорил Маленков - о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущев. Микоян подавал лишь реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.
- Сможешь выполнить эту рискованную операцию?
- Смогу, - отвечаю я.
Знали, что у меня к Берия давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас ещё при Сталине не раз были стычки. Достаточно сказать, что Абакумов и Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи... Кстати, мне Сталин прямо однажды сказал, что они хотели меня арестовать. Берия нашептывал Сталину, но последний ему ответил: "Не верю. Мужественный полководец, патриот - и предатель. Не верю. Кончайте с этой грязной затеей." Поймите после этого, что я охотно взялся его арестовать. За дело.
Решено было так. Личная охрана членов Президиума находилась в Кремле, недалеко от кабинета, где собирались члены Президиума. Арестовать личную охрану самого Берия поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берия.
Маленков сказал, как это будет сделано. Заседание Совета Министров будет отменено, министры отпущены по домам. Вместо этого он откроет заседание Президиума.
Я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседаний в эту комнату.
Меня предупредили, что Берия физически сильный, знает приемы джиу-джитсу.
- Ничего, справлюсь, нам силы тоже не занимать...
... Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берия сзади, командую:
- Встать! Вы арестованы.
Не успел Берия встать, как я заломил ему руки..."
Цитировать дальше бессмысленно, потому что содержание этого и подобных текстов не имеет ничего общего с истиной. Кажется, сочинители даже не слишком заботились о правдоподобии. Иначе как объяснить возникновение нелепо-мелодраматической сцены рукопашной схватки Жукова и Берия в духе боевиков с Ван-Даммом? Не было этого, как не было и самого ареста, и последующего закрытого суда, и расстрела 23 декабря 1953 года.
На самом деле все произошло проще и страшнее.
26 июня 1953 года, вскоре после совещания на "четвертой даче", к особняку Берия на Малой Никитской подъехали два бронетранспортера. Машины беспрепятственно проникли во двор, ибо охрана (черт знает почему, как писал Булгаков в "Мастере и Маргарите") отсутствовала. Из бронетранспортеров оперативно выгрузилась спецгруппа - пятнадцать превосходно обученных убийц, персональная гвардия Тагилова. Никакого сопротивления, разумеется, Берия оказать не мог и не оказал. Убийцам даже не понадобилось входить в дом Лаврения Павловича, работавшего в кабинете, застрелили через окно. Труп вынесли на носилках, покрытых брезентом...
Личность Лаврентия Берия оценивают по-разному. Кто-то считает его кровавым монстром, другие утверждают, что он был тайным оппозиционером, готовившим демонтаж сталинского режима. Одно несомненно: это был человек сильный, умный и решительный. В ситуации, создавшейся после смерти Сталина, он один имел возможность противостоять Тагилову и компании. С какой целью и с каких позиций противостоять - вопрос другой, но лишь устранив Берия, Тагилов почувствовал себя в безопасности. На Хрущева, Маленкова и прочих он мог внимания не обращать.
Было бы неверным считать, что подлинная история убийства Лаврентия Берия так уж оставалась тайной за семью печатями для всех. Об истине, например, догадывались помощник Берия по атомному проекту Борис Ванников и сын Лаврентия Павловича, Серго. В течение многих лет Серго Берия пытался найти людей, непосредственно учавствовавших в убийстве его отца, но не нашел никого.
Поиски и не могли увенчаться успехом - но не потому, что все эти люди умерли.
15.
Казино почему-то называлось "Алькатраз". Может быть, его новорусские владельцы не знали, что Алькатраз - не райские кущи, а одна из самых мрачных тюрем всех времен и народов... Или наоборот, отлично знали, и в названии казино проявилось их своеобразное чувство юмора.
Владимир Сергеевич Зорин стоял у стола рулетки, в безукоризненном темном костюме, с галстуком-бабочкой, самоуверенный и несколько надменный. У него не было желания играть, тем не менее он пару раз поставил пятидолларовые фишки на черное и выиграл. В роскошном зале (отделка золото на красном, и по традиции всех казино мира ни окон, ни часов) оставалось не так много посетителей, и только что освободился столик для блэк-джека. Зорин подсел к нему, очаровательная девушка сдала две карты. Владимир Сергеевич поднял два пальца буквой "V".
- Сплит, - сказал он. - Я загадал: если будет сплит, это к удаче...
Девушка стандартно улыбнулась. Нечто похожее ей приходилось выслушивать нередко. Карты снова порхнули к Зорину.
- Соррендо, - разочарованно произнес он. - На этот раз нет смысла продолжать.
- Проиграли, Владимир Сергеевич? - осведомился глубокий мужской голос из-за его спины. Зорин обернулся.
- Приветствую вас, Евгений Дмитриевич, - он встал из-за стола. - Я просто развлекался. Недолюбливаю азартные игры. Случайность - не моя стихия.
- Тогда вам больше подошли бы шахматы, - заметил Булавин, пожимая протянутую руку. - Помните, что говорил Сервантес? Жизнь - это шахматная партия, после которой пешки и короли одинаково укладываются в ящик...
Они неторопливо направились в сторону бара.
- И шахматы не люблю, - проговорил Зорин лениво. - Да и что это за сравнение жизни с шахматной партией? На шахматной доске все на виду, все понятно. Вот белые, вот черные. Надо только избрать более эффективную стратегию, чем противник, и быть внимательнее его, и вы обязательно выиграете. Разве это похоже на жизнь?
- А вам какое сравнение по душе? - спросил Булавин, устраиваясь на табурете у барной стойки.
- Преферанс... Что будете пить?
- Что-нибудь безалкогольное... Апельсиновый сок.
- Сок, отлично... А я позволю себе пятьдесят коньяку, хоть и за рулем... Так вот, преферанс, дорогой Евгений Дмитриевич. Это будет вернее. Представьте себе, у вас на руках пять взяток - ну, слабенькая шестерная при удачном раскладе. Партнеры пасуют, что делать? Можно, конечно, уйти в распасовку, она вам ничем особенным не грозит. Но Боже, как хочется играть! Прикуп лежит рубашками вверх, но вы чувствуете, что там два туза, да и обязаны они там быть, не могут не быть... Наверняка два туза. Вы берете прикуп на игру, а там одна мелочь. И делать нечего, приходится играть с тем, что пришло, изворачиваться и надеяться на маловероятную фатальную ошибку партнеров... Вот жизнь, Евгений Дмитриевич. Знание правил - да, стратегия - да, расчет - да. Но всегда есть ещё и прикуп, который не виден.
- Вы романтик, Владимир Сергеевич, - заявил Булавин, не без интереса слушавший Зорина.
- Разве? Никогда не считал себя таковым. Хотя возможно, вы и правы отчасти. Союзы, подобные нашему, немыслимы без романтической составляющей.
Зорин рассмеялся так заразительно, что мало расположенный к открытым проявлениям эмоций Булавин присоединился к нему.
Посмотрев на большие наручные часы в простом стальном корпусе, Зорин сказал:
- Если мы хотим успеть заехать к вам и кое-что обсудить, нужно торопиться...
- Едем, - согласился Булавин.
Они отправились на двух машинах. "Фольксваген" Зорина ничем не выделялся на фоне заполонивших Москву иностранных автомобилей, но машина Булавина - "Пежо-605" - была значительно дороже и приметнее. Зорин не одобрял такого фанфаронства - впрочем, Булавин не всегда раскатывал на "Пежо".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50